«Патриотизм для меня – это битва за каждого человека»

 

Руководитель театра «Гоголь-центр» Кирилл Серебренников считает, что театр обязан говорить не только о приятном

Кирилл Серебренников – тот режиссёр, которого сегодня и обожают, и разносят в пух и прах, с кем связывают перемены в театральной жизни и обвиняют в разрушении традиций. Он тот, кто попал в орбиту недавнего обсуждения и осуждения театральных экспериментов (в телепередаче Дмитрия Киселёва). Его назвали модным, креативным режиссёром с «брутальной внешностью», который больше заботится о форме, а не о содержании. Тем не менее за полтора года со времени назначения на должность художественного руководителя «Гоголь-центра» Серебренников сумел это место сделать притягательным и живым для молодой публики, заполнить до отказа ещё недавно пустующие залы.

– Кирилл, ваш приезд в Петербург связан с показами спектаклей в рамках премии для молодых «Прорыв». Вы приехали награждать?

– Нет, мне вручают эту премию за поддержку молодых талантов. Приятно. Предлагали войти в состав жюри, но я оценил своё время и понял, что физически не смогу посмотреть двенадцать спектаклей. Хотя я, безусловно, очень симпатизирую этой премии, у которой и название очень символичное для Питера, – оно ассоциируется с прорывом консерватизма, блокады, сопротивления.

– А через что вам приходится прорываться, чтобы иметь возможность творческого самовыражения?

– Мне самовыражение интересно в последнюю очередь – гораздо важнее формулировать смыслы, разбираться с собой, с жизнью. Особенно сегодня. За последнее время государство несколько раз пыталось сформулировать нам, что в искусстве хорошо, что нехорошо, что правильно и что неправильно, что традиционно, что нет, что патриотично, что наоборот, – у него это получается топорно и нелепо, ничего, кроме вреда, на мой взгляд, это принести не может. И волнует меня совершенно другое: в чиновничьих головах возникла нелепая мысль, которая рискует отбросить наше искусство на много десятилетий назад. Звучит она так: «Экспериментируйте за свои деньги, а за государственный счёт, будьте любезны, ставьте – как надо». А надо – «традиционное и классическое». Ещё бы знать, как оно выглядит? Это как в Малом или как в МХАТ им. Горького? Или как в Александринке? Или как в БДТ? Идём дальше.

Чем важен эксперимент? Это всегда движение, это то, чем должен заниматься театр, – исследовать границы возможного в искусстве, искать новые пути и формы. Если так негативно относиться к праву художника на «эксперимент», то стоит снова объявить попытки делать новое «пустыми обёртками», «формализмом», «сумбуром вместо музыки» и похоронить любую надежду на развитие театра и на право называться театральной сверхдержавой! Мы думали, что это мракобесие никогда не вернётся, но оно возвращается, да ещё с удвоенной силой, в передовицах газеты «Культура», в пассах телекиллеров, которые снимают про меня «заказные сюжеты», не видя спектаклей. И уж совсем дико в XXI веке отстаивать право режиссёра на интерпретацию классики! При этом, что занятно, у нас в подавляющем большинстве случаев существует как раз совсем другой театр, совсем другое кино – вполне себе не экспериментальное, без интерпретаций, без «формализма». Господ «консерваторов» можно успокоить и предложить действовать – возможно, у них найдутся какие-то режиссёры-почвенники, пусть они ставят духоподъёмные православные спектакли. И пусть они идут, если это кого-то вдохновляет. Площадок полно! Пусть все виды и стили театра существуют. Зритель выберет, куда ходить, что ему интереснее. Время всё расставит по местам.

– Было ли условием вашего прихода в бывший театр имени Гоголя, что вы превратите его в центр для общения, расширите рамки?

– Да, конечно. Мы это формулировали как специальный проект, как новый формат. Не просто театр, а территория свободы, плюрализма в искусстве, центр, где работают профессиональные, состоявшиеся художники, где делают интересные спектакли, проводят дискуссии, читают лекции, показывают художественное кино.

– Не так давно прошла премьера вашего спектакля «Мёртвые души». Судя по отзывам критиков, вы рисуете там довольно мрачную, негативную перспективу для России...

– Нет-нет. Это размышления, иногда грустные, иногда весёлые. Это приключение – по России вместе с Гоголем, вслед за Гоголем. Никакого негатива нет. Спектакль состоит из игровой стихии, а в игре всегда есть обаяние, драйв и энергия увлечённости. И азарт. И лукавство. Текст поэмы балансирует между иронией, болью, горечью и сатирой. И мы полностью следуем этому тексту.

– Это вот и есть любовь к родине?

– Наверное. Для меня патриотизм – сложное, многосоставное чувство. Мне бы хотелось, чтобы его я мог испытывать, не только наблюдая Олимпиаду в Сочи, но и тогда, когда ты каждый день идёшь по улице, совсем не столичной, а где-нибудь в Рязанской или Ивановской области и не чувствуешь стыда. Очень хотелось бы, чтобы не было этого разрыва – между красивым фасадом, который мы являем миру, и закулисьем, часто достаточно неприглядным.

– Демократия приемлема для России, как вы считаете?

– Если мы себе скажем, что нет, то вечно и будем получать разные режимы авторитаризма. Демократия – это когда про каждого, когда судьба каждого человека интересна и важна. И когда каждый человек влияет на судьбу всей страны. Так и современный театр – он обращён не к толпе, не к электорату, не к рейтингу, а к каждому человеку в зале персонально. И вот эти люди все вместе становятся в зале публикой. Так и патриотизм для меня – судьба каждого человека. И битва за каждого человека с ложью, с равнодушием.

– Вы написали в «Фейсбуке»: «Спектакль «Отморозки». Революция. Скоро!» Ваши зрители не воспринимают спектакль по роману Захара Прилепина как прямой призыв на баррикады?

– Кто-то мою шутку в «Фейсбуке» воспринял вполне серьёзно! Но наш спектакль не агитка, а художественное высказывание по поводу болезненных вещей, которые происходят в обществе. От этого спектакля не должно быть «приятно», он, как и его герои, заставляет людей искать правду. Кто-то безоговорочно поддерживает главного героя нацбола Гришу Жилина, кто-то считает его подонком, отморозком. Мы понимаем, что он совершает противоречивые поступки, и не оправдываем его. Но пытаемся понять. Это персонаж нашей жизни, такие мальчики-подранки всё время и делают «великие потрясения» возможными. О самом страшном и неприглядном, я считаю, надо не молчать, а говорить. Если в обществе заложена несправедливость, как тикающая бомба, то эта бомба рано или поздно рванёт. И нельзя делать вид, что этого нет, что всё хорошо, нельзя забывать, что где-то рядом люди находятся в отчаянном положении. Вот про это должно напоминать в том числе и искусство. Театр, если он честный, всегда с народом, он не обслуга богатых или орудие пропаганды.

– На ваш взгляд, искусство способно менять человека?

– Оно побуждает к мышлению. А мышление способно менять человека. Искусство как зеркало. И если оно не кривое, а по-настоящему что-то отражает, то способно заставить человека ответить на самый мучительный и убийственный вопрос, который звучит очень просто: «Кто я?»

– В вашей жизни театр возник как возможность поставить этот вопрос?

– Тягу к театру мне никто не прививал – родители были далеки от этого. И в том театре, в который я ходил в детстве – Таганка, Театр Васильева, Захарова, – я испытывал очень сильные чувства, которые меня меняли. Я ходил на острые философские спектакли. Мне было больно, меня всего переворачивало. Я плакал. Но мне это было важно. Каждый раз я выходил через эти болевые ощущения с изменённым сознанием. После этой «вивисекции» в театре мне становилось лучше и легче.

– Сегодня в театры спущена идея по поводу работы в регионах – поднимать там театр, ездить столичным коллективам на гастроли. Вы будете принимать в этом участие?

– Совсем недавно мы объявили о копродукции «Гоголь-центра» и Ярославского театра драмы имени Волкова – проекте «Кому на Руси жить хорошо?». Мы задумали поехать в экспедицию в Ярославскую область, посмотреть на настоящую Россию. И пусть она посмотрит на нас.

– В Ярославский театр пришёл интереснейший руководитель – Евгений Марчелли, в БДТ назначен режиссёр с европейским именем Андрей Могучий, вы возглавили «Гоголь-центр». Незамшелые подходы. Власть умнеет?

– Жизнь идёт. Всё развивается. Несмотря ни на что. «Жизнь победила смерть неизвестным для меня способом». Так это звучит у Хармса?

 

Беседовала Елена Добрякова