Вера спасает от наркотиков

Корреспонденты «НВ» побывали в православном реабилитационном центре для наркозависимых

– На жетончик! – промямлил неопрятный подросток, определить пол и возраст которого я не смогла. Серое лицо, тени под глазами, блуждающий тупой взгляд. Ясно, что «жетончиком» просящий пользуется регулярно, но в поисках земного рая попадёт на тот свет. Другого маршрута у таких «пассажиров» нет, кроме реабилитации, но это путь многотрудный и длительный. Поначалу у меня были предубеждения, способен ли православный центр исправить то, что не смогли сделать врачи. Но, пообщавшись с реабилитантами разных этапов, я поняла, что духовное возрождение и труд – единственное спасение для этих людей…

Дневной стационар для наркозависимых находится в Митрополичьем корпусе Александро-Невской лавры. «Задача дневного стационара – мотивировать на реабилитацию», – говорит руководитель отдела Санкт-Петербургской митрополии по противодействию наркомании и алкоголизму протоиерей Сергий Бельков. Он же – настоятель храма Коневской Иконы Божией Матери в посёлке Сапёрное, при котором находится реабилитационный центр для наркозависимых. Подготовка в дневном стационаре длится 1–3 месяца – это первая ступень реабилитации перед отъездом в загородный центр. С утра и до вечера воспитанники дневного стационара занимаются с психологами и арт-терапевтами, беседуют со священниками, изучают Писание, ходят на молебны.

Реабилитационный центр в Сапёрном был создан в 1996 году. В Сапёрном и Красноармейском реабилитацию проходят мужчины, в Торфяном – женщины. Правда, площадка в Красноармейском не достроена, но там живут волонтёры. Сегодня в общине 24 брата, 7 сестёр. Загородные общины существуют благодаря помощи спонсоров, церковной лавке и продаже фермерских продуктов.

Дневной стационар в лавре

 

– Вначале в трапезную, потом познакомлю с ребятами, потом… – Валерий Клюка со скоростью выстрела выпалил план действий, когда мы пришли в лавру. Вряд ли кому-то придёт в голову, что этот благочестивый прихожанин – бывший наркоман, семь лет отсидевший за вымогательство и грабежи. Валерий пробыл в Сапёрном дольше всех – четыре года. Сегодня он – куратор амбулаторного центра, помощник отца Сергия. Сапёрное не нуждается в рекламе, но история Клюки – наглядное подтверждение эффективности работы центра.

Дневной стационар – этап, на котором человек должен определиться, подходит ему программа православного центра или нет. Прийти в лавру может и атеист, и православный, и иноверец, но остаться и попасть в загородный центр, не будучи православным, нельзя. Это попросту бессмысленно, ведь программа строится на трудотерапии и молитве.

Возраст реабилитантов, которых с поступления в дневной стационар называют «братья» и «сёстры», – 18–34 года. В группе обычно не больше 12 человек. Девушек меньше, чем молодых людей. Пропуск занятий без уважительной причины грозит исключением из программы. Кандидатуры на переезд в загородный центр рассматриваются коллегиально.

…17-летнего Дмитрия выгнали из техникума из-за наркотиков. Врачи направили парня в лавру – для перевоспитания. В клинику Дима не вернулся, а на занятия в дневной стационар ходит уже полгода. Выглядит болезненно, хотя говорит, что справился с тягой и хорошо себя чувствует. Он немного заторможен, а взгляд карих глаз сложно назвать ясным.

– В клиниках дают понять, что наркоман – приговор на всю жизнь. А в лавре через молитву ты действительно меняешься, – признаётся Дмитрий. – Самому себе тяжело признаться, что ты наркоман. Знаете, наркотик – это… отмычка от «рая».

Дима поедет в Сапёрное, как только станет совершеннолетним.

 

Братья из Сапёрного

Суббота. Въехали в Сапёрное. Деревянный храм Коневской иконы Божией Матери и прилегающие постройки напоминают сказочные терема. Кстати, узорные наличники реабилитанты вырезали сами, трое из них теперь работают реставраторами в Русском музее. На территории – две церкви, ферма, хозяйственные постройки, жилые корпуса, баня, трапезная, гостиница для сестёр, дом батюшки. Пруд, фонтан, качели, беседка, калитка, за которой – корпуса воспитанников. Не верится, но всё это построено на месте стихийной свалки.

Выходишь из машины – голова кружится от свежего воздуха. Мы приехали в пасмурный апрельский день, но представили, как тут живописно летом. Во дворе – дежурный с голубой повязкой на рукаве и такими же голубыми глазами. «Охранник, – думаю, – какой благообразный. Какой-то нетипичный наркоман». Но у благообразного Михаила прошлое вполне земное, точнее – уголовное, как у многих его товарищей.

Я ждала увидеть фриков, угрюмых, бледных и тощих, а на деле… Единственным худеньким и бледным человеком в Сапёрном оказалась я. А местные – кровь с молоком: телом крепки, румянцем ярки. Как смеются сами реабилитанты, набрать за год-два 20 килограммов – в порядке вещей. Работа на свежем воздухе, здоровое питание и духовная работа над собой даёт видимый результат, к тому же ребят тянет на сладкое.

Воспитанники в общине вежливые и приветливые. Если поначалу мелькала мысль: «Что это он, благостный, слова в простоте не скажет», то, пообвыкнув, поняла, что духовная перестройка просто не может не повлиять на манеры и лексикон. Никто не матерится, не скажет, что «ширялся» или «торчал», – сленг под запретом. А слова «грабёж» или «убийство» заменяются эвфемизмом «криминал». Душевная работа невидима: «дурь» вымывается благодаря работе над собой и труду, очищает разум и просветляет взгляд. Кстати, именно ясность взора отличает «загородников» от ребят из дневного стационара.

– Помню, после бани мы поднимались на второй этаж в халатах – хорошо, душа радуется. Машины мимо проезжают, сигналят: «Можно к вам?» – «Конечно! 10 лет на героине – и присоединяйся!» – с ностальгией вспоминает Валерий Клюка, подводя нас к птичнику, построенному на месте сгоревшей бани, и ферме.

На ферме – как в Ноевом ковчеге: коровы, свиньи, овцы, козы, индюшки, куры, цесарки. Как входишь – тепло, в нос бьёт терпкий запах навоза. Роковой брюнет Сергей убирает стойло с козами. Всем хорош красавец, кабы наколки не напоминали о мутном прошлом. Ему 30 лет, в Сапёрное приехал полтора года назад из Ржева. Авантюрная натура и избыток праздности требовали адреналина и «романтики», в поисках которой Сергей начал воровать с 17 лет. Дважды сидел, был в федеральном розыске, то есть, как он выражается, занимался криминалом. После очередной отсидки понял, что надо что-то менять в жизни. Женился. Молодожёну бы жить припеваючи: супруга, ребёнок, свой бизнес, но Сергею что-то не припевалось. Начал баловаться наркотиками и, естественно, втянулся… 

– К наркоманам я относился пренебрежительно и не мог поверить, что сам уже стал одним из них, – вспоминает мой собеседник. – С мака перешёл на героин. Опустился, потерял машину, сел за мошенничество. В тюрьме попадал в изолятор из-за наркотиков. Вышел, но лёгкими наркотиками продолжал баловаться, а через год снова вернулся к героину. Мне было очень плохо. Потерял веру в себя. В 30 лет наконец понял, чего хочу от жизни. Амбиции, гонка за деньгами и адреналином сегодня мне не нужны. Благодарен за всё, что у меня было в жизни: не будь криминала и наркотиков, не пришёл бы к Богу.

– Человек по природе своей стремится к наслаждению... Наркотики приносят удовольствия, которые сильнее здоровых простых радостей раз в десять, – говорит иеродиакон Василиск, бывший реабилитант, принявший постриг. Теперь он помощник отца Сергия. – Я попробовал в 14 лет. Поначалу это было заигрыванием: из-за самонадеянности был уверен, что в любой момент брошу. Самонадеянность и гордость – основные пагубные причины вхождения в эту беду.

На ферме нашим гидом стал Стас. Ему 26 лет, в Сапёрном почти три года. Обаятельная мальчишеская улыбка, внимательный взгляд. Невысокий, но физически крепкий, он совсем не похож на клубного гламурного мальчика, каким был раньше. 

– Почему ты стал принимать? – спрашиваю я.

– Наверное, искал новых удовольствий, – улыбается парень. – Всё начиналось в 14 лет с марихуаны, думал, что это и не наркотик. По телевизору говорили, что наркотики – это прикольно и весело. В 22 года дали условный срок, но я не образумился. Грабил, чтобы достать деньги на наркотики и еду. Стал ночевать в парадных, на вокзале, кантовался у друзей, пытался снимать комнаты. Наконец понял, что деваться некуда. Так и попал в Сапёрное. Если я останусь с Богом, бояться нечего. Господь меня привёл сюда, показал новую жизнь, поэтому я не хочу Его обидеть. Мне казалось, что мир агрессивен, и ты должен быть таким же агрессивным. За три года я прошёл большой путь… Иногда уезжаю домой. Поначалу очень волновался, не хотел встречаться с ребятами из прежней компании. Один раз мы столкнулись лицом к лицу, но… они меня не увидели, как будто Бог стену поставил.

 

Сёстры из Торфяного

 

В посёлке Торфяное отец Сергий и его помощники открыли первый в России женский православный реабилитационный центр, рассчитанный на 12 воспитанниц. Сейчас там 7 девушек, во главе их общины – монахиня Николая.

По сравнению с Сапёрным, куда ежедневно приходят миряне, Торфяное – настоящий хутор. Время тут будто остановилось. Только когда в общину приезжает отец Сергий провести молебен, в храм подтягиваются окрестные старушки. Одеты сёстры по монастырским канонам: юбки, платки. Нельзя пользоваться духами, косметикой, носить украшения.

Как и братья, сёстры крепкие и румяные. Впрочем, когда я случайно увидела фото одной из моих собеседниц до реабилитации, не узнала её: скелет, обтянутый нездоровой кожей. Глядя на скромниц с косичками, с трудом верится, что они бывшие наркоманки: ни дать ни взять крестьянки на выданье. И эта ассоциация не случайна: девушки, пересмотрев свою жизнь, приходят к пониманию того, чего действительно хотят, мечтают о семье и детях.

Сёстры ухаживают за коровами, кроликами, огородом. С мужской работой помогают справиться братья из Сапёрного.

Анна – старшая сестра – показывает хозяйство. Говорить о прошлом, мусолить воспоминания о наркотиках здесь не принято, потому вопросы о прошлом обескуражили мою собеседницу. У 27-летней Анны натруженные руки и, как она сама шутит, фигура будущей детородной мамы. Она приехала в Торфяное из Кемеровской области два года назад, прошлую жизнь на героине называет мраком: 

– Поначалу было тяжело. Скрыть прошлое не пытаюсь... Наркотиками я заполняла пустоту в душе. Была уверена, что смогу остановиться, и попала в ловушку. Если ты не забудешь Бога, то всё будет хорошо.

– Что вы в свободное время делаете? – пытаюсь я «приземлить» беседу.

– А его и не бывает, – смеётся Аня. – Пока коров подоишь, бросишь дров в кочегарку, чтобы дом был тёплым, вымоешься – и спать пора. Стараюсь на ночь читать хоть страничку духовной литературы.

Оглядываюсь по сторонам: длинный стол, скромно, но изящно накрытый к чаю, камин. На стене – копия картины «Видение отроку Варфоломею», манерой письма напоминающая «Воскрешение Лазаря» в Сапёрном. Это подарок от бывшей воспитанницы, которая раньше подделывала картины, чтобы заработать на наркотики, а после реабилитации расписывает фарфор. Рассказывая о жизни в Торфяном, мать Николая сформулировала главную заповедь общины:

– У нас не принято врать. Без доверия ничего не получится…

 

по пунктам

Запреты и правила

• Рекомендованное пожертвование при поступлении в дневной стационар – 2000 рублей в месяц. Однако, если человек не может сдать эту сумму, его никто не выгонит.

* При поступлении в загородный центр новичок переводит 3000 рублей на свой личный счёт. Этими деньгами он пользуется сам, но через сотрудников. Живые деньги иметь запрещено.

• В дневном стационаре рекомендован отказ от курения, в загородном центре курить запрещено.

• Живут реабилитанты в деревянных корпусах на несколько келий, рассчитанных на 5 человек. Условия там хотя и строгие, но не аскетичные. В домиках тепло (водяное отопление от общей котельной), есть санузел с душем, несколько раковин.

• Загородные центры устроены по типу монастырской общины. Каждый воспитанник получает послушание: кто-то убирает в трапезной (готовят повара), кто-то работает на ферме или в теплице.

• На трапезу собираются по звону колокола, смена блюд – по колокольчику настоятеля. Во время еды говорить может только чтец – воспитанник, получивший послушание читать Писание.

• Нельзя пользоваться мобильным телефоном и ноутбуком, иметь дорогостоящие вещи.

• Светская литература под запретом, как и телевизор с интернетом. Классика разрешается только окрепшим духовно.

• Потребление или хранение наркотиков, алкоголя, рукоприкладство означает немедленное изгнание из общины.

• Если между молодыми людьми из Сапёрного и девушками из Торфяного возникает влюблённость, кому-то из них предлагается покинуть центр.

• Раз в месяц ребята звонят домой, но пока воспитанник не будет готов, встречи не будет. Близкие могут приезжать к ребятам раз в три месяца.

• Волонтёрам (это ребята, желающие продлить пребывание в общине на год после года обязательной реабилитации) разрешено пользоваться сотовым телефоном и раз в месяц ездить домой. Они живут на довольствии, зарплату не получают.

• Второй раз попасть в общину нельзя.

 

прямая речь

Отец Сергий Бельков, настоятель храма Коневской иконы Божией Матери:

– Наркоманом становятся при отсутствии твёрдых нравственных основ. Страсти бывают разные, наркотическая – одна из них, и подвержен им может быть любой человек. Страсть укореняется, когда грех повторяется. Наша задача – нравственно изменить человека.

 

Валерий Клюка, куратор амбулаторного центра «Сапёрное»:

– Цель медицинского центра – получение денег за детоксикацию. По сути, реабилитации там нет, ведь любой человек, выйдя на улицу из закрытого заведения, начнёт принимать снова. Пока человек употребляет наркотики, он приносит колоссальную прибыль врачам, распространителям, платным центрам и так далее. Ребята сами принимают решение, как жить дальше. Нам несложно оставить воспитанника работать в общине, но такой задачи у нас нет. Воспитанник должен вернуться в свою семью и жить нормальной жизнью. А срок восстановления у каждого свой.

 

Александр Софронов, главный психиатр и главный нарколог Санкт-Петербурга, доктор медицинских наук:

– Без духовного начала социальное развитие человека невозможно вообще, а изменение поведения с деструктивного на созидательное и подавно. Путь к вере и искание Бога может занять всю жизнь и не завершиться обретением веры. Нужны пастыри, наставляющие на путь истинный. В этом отношении пребывание в конфессиональном центре представляет редкую возможность для заблудшего получить знание и благословение и через него прийти к Богу.

Мария Башмакова. Фото Александра Гальперина