«Лихачёв умел принимать чужие взгляды»
Внучка академика Дмитрия Лихачёва рассказала «НВ» о том, каким был её дед в жизни, в семье и чему научил своих потомков
Первый почётный гражданин Санкт-Петербурга, академик РАН, исследователь древнерусской литературы Дмитрий Сергеевич Лихачёв ушёл из жизни 15 лет назад. В канун этой даты внучка Дмитрия Лихачёва, тележурналист Зинаида Курбатова, уже более трёх лет живущая в Москве, встретилась с корреспондентом «НВ». Наш разговор состоялся в её петербургской квартире на Петроградской стороне. Здесь практически нет вещей, принадлежавших Дмитрию Сергеевичу, – всё давно передано в дар Музею истории города. Но дух прошлого будто витает в этом доме, где много старых фотографий в альбомах и на стенах.
– Он был очень неравнодушным человеком, что, на мой взгляд, и характеризует человека интеллигентного, – вспоминает деда Зинаида. – При дедушкиной жизни и сейчас часто встречала фразы, что он ура-патриот, националист, шовинист и даже антисемит. Удивительные выводы! Деда всегда интересовали и вызывали у него глубокое уважение народы, национальности и их культура. Он очень сочувствовал ссыльным советским немцам и всячески старался им помочь. Среди наших знакомых была Татьяна Руди, молодая учёная, немка, её родители жили в Ленинграде, а потом всю семью выслали в Казахстан. Татьяна приехала поступать в аспирантуру, и дедушка её усиленно опекал, считая, что её надо вернуть в Ленинград и восстановить историческую справедливость. Дедушка сделал всё, чтобы она осталась в институте.
– У него было обострённое чувство справедливости?
– Думаю, да. И в этом смысле на него очень повлияли Соловки, куда его студентом сослали на пять лет. Заканчивал он свой срок на Беломорско-Балтийском канале как ударник. Но пока Дмитрий Сергеевич был на Соловках, он пытался что-то сделать для малолетних преступников. Как-то он заметил, что из-под нар тянется грязная ручка, оказалось, что там сидят дети – без одежды, оборванные, голодные, завшивленные, недаром их и называли «вшивками». Дети были гораздо менее защищёнными, чем взрослые: могли свою одежду проиграть в карты, выменять на что-то. Дедушка ходил, собирал этих «вшивок» по всему острову.
Читаю сейчас роман Захара Прилепина «Обитель» и вижу, что он полюбил воспоминания Дмитрия Сергеевича. Мой дед выведен там в роли героя под именем Митя Щипачёв: он носит студенческую фуражку, скромный, интеллигентный, интересуется «вшивками» – точно дедушка. Герой Прилепина любит лук со сметаной. Это также было главным дедушкиным лакомством со времён Соловков. Кроме того, у него выведен персонаж – собака Блэк, которая завыла, когда хозяина расстреляли. Это был реальный случай.
– Вы могли возражать деду?
– Довольно сложно было возражать, потому что то, что говорил Дмитрий Сергеевич, было законом для всех. Нас воспитали так, что дедушка великий и, когда он работает, ему ни в коем случае нельзя мешать, нельзя обременять его никакими бытовыми просьбами. Так было всегда.
– Мог ли Дмитрий Сергеевич быть резким, отстаивая своё мнение?
– У дедушки был случай, который мне пересказал пушкинист Сергей Фомичёв. Это было до войны. В Царском Селе есть памятник Пушкину-лицеисту, который сидит на скамье. Тогда, как и сейчас, очень любили там фотографироваться. Садились на скамью, обнимали Пушкина и… Дедушку, когда он это увидел, страшно взбесило, он какого-то гражданина стащил с этой скамьи. Случилась потасовка. Таков уж был его характер. При этом он столько добра сделал и для отдельных людей, и для нашего города! Был совершенно бредовый проект поворота северных рек – он писал статьи, и его убеждённости хватило, чтобы проект не осуществился. Дед боролся за каждый дом, за каждую избу, если она представляла историческую ценность. Это сильно раздражало власти.
В 1960-е он вступался за церковь Успения Пресвятой Богородицы на Сенной – но не удалось спасти, храм снесли. А вот другой бой он выиграл – когда выступил против строительства высотки – гостиницы «Ленинград». Дмитрий Сергеевич не посмотрел на то, что в мастерской Сергея Сперанского, который был автором этого проекта, трудился и его зять Юрий Курбатов, мой отец. В итоге папе пришлось уйти с работы, а гостиницу вытянули в горизонталь. Дедушка ради идеи мог многим пожертвовать, даже тем, что кто-то из семьи лишится работы. Он считал, что нужно людям помогать, но только не своим, а чужим. Иначе неприлично.
– А как он относился к оппонентам?
– Если перед ним был достойный противник, то с большим уважением. Лихачёв умел принимать чужие взгляды, которые были противоположны его мнению. Например, со Львом Николаевичем Гумилёвым у деда были диаметрально разные взгляды на древнерусскую историю. Гумилёв считал, что мы много чего ценного получили от монголо-татарского ига. А дедушка считал, что иго отбросило Россию далеко назад, затормозило её культуру. Но при этом дедушка очень уважал Льва Николаевича и даже предложил, чтобы они оба выступили в одной передаче на Пятом канале. Благодаря этому, кстати, осталась хорошая запись с дедом и Гумилёвым. И в то же время мне он запретил смотреть фильм Тарковского «Андрей Рублёв», посчитав, что там представлен абсолютно неправильный взгляд на нашу историю.
– С ним рядом нелегко было жить?
– С ним было очень интересно. Дед до конца жизни был очень молодым человеком, с живой душой. Он состарился физически, но не эмоционально. Он умел подмечать детали и не был сухарём, как некоторые его представляют. Но деспотичным он был. Из его научного отдела ушли сильные личности, такие как Панченко и Смирнов.
– А бывало с ним уютно?
– Бывало, когда у дедушки было хорошее настроение. Вечерами, после того как все дела сделаны, он готовил для всей семьи гоголь-моголь. Уютно было, когда он вспоминал о детстве и как до революции было хорошо. Уютно было высаживать цветы, что-то поливать, пропалывать вместе. Он очень любил сады, парки, ландшафты. Неслучайно он написал «Поэзию садов». У нас был крохотный садик в Комарово, где росла одна яблоня, один розовый куст, один жасминовый. Росли георгины, маки, флоксы, душистый табак. Были однолетние бархатцы, подснежники. И была очень хорошая библиотека по цветам и растениям. В Комарово жила садовница-финка Александра Яновна, у неё дедушка покупал редкие сорта семян, какие-то саженцы.
– Как был организован его день?
– Дед вставал в семь утра. Делал небольшую зарядку, обливался водой. Завтрак был всегда в восемь, и дедушка выходил к столу в отглаженной рубашке и галстуке, не в пиджаке, а в кофте или жилете. Он вообще любил приодеться, ему нравилось что-то самому выбирать в магазинах. После завтрака совершал небольшую пробежку и садился работать. Потом был обед, короткий отдых и работа за письменным столом до семи вечера. Ужинали – и дедушка опять садился работать. А потом было самое приятное время. После десяти вечера дед слушал «вражьи голоса». Крутил колёсико, и я сидела рядом. Помню «Зияющие высоты» Зиновьева – мне не всё было понятно, но это завораживало, возникало ощущение тайны и опасности. Мне кажется, тогда без «вражьих голосов» ни одна кухня в Ленинграде не обходилась. Но у дедушки, человека уже отсидевшего, был некий страх перед возможными арестами. И у них с бабушкой под кроватями стояли чемоданы, перевязанные верёвками. А там были смена белья, мыло, спички, шерстяные носки. Для обоих.
– Есть ли какие-то правила жизни, которые вы унаследовали от Дмитрия Сергеевича?
– Самое главное правило: жизнь короткая, и у человека мало времени, чтобы осуществить свои планы. Нельзя разбрасываться. И я стараюсь много успевать. Планирую все дела заранее, помогает. Встаю рано, порой в шесть утра. Какие-то проекты деда я стараюсь продолжать. Он защищал культуру, парки, усадьбы – и я, как телекорреспондент, на эти темы много всего сняла, особенно в Петербурге. У меня был проект «Красная книга», я защищала объекты, здания, которые могли быть снесены, перестроены. Что-то отстоять удалось. Думаю, ко мне перешла от деда любовь к литературе и истории. Как-то ещё девочкой я его спросила: а действительно ли «Слово о полку Игореве» такое замечательное? Дедушка подумал и сказал мне очень серьёзно, как взрослой: «Пожалуй, «Задонщина» лучше. Это более сильная литература».
– На ваш взгляд, современные интеллигенты в России отличаются от тех, к каким относился ваш дед?
– Нынешние интеллигенты вовсе не те, которые были во времена Лихачёва. Люди больше рассуждают, чем делают, критикуют всё подряд и при этом имеют весьма расплывчатые предложения по улучшению жизни. И уровень образованности упал очень сильно. Поражает, как безграмотно рассуждают и пишут в своих блогах многие актёры и режиссёры. Они не знают истории своей страны. Дмитрий Сергеевич и его окружение знали по несколько иностранных языков, в том числе латынь, древнегреческий, читали литературу английскую, французскую, немецкую в подлиннике. Помню, как в свои десять лет захотела прочитать «Трёх мушкетёров», дома книги не было, достать было трудно. И вот дедушка привёз мне роман Дюма из библиотеки Пушкинского Дома на французском и сказал, что надо читать в подлиннике. И я сидела со словарём и читала. Это было нормой – всё окружение Дмитрия Сергеевича было таким. И это всё были люди с биографией.
Беседовала Елена Добрякова. Фото ИТАР-ТАСС
