«Я по жизни постмодернист»
Лидер группы «Мельница» Наталья O’Шей – о письмах поклонников, карьере учёного и древних языках
«Жить надо весело и зловеще!» – говорит солистка группы «Мельница» Наталья O’Шей. И, кажется, это ей удаётся. Кельтолог по образованию, музыкант по призванию и дизайнер по увлечению, Наталья успевает столько, сколько другим на три жизни хватило бы. Вместе с детьми и мужем-дипломатом Наталья живёт в Женеве, откуда периодически прилетает в Россию, чтобы покорить очередной «Олимпийский».
«Мельница» – группа с особенным характером. Музыканты сочетают фолк, рок, баллады, блюз – это если говорить о жанрах музыки. Среди инструментов – ирландская арфа, виолончель, флейта, мелодика, жалейка, висл, электрогитара, аккордеон. В литературной тематике – то же многообразие: от почти фэнтезийных сюжетов до вечных вопросов в поэзии классиков. Тем более удивительно, что творчество группы не воспринимается разрозненным – каждый альбом добавляет своих специй в оригинальное музыкальное меню.
Отпраздновать 15-летие сценической жизни поклонники «Мельницы» смогут 24 октября в клубе «Космонавт». А пока мы общаемся с Натальей по телефону: на связи Женева.
– Наталья, у журналистов есть негласное правило – не брать интервью у любимой группы. И я его сегодня нарушаю. Преступаю закон, так сказать…
– О, не волнуйтесь, я никому не расскажу! (Смеётся.)
– На концертах вы буквально «строите зал». То есть вы не из тех, кто идёт на поводу у публики…
– Концерт никогда не идёт экспромтом. Есть определённое время, которое мы выделяем, чтобы пошалить, но это процентов пять. Всё остальное – тщательно отрепетированное шоу, выверенное в отношении трек-листа и света. Если зал внезапно захочет какую-то песню, то что будет делать наша техническая группа? Страдать! (Смеётся.) Кроме того, я считаю, что в трек-листе должна быть заложена определённая динамика и концепция, от которой нельзя отступать. Поэтому публика может просить песню сколько угодно…
– …Что она часто и делает.
– Да, но мне кажется, что делает она это больше для собственной движухи.
– Вы как-то признавались, что поклонники пишут вам письма… До сих пор отвечаете?
– Да, отвечаю. Во-первых, это определённое уважение к поклонникам. Если человеку нужно о чём-то со мной поговорить, конечно, я поговорю. Но если говорить со мной хочется постоянно и меня уже воспринимают как члена семьи, тут приходится проводить определённые границы. Потому что таких людей много: «А что ты сейчас делаешь? А как у тебя дела?» Или, например, начинают давать советы в творческом плане… и думаешь, что либо человек очень наглый, либо очень несчастный, а скорее всего, и то и другое. Но с этими проблемами я помочь не могу.
– Но вам-то что даёт эта переписка?
– Я всегда испытываю большое удовлетворение, когда мне пишут, что после прослушивания песен пошли и прочитали какую-то книжку. В этом я усматриваю подтверждение своего тезиса об образовательной функции музыки. Самый приятный момент был, когда человек послушал песню «Невеста полоза», пошёл в библиотеку и взял томик Бажова, которого раньше не читал.
– Кстати, о книгах. В одном из альбомов вы сделали кавер на песню Высоцкого и декларативно так спели: «Значит, нужные книги ты в детстве читал!» А какие бы книги вы посоветовали обязательно прочесть своим детям?
– О, какой вопрос! Прямо сейчас у нас со старшенькой большие хиты «Книга джунглей» Киплинга и «Орден жёлтого дятла» Лобату. Мне кажется, что детям важно читать, с одной стороны, классические сказки, причём как авторские, так и народные, с другой – книги, где главными героями выступают дети, которые претерпевают всяческие невзгоды и противостоят злодеям. Причём в любой традиции их очень много – взять хотя бы у нас книгу «Тимур и его команда», помните – Мишка Квакин и его помощник Фигура…
– Помню! А ещё помню, что вы как-то очень живо обсуждали в соцсетях тему о билингвальности детей. Ваши сейчас на скольких языках говорят?
– На трёх: русском, английском, французском. Женева – франкоязычный город, и моя младшая дочь ходит во франкоязычный садик, старшая – в англо-французскую школу. А дома мы общаемся на русском и английском.
– Как вы считаете, влияет ли знание языков на картину мира человека?
– Язык в первую очередь является частью национальной идентичности этноса. Зная язык, ты намного лучше можешь понять, что происходит в стране, и оценить специфические моменты. Например, в Женеве существуют особые словечки, которые будут понятны только здесь: так, кофе с молоком они называют «перевёрнутым», потому что молоко вливается в кофе. Стоит отъехать сотню километров, и вас уже не поймут. Я считаю, что любопытство в отношении специфических региональных штучек очень полезно.
– Но одно дело – знать широко распространённые языки: английский, немецкий, французский – и совсем другое – кельтские…
– Я лингвист, и мне интересно копаться в языках, в частности кельтских, – из-за их странной структуры. Я вышла из династии советских учёных: когда мы видим что-то забавное, чем мало кто занимался, то тут же делаем стойку, как борзые собаки, находим проблему и начинаем её решать.
– Кельтские языки сыграли особую роль в вашей жизни, ведь благодаря этому вы познакомились со своим будущим мужем – сотрудником дипломатического корпуса Ирландии. Как это произошло?
– Он служил в посольстве в Москве и, в числе прочего, занимался культурными связями. А я как раз тогда преподавала ирландский и древнеирландский языки в МГУ и ходила в посольство выпрашивать всяческие полезные книжки для кафедры. Там мы и познакомились.
– Теперь кельтская культура стала вам совсем близка и понятна?
– Думаю, я достаточно неплохо разбираюсь в ирландской, шотландской, валлийской и даже бретонской культуре, но сейчас я не занимаюсь этим профессионально и не живу там. Мне теперь гораздо интереснее Альпы.
– Но при этом вы ведь даже арфу освоили. Вы вот поёте: «Неважно, крыло ли из арфы, арфа ли из крыла» – а какие вообще отношения у вас с ней? Часто музыканты дают инструментам имена, придумывают легенды…
– Я стала играть на арфе не из-за того, что это ирландский инструмент. Мне очень приятно физическое ощущение от инструмента – такое «обнимательное», что ли. У меня есть свои предпочтения в выборе инструмента – нравится, как звучит клён. Сейчас у меня три рабочих инструмента: две акустики и одна электроарфа. И вот она – самая любимая, поскольку была сделана по моему заказу, на ней очень красивое фиолетовое оформление в виде огня и дыма, причём специалисты фирмы даже прислали мне образцы цвета, чтобы я могла выбрать оттенок. Эта арфа и есть крыло – продолжение тела. Как у самураев оружие – продолжение руки.
– Как вы сочетаете семью и гастроли?
– Я дожидаюсь, когда у моей старшей дочери приближаются каникулы в Женеве, мы садимся в самолёт, прилетаем в Москву, нас встречают моя мама и няня для детей. Приезжаем домой, следующую половину дня я репетирую, затем отвожу детей в школу. Уезжаю в аэропорт, оттуда улетаю в тур на три дня. Приезжаю, дети, репетиции, интервью, навестить бабушку, прибраться дома, снова в тур… И так проходит около месяца. После чего беру детей в охапку, улетаю в Женеву и вот тут как раз занимаюсь творчеством, потому что в Москве писать нет ни времени, ни сил.
– Но тексты песен получаются сложными. Это для вас принципиально?
– Конечно! Мне хочется, чтобы текст был не только красив и хорошо ложился на музыку, но и, во-первых, цеплял слушателя, а во-вторых, заставлял думать. Я по жизни постмодернист. Мне интересно вкладывать в текст массу своих собственных аллюзий. Как правило, слушатели не дороются до них, но иногда это и не нужно. Вот я сейчас написала новую песню, и в ней используется образ расплавленного стекла. Он имеет значение только для меня, поскольку это сильный визуальный и динамичный образ, связанный для меня со страшной историей. На первом курсе я сильно болела гриппом и при температуре 39,5 заварила себе двойную порцию «Колдрекса», а потом налила себе туда ещё… полчашки коньяка! Потому что забыла, что это лекарство, а не чай. Эффект получился неожиданный: я видела, как окна в моей квартире оплывали и в стекле появлялся образ орла. Все эти 20 лет я хотела вставить в песню это ощущение, и сейчас мне это удалось – я это сделала для самой себя.
– Ваши образы будят мысли, но не получается ли это каплей в море? Вот была эпоха Просвещения, когда и наука, и искусство выводили людей на новый уровень философской и общественной мысли. А сейчас какая эпоха?
– Наверное, сейчас… эпоха информационных войн. Но мне не очень интересно себя позиционировать в контексте и раздумывать над тем, а зачем я это делаю и нужно ли писать песни с аллюзиями на Гумилёва и цитатами из блаженного Августина, если Захар Прилепин поехал в Луганск. Поехал – и ладно, каждый делает своё дело.
– И вы всегда знали, в чём дело вашей жизни?
– Я как кошка: у меня девять жизней, и я их потихонечку проживаю.
Беседовала Светлана Жохова. Фото Светланы Бобровой / ТАСС
