Подштанники дяди Вани
Обманувшись названием нового спектакля Экспериментальной сцены под руководством Анатолия Праудина, попробуйте не возмущаться, а получить удовольствие от актёрской игры, сочетающейся с глубоким анализом наследия Станиславского.
Главным преимуществом Экспериментальной сцены является её название, позволяющее честно общаться со зрителем. Чтобы потом не пенять на режиссёра, надо перечитать и осознать название постановки: «Дядя Ваня». Работа актёра над ролью». Если отличие от подлинника найдено, считайте, дело в шляпе. Хотя нет, не в шляпе – в подштанниках. Но лучше всё по порядку…
На сцене, как в прогорающем издательском доме, повсюду запечатанные и вскрытые пачки никем не востребованных книг. Обложки алые, как у сочинений вождей прошлого. «Вождей» два: профессор Серебряков (имя значится на красных переплётах) с его мертворождённым даром изложения и Станиславский (цитируется героями из сердцевины алых томов), система которого ни в чём на сцене не попрана. Налицо «верная жизнь актёрского воображения», чистая правда переживаний, отличное взаимодействие с партнёрами, идеальное продумывание предлагаемых обстоятельств и главное – закономерное, оправданное рождение текста и действий здесь и сейчас.
Словом, почти весь спектакль Праудина является импровизацией по чеховской пьесе – с додумыванием слов, эмоций, предысторий, перспектив и подробностей. Несмотря на явную иронию по отношению к действующим лицам и первоисточникам, насмешка эта незлобива, да и плоских шуток здесь нет – всё выдержано в чеховском духе (текст чуть ли не на две трети – плод работы самого режиссёра).
Преподносится всё легко – как дышится. Неподробных образов тут нет, хотя на актёров ложится порой задача воспроизведения на сцене если не разных людей, то разных ипостасей одного героя. Так, Анна Щетинина предстаёт в роли страдающей старческим слабоумием Войницкой, зачитывающейся трудами Серебрякова – Станиславского, и в роли юной Елены Андреевны (история знакомства Войницкого с Леночкой преподнесена здесь презабавно). Войницкий в исполнении Юрия Елагина (он же играет роль доктора Астрова) буквально многоОБРАЗЕН: это и ловелас средних лет, и деятельный циник, и разваливающийся на части от болезней старик.
Маргарита Лоскутникова являет собой Соню и свою мать, первую жену Серебрякова, живущую и умирающую на глазах зрителей. Елена Андреевна (Алла Еминцева) выбрасывает в зал весь спектр чувств и эмоций – от надменности и превосходства до презрения и отвращения. Сам Иван Петрович (Сергей Андрейчук) поначалу всё крутит рукой велодинамо для того, чтобы светила «велолюстра» и дом не пропал в потёмках (работа-то эта, ясное дело, бесполезна), потом, как и положено, прозревает и разочаровывается. Постоянные величины здесь разве что Вафля (Александр Кабанов) из разряда вечных жалобщиков да нянька Марина (чудесная, «домашняя» Ирина Соколова), что знай хлопочет «за лапшу».
Ещё в спектакле мерещится множество аллюзий, становящихся ключом к пониманию главного. Монолог о явно выросших из «Вишнёвого сада» Пете и Ане в устах Вафли адресуется к самому Чехову, откровения неудачника дяди Вани – к Зорину, нянькины происки с лапшой, которую главный герой таки начнёт уминать на сцене – к Горину… XIX век связуется с ХХ. Вольность, скажете вы, так обходиться с Чеховым и с самим Станиславским? Увы, ныне они суть подштанники дяди Вани, которые младшее поколение донашивает за старшим. Соня появится в этом предмете дядюшкиного гардероба перед Еленой Андреевной, хотя и не по моде он ей, и не по статусу, а позже сядет крутить злосчастное велодинамо, продолжая дело разочарованного жизнью 47-летнего «ангела»… Такая вот ирония по поводу добродушности основ отечественного театра. Может, кого и проймёт.
