«Важно быть честным перед самим собой»
Актёр и режиссёр Александр Галибин считает, что компромиссы возможны, если они не связаны с подлостью и предательством
К сожалению петербургских поклонников Александра Галибина, приходится признать: с родным городом планы актёра и режиссёра, увы, не связаны. В Москве он репетирует очередной интересный театральный проект, набирает курс, и если куда и ведут его пути, то в далёкий Казахстан. Итак, подробнее обо всём…
– Александр Владимирович, когда мы с вами встречались год назад, вы «горели» двумя проектами – предстоящими съёмками «Бесов» и подготовкой к собственному фильму. «Бесов» мы увидели, а что с вашим проектом?
– Мы выиграли грант Минкультуры и сейчас практически находимся в запуске. Пишу режиссёрский сценарий, ищу оператора, художника, пытаюсь уловить стилистику будущего фильма. И в феврале-марте будущего года, думаю, начнём съёмки в Казахстане.
– Опять же помню, что вы этот фильм хотели посвятить отцу, его детству. Но ведь он блокадный ребёнок.
– Да, «Золотая рыбка» (так называется сценарий, сам фильм, возможно, будет носить другое название) не имеет отношения к блокаде. Но и посвящение связано не с конкретной судьбой моего папы, а с ощущением того трудного и очень насыщенного впечатлениями детства, которое пережило его поколение. Герои фильма – такие же мальчишки, каким он был в послевоенные годы, и совершали детские поступки, которые оставляют след на всю жизнь. Сюжет завязан на том, что за двумя мальчиками, оказавшимися с мамой в эвакуации в Казахстане, приезжает отец, чтобы забрать их в Ленинград, но попадает в госпиталь. И мальчикам для того, чтобы помочь отцу выкарабкаться из болезни, приходится совершать героические, совершенно недетские поступки. Добавлю ещё, что многое завязано на казахах, на их взаимоотношениях с эвакуированными. Так что здесь есть о чём рассказать…
– И всё-таки, почему вы решили рассказать не о собственном детстве, а о детях 1940-х?
– Во-первых, уходит то поколение, и вместе с ними уходит целая эпоха, и мне хотелось отдать дань тому прошлому. А во-вторых, моё детство не было столь насыщено событиями, чтобы о нём можно было интересно рассказать с точки зрения кинематографа. Другое дело, что свои ощущения, как проекцию, я могу опосредованно передать через истории других людей. Вот сейчас мы с Иосифом Райхельгаузом (создатель и художественный руководитель московского театра «Школа современной пьесы». – Прим. ред.) репетируем новую пьесу Евгения Гришковца «Уик-энд». Я играю главную роль – бизнесмена, который накануне уик-энда узнаёт, что в понедельник он будет арестован по обвинению в экономическом преступлении. Понятно, что ничего подобного я сам не переживал, хотя не раз оказывался в критических ситуациях.
– И к чему приходит герой Гришковца?
– Поначалу он покупает билеты в Лондон, но в итоге остаётся.
– Что же его остановило? Неужели муки совести? Любовь к родине?
– Не буду раскрывать интригу. Но признаюсь, поначалу я отказывался от этой роли как только мог. Именно потому, что считал, да и сейчас считаю, что люди, подобные моему герою, в такой ситуации всё-таки уезжают за границу. Но потом мне самому стало интересно пройти тот внутренний путь, который прошёл герой за несколько часов до неминуемого ареста и в конце концов привёл его к отказу от бегства. Могу сказать, что это, безусловно, путь сильного человека. И эта пьеса интересна тем, что, по сути, Гришковец предпринял попытку глубокого психологического осмысления современного героя.
– А вы предпочитаете путь борьбы или готовы идти на вынужденный компромисс?
– Дело в том, что есть компромиссы, а есть Компромиссы. Не люблю громких заявлений по поводу духовной свободы. В конце концов, у каждого человека свой путь, который есть целая система поступков, как внешних, так и внутренних. И если на этом пути человек совершает какое-то отступление – не связанное с подлостью, с предательством других во благо себе, – то такие компромиссы возможны.
– В последнее время всё чаще возникает вопрос, должен ли художник заниматься политикой.
– Если говорить о театре вообще, то нет, не должен. Если говорить о конкретных людях… Я думаю, каждый должен заниматься своим делом. В политике врут все, и если сам в этом не разбираешься, то не сможешь быть объективным. Понимая это, я, во всяком случае, не хочу участвовать ни в чём подобном. Я не вступаю в полемику во всевозможных соцсетях, потому что мне не хочется тратить свою жизнь на разборки с чужими людьми, мне не интересна эта помойка, грязь, не хочу этих осколков. Лучше я буду честно делать своё дело и заниматься своей семьёй, у меня, слава богу, есть дети, уже внучки...
– Вы ушли во внутреннюю эмиграцию…
– Да нет, я никуда не ушёл. И я не говорю, что меня не интересует происходящее в моей стране, её жизнь. Нет, это не так. Я нахожусь на позиции своей страны, тех людей, которые мне дороги, и мне этого достаточно.
– Губернатор фон Лемке, которого вы так замечательно сыграли в экранизации «Бесов» Владимира Хотиненко, тоже старался оставаться «в стороне». Не получилось…
– И всё-таки сам Достоевский, если почитать его дневники, оставался, как вы говорите, «в стороне». В своих произведениях, дневниках он лишь описывал собственные ощущения от того, что читал, видел, переживал. Он же не лез на баррикады или, наоборот, трибуны. Нет, он просто высказывал свою позицию. И иногда был весьма нелицеприятен, но всегда – честен и открыт. Недавно в интернете ходила потрясающая дневниковая запись Достоевского. К сожалению, дословно её не вспомню – слишком велика, – но удивительно освещает проблему взаимоотношений славянских народов (из «Дневника писателя» за сентябрь – декабрь 1877 года: «По внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому – не будет у России, и никогда ещё не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобождёнными!» – Прим. авт.).
Эта позиция мне близка. Ведь я согласился сниматься в «Бесах» не только потому, что всегда интересно поработать с хорошим режиссёром, и не потому, что это классика. Тем более что мне пришлось, естественно, перед съёмками в какой раз перечитать «Бесов», а я от этого чтения не получаю никакого удовольствия – слишком долго меня тревожит, беспокоит прочитанное, у меня буквально физическое ощущение, что меня вываляли в грязи. Но всё же мне было важно в этом проекте участвовать ещё и потому, что бесовщина, которая как явление описана в романе, существует в обществе. Иногда открыто, иногда скрыто. Сегодня – абсолютно открыто. Поэтому, мне кажется, Хотиненко попал в яблочко с этой картиной.
– Вы сами стараетесь максимально отстраниться от негатива, но можете ли от этого уберечь и свою 11-летнюю дочь?
– А почему нет? Она не вне социума, она переживает, волнуется по поводу того, что происходит вокруг. Но для меня в этом смысле важно то, что она не копит в себе непонятные для неё вопросы, а идёт к нам с Ирой (актриса Ирина Савицкова, супруга А. Г. – Прим. авт.) и пытается с нашей помощью в них разобраться. К тому же нам очень здорово повезло со школой – туда не боишься отпустить ребёнка, опасаясь, что ему там предложат, скажут. Там педагоги не позволяют себе делать замечания политического характера. Я считаю, что в школе такие вещи непозволительны. Зато дети этой школы с первого класса поют военные песни, отмечают День снятия блокады. Эти дети не живут вне контекста страны, они живут в согласии.
– Опять же, сейчас много говорят о воспитании патриотизма. У вас есть «рецепт»?
– Я думаю, что поставлю Ксюше несколько советских фильмов, она их посмотрит и сама сделает выводы. Мы с Ириной никогда не навязывали дочери свою точку зрения, поэтому она воспитана абсолютно свободным человеком, со своей позицией. Иногда я даже удивляюсь, насколько она самостоятельна в своих суждениях… Вообще, когда я говорю о воспитании, то всегда вспоминаю собственных родителей. Они прожили трудную, но счастливую жизнь. Это не была «стерильная» семья – родители, бывало, ругались, не хватало денег, не обходилось без каких-то семейных неурядиц. Но главное, что они жили честно. И мне важно быть честным перед самим собой и перед другими, чтобы этому же научить и Ксюшу.
– А вы никогда не думали о педагогической деятельности?
– Я сейчас, кстати, набрал при Школе современной пьесы актёрско-режиссёрский курс. Чему очень рад, потому что всегда готов делиться опытом. Ведь если этого не делать, то разрушается связь поколений и знания теряются.
– И это предложение из Москвы. Не хочется вернуться в родной Петербург?
– Я бы с удовольствием, но, с другой стороны, признаюсь, меня уже как-то затянула жизнь Москвы. Мне вообще нравится жить в очень интенсивном ритме – во мне абсолютно нет той неспешности, которая свойственна петербуржцам. Более того, мне тяжело жить в инертном городе – я помню, как бегал по Петербургу с предложением поставить «Сахалинскую жену» Елены Греминой или «Обломоff» Михаила Угарова (представители так называемой «новой драмы». – Прим. ред.), но никто не соглашался. А ведь каждая из этих пьес в результате стала культурным событием. А в Москве мне предлагают много чего интересного. Мне очень нравится то, как я живу сейчас.
Беседовала Елена Боброва
