О бедных двойняшках замолвите слово – 2
Маленькие петербурженки, которым выделена квартира благодаря вмешательству «НВ», вновь остались без отдельного жилья
Семь лет назад «НВ» рассказало о несправедливой истории, в которую попала семья петербурженки Ольги Кузнецовой («НВ» от 16 февраля 2007 года «О бедных двойняшках замолвите слово!»). Тогда благодаря вмешательству газеты проблема семьи благополучно разрешилась, но теперь, спустя семь лет, «НВ» выяснило, что в судьбе двух девочек, за которых мы вступились, вновь не всё так радужно, как казалось поначалу.
Напомним, за три месяца до выхода первой публикации «НВ» в ДТП погибла единственная дочь Ольги Валерьевны Кузнецовой Яна. Без матери остались двойняшки Оля и Ксюша, которым не исполнилось и пяти месяцев от роду. Накануне трагедии жилищная комиссия Красногвардейского района решила предоставить семье, стоявшей в очереди на улучшение жилищных условий ещё с 1979 года, в связи с рождением двойняшек двухкомнатную квартиру на проспекте Косыгина. Однако, узнав о гибели Яны, чиновники тут же передумали. Ольге Валерьевне ничего не оставалось, как обратиться в суд...
Эта история чиновничьего бессердечия и произвола возмутила не только простых петербуржцев. Публикация «НВ» попала на стол Валентине Матвиенко, в ту пору губернатора Петербурга. Не берёмся гадать, какой разговор и на каких тонах состоялся у главы города с подчинёнными, но уже через несколько дней семье было вручено распоряжение о предоставлении той самой «двушки» на Косыгина. Мало того – чиновники согласились помочь с ремонтом.
Не скроем, мы – коллектив «НВ» – тогда даже гордились, что внесли свою скромную лепту в торжество справедливости для этой семьи. Если уж злой рок отнял у двух детишек самое дорогое, то хотя бы их будущее будет обеспечено и жить они будут в просторной отдельной квартире! Но на днях история получила неожиданное продолжение. Оказалось, что отец двойняшек Алексей Карсаков два года назад продал принадлежащую детям квартиру, которую с такими усилиями удалось получить от города. Никаких прав на это жильё он не имел – квартира, полученная благодаря бабушке, которая много лет стояла в очереди на улучшение жилья, её настойчивости в суде и, наконец, поддержке губернатора города, была приватизирована на Олю и Ксюшу. Отца, проживавшего на дачном участке в посёлке Рахья, лишь прописали к детям, поскольку по закону несовершеннолетние не могут быть зарегистрированы по месту жительства без законных представителей, а таковым является только их отец.
Обо всём этом бабушка девочек Ольга Валерьевна узнала лишь сейчас, в суде, куда обратилась с требованием определить процедуру её общения с внучками. Дело в том, что после гибели Яны отношения тёщи и зятя совсем разладились, некогда худой мир между ними сменился «холодной войной», и бывшие родственники никак не могут прийти к какому-то компромиссу в отношении встреч бабушки с внучками.
– Алексей вскоре после гибели Яны женился, в его новой семье есть общий ребёнок, – рассказывает Ольга Валерьевна. – Говорят, он продал дачный участок в Рахье и сейчас строит дом во Всеволожске. Мне до сих пор непонятно, каким образом он умудрился продать квартиру детей. Ведь я каждый год ходила в органы опеки и по своему месту жительства, и в опеку муниципального образования «Пороховые» по месту регистрации Оли и Ксюши, просила, чтобы они контролировали ситуацию, поскольку всякое допускала. Мы больше 30 лет стояли на очереди, и когда Яна родила двойню, ей предоставили эту квартиру. Так вот Алексей, как только выдали смотровой ордер, сразу сказал: «Я эту квартиру отремонтирую и продам». Но Яна была категорически против, заявив: «Это – квартира моих родителей. Именно они должны были её получить по очереди, а мы получили вместо них. Но теперь это – жильё детей». Мне в опеке клялись и божились, что с квартирой ничего не будет сделано. Но как же тогда сделка была осуществлена? Чем руководствовались органы опеки, давая согласие? В суде представители опеки МО «Пороховые» заявили, что они не знали, что на Косыгина Алексей уже не зарегистрирован, что он им ничего об этом не сказал. Но как же он ничего не сказал, если без согласия органов опеки продажа квартиры была невозможна?
Защищать имущественные интересы своих внучек Ольга Валерьевна по закону не имеет права, поскольку не является их официальным представителем.
– Я даже счета внучкам не могу в банке открыть, чтобы положить деньги до совершеннолетия девочек, – это может сделать только законный представитель, то есть отец, – говорит Ольга Кузнецова. – А он так поступил. Ведь квартира – это всегда квартира, тем более в Петербурге. Она принадлежала девочкам поровну. Выросли бы они, допустим, создали свои семьи и всегда смогли бы её продать, разделив деньги, или разменять с доплатой. А долю в частном доме как продашь? Ведь жизнь непредсказуема. И куда девочкам идти в случае чего?
Всё, чего хочет Ольга Валерьевна, – знать, что девочки не остались ни с чем, и иметь возможность встречаться с ними. Ведь после гибели единственной дочери Оля и Ксюша – единственные, ради кого она живёт. Но сама она не вправе биться за их имущественные интересы. Единственная структура, к которой она может апеллировать, – прокуратура. Только прокурор может вмешаться в эту весьма щекотливую ситуацию и проверить, не нарушил ли отец права детей и чем руководствовались органы опеки, давая согласие на такую сделку.
авторитетно
«Девочки лишились собственного жилья»
Александра Кагарлицкая, адвокат:
– Сделки в отношении имущества несовершеннолетних не могут осуществляться без согласия органов опеки. По самому благополучному варианту девочкам должны были выделить долю в том доме отца. Но это лишь доля в праве, к тому же неизвестно, сколько в этом доме собственников и какова величина доли девочек. А здесь у них была целая квартира. Через десять лет девочки достигнут совершеннолетия. Рыночная стоимость частного дома может быть какой угодно. Но рыночная стоимость продажи доли в доме незначительна – согласитесь, кто захочет купить себе долю в частном доме? В случае разлада отношений с отцом девочки могут предложить ему выкупить свои доли, но тот может и отказаться. Тогда всё, что им остаётся, если отец не обеспечит их отдельным жильём, – либо за копейки продавать свою долю через так называемых чёрных риэлторов, либо снимать.
По большому счёту, девочки лишились собственного жилья, которое с таким трудом получили. Опека же должна давать разрешение на такие сделки лишь в том случае, если они не ухудшают права несовершеннолетних. А с учётом обстоятельств, что дети воспитываются мачехой, что у папы другая семья, в которой есть несовершеннолетний ребёнок, что отец и так был обеспечен жилплощадью, являлось ли это улучшением условий детей? По моему мнению, нет. Ведь девочки превратились из единоличных собственников квартиры в Петербурге в лучшем случае в участников какой-то большой общедолевой собственности, к тому же находящейся в области. Рыночная стоимость двухкомнатной квартиры на Косыгина – минимум пять миллионов рублей. Но ни одна доля в праве в частном доме таких денег стоить не будет.
из первых уст
«Мы просто решили расшириться»
Алексей Карсаков, отец Оли и Ксюши:
– Да, квартиру я продал. Дом в Рахье, где они жили с рождения, оформлен на девочек. Продал я квартиру потому, что купил во Всеволожске участок, сейчас достраиваем дом. У детей будет доля в этом доме, поскольку дом в Рахье мы тоже продаём. Что будет, когда дочки вырастут? Ну, до этого момента у меня ещё лет пятнадцать как минимум есть. Если на то пошло, дом во Всеволожске площадью более 300 квадратных метров – это намного лучше, чем квартира на двоих в городе. Да, в доме у них будет доля, и что? Мы просто решили расшириться, чтобы было больше пространства. У детей будет по отдельной комнате. Они учатся в хорошей платной школе во Всеволожске. Я стараюсь обеспечить их всем необходимым. Ну а как иначе? Да, отношения с Ольгой Валерьевной у нас не складываются. Я ей не отказывал в общении с девочками, а просто предложил другой график – 4–5 часов общения в моём присутствии один раз в месяц. Вопрос был только в этом.
от редакции
Не спорим – юридически в этой истории всё может быть без сучка и без задоринки. Рассуждая с формальной точки зрения в категории квадратных метров и площади придомовой территории, отец наверняка улучшил жилищные условия детей. И его желание жить с новой семьёй в просторном доме похвально. Но помимо всего этого есть ещё и моральная сторона истории – куда ж без неё?
Образно выражаясь, та «двушка» на Косыгина была «материнским капиталом», который оставила погибшая Яна своим девочкам. Не успев дать детям своей любви, она словно оставила им эти стены, но стены оказались разрушены, а их обломки пошли на улучшение жилищных условий отнюдь не только детей Яны. Не сомневаемся, что папа хочет лучшей жизни для Оли и Ксюши. Но кто знает, как сложится жизнь?
Сегодня Алексей успешно ведёт бизнес, он здоров и относительно молод, а что будет завтра? Не продай он детскую квартиру – в случае любых жизненных неурядиц у девочек было бы своё отдельное жильё в Петербурге, которое всегда можно сдать, продать, разменять. А что сделаешь с долей в частном доме в Ленобласти, в котором ещё неизвестно сколько сособственников? Где жить, если отношения между живущими в одном доме людьми станут невыносимыми? Идти к бабушке в коммуналку или на улицу?
Нам непонятно, почему этими лежащими на поверхности вопросами не задались сотрудники органов опеки, которые по своему статусу должны ими заниматься. Ведь именно органы опеки дали добро отцу девочек на продажу квартиры, ему не принадлежавшей. Подчеркнём – ни сантиметра в 2-комнатной квартире не принадлежало отцу, который стал продавцом жилья. Сделку он совершал на правах представителя несовершеннолетних. И именно органы опеки являются той стороной, которая обязана взвесить все плюсы и минусы предстоящей сделки и, возможно, посоветовать отцу подождать с продажей до того момента, когда девочки сами будут способны распорядиться своей собственностью. В конце концов, ведь не за порядок в бумажках отвечают чиновники, а за судьбу детей…
