Работорговля – проблема интернациональная
В Санкт-Петербурге прошла международная конференция по сотрудничеству в сфере противодействия торговле людьми в регионе Балтийского моря
Как утверждают исследователи, в нашем «гуманнейшем из миров» торговля людьми и откровенное рабство достигли размеров, прежде невиданных. По оценкам Управления по наркотикам и преступности Организации Объединённых Наций (УНЦ ООН), организованные преступные сообщества ежегодно зарабатывают 32 млрд долларов на торговле людьми и 6–7 млрд – на их контрабанде. Немалая часть этих средств в дальнейшем идёт на финансирование терроризма. Существенную долю живого товара составляют дети. Совет государств Балтийского моря (СГБМ) в результате собственных исследований пришёл к выводу, что до 40 процентов жертв торговли людьми – несовершеннолетние, а немалая часть взрослых – выросшие малолетние рабы.
Кто в группе риска?
Достаточно давно в решении этой проблемы участвуют и наши специалисты. По словам Майи Русаковой, директора РОО «Стеллит», которое уже 15 лет занимается изучением траффикинга и психологической помощью потерпевшим, к российским специалистам первыми обратились финны. «Ходят слухи, что финские мужчины ездят в Россию для сексуальной эксплуатации детей. Мы готовы заказать исследование, чтобы вы разубедили нас в этом», – с таким напутствием специалисты «Стеллита» отправились изучать проблему в четырёх российских городах и вернулись с неутешительными для заказчика выводами: «Всё именно так». Сейчас социологи, специалисты социальных служб, следователи, прокуроры, – словом, те, кто сталкивается с торговлей людьми в своей профессиональной деятельности, в целом представляют себе направления, откуда и куда переправляют живой товар. К странам происхождения, помимо африканских, восточно- и среднеазиатских, латиноамериканских стран, относят и государства Восточной Европы. В Прибалтике своя конъюнктура: если, скажем, Латвия – страна происхождения, то Эстония – страна назначения: именно туда привозят детей для удобства финских клиентов, которые не решаются заниматься такими делами под носом собственной полиции. Россия же за последние годы в большей степени востребована как страна транзита и назначения: сюда доставляют бесплатный людской товар из бывших республик Советского Союза, процветает и внутренний траффикинг (нелегальная торговля людьми. – Прим. ред.)...
В 2011 году Россия присоединилась к Конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей (Гаага, 25 октября 1980 г.), призванной создать международно-правовую преграду на пути незаконного вывоза детей в другие страны, их захвата и продажи. О том, что эти явления широко распространены, доподлинно известно, но доказать истину в каждом конкретном случае почти невозможно.
Пока в поле зрения специалистов попадала только верхушка айсберга, поскольку нигде жертвы не бывают так подавлены и запуганы, как в этом криминальном бизнесе. Чтобы осудить его организаторов, нужны потерпевшие, а как их выявить? В группе риска в первую очередь оказываются социально неустроенные дети – прежде всего беженцы, воспитанники детских домов, живущие в неблагополучных семьях, страдающие психическими расстройствами, иной сексуальной ориентации. Но сказать, что кто-то надёжно застрахован от подобной участи, нельзя. И при живых отце с матерью дети пропадают: у кого-то родители уехали на заработки за границу, у кого-то – достали чад своей опекой, кто-то с сомнительной турфирмой выехал за рубеж – и поминай как звали. Юные девушки часто попадают в зависимость от своих бойфрендов или стремятся уехать на лёгкие заработки. Бывали даже случаи (и у нас, и в Прибалтике), что родители предлагали купить у них детей или сдавали грудничков «в аренду» профессиональным нищим. По данным уполномоченного по правам ребёнка при президенте РФ Павла Астахова, в 2010 году в региональном и федеральном розыске находились около 50 тыс. несовершеннолетних, в 2013 году пропавшими считались более 11 тыс. детей, а в 2009-м – вдвое больше.
Иллюстрацией к одной из схем, используемой трафикерами, может служить история, которую рассказала прокурор из Латвии Елена Каминска. В Риге одна предпринимательница по имени Ольга зарегистрировала модельное агентство. Каждую приходящую к ним девушку (а многим из них ещё не исполнилось восемнадцати) уверяли, что именно она по материалам портфолио выиграла конкурс New face, призом в котором было обучение и работа в Италии, – необходимо только подписать договор. С согласия родителей оформлялись документы для выезда за рубеж. Фирма оплачивала дорогу, а в Италии будущую покорительницу подиумов встречал находящийся в сговоре с Ольгой гражданин Хорватии. Это был предельно жестокий человек, сумевший психологически сломить всех новоприбывших девушек. В первый же день по прибытии он отбирал у них свидетельства о рождении и латвийские сим-карты, насиловал каждую жертву, а затем предоставлял её в распоряжение заказчиков, большинству из которых было уже за семьдесят. Спустя оговорённый в контракте срок девушек возвращали домой. Удивительно, что только одна из них обратилась в полицию. Когда приступили с расспросами к остальным потерпевшим, они категорически отрицали случившееся. Эксперты-психологи отмечали, что после приезда девушки сильно изменились: стали скрытными, замкнутыми в себе, подавленными, сторонились сверстников, особенно мальчиков. Некоторые из них успели по второму разу съездить в Италию – находясь среди таких же униженных, они внутренне не чувствовали себя отверженными, как на Родине. Стыд, чувство вины, собственной неполноценности мешали им открыть правду. И только когда дело передали другому следователю, более чуткой и сострадательной женщине, девочки осмелились открыть ей своё горе. Суд первой инстанции оправдал Ольгу, поскольку жертвы добровольно подписали контракт, всех нюансов которого не понимали. Считать ли их жертвами трафикинга, несмотря на первоначальный отказ от всяких претензий к ответчикам? Безусловно да! В Латвии недавно приняли статью закона, по которой направление людей для сексуального использования даже с их согласия считается уголовно наказуемым преступлением.
Тем, кто попал в подобную переделку, протестовать бессмысленно и опасно. На весь мир прогремела трагедия студентки Оксаны Ранцевой, погибшей от рук трафикеров. Единственная дочь у отца-одиночки, бывшего афганца, она была смыслом его жизни. В 2001 году девушку пригласили поработать переводчиком на Кипре. Уже на месте поняв, каков истинный смысл предлагаемых ей занятий в кабаре, Оксана попыталась сбежать. Её поймали, пытались сломить физически. Но не сумели и поспешили избавиться от нежелательной свидетельницы. Кипрский суд посчитал дело самоубийством, даже не потребовав вскрытия. Тогда отец погибшей Николай Ранцев продал свою квартиру (всё, что у него было) и предпринял в Лимасоле собственное расследование, установив, что полиция находилась в сговоре с сутенёрами, которые расправились со строптивой жертвой, выкинув её из окна. У Николая ушло девять лет, чтобы в Страсбургском суде доказать свою правоту в деле «Ранцев против Кипра».
Почему ответственность лежит на жертве
Как же выявлять жертв трафикинга? В скандинавских странах много хорошо обученных, профессиональных работников социальных служб, занятых в этой сфере. Но и они признают, что в одиночку им не справиться. При одном появлении соцработников ватага южноафриканских детей бросается врассыпную, цыгане – те и вовсе снимаются с места и подаются в соседние страны. Нужна помощь специалистов из страны происхождения беженцев. Так, Майя Русакова (она побывала консультантом в 30 странах) рассказывает, что к ней в своё время обратились коллеги из Осло. На одной из центральных площадей в офисном здании они открыли центр помощи беженцам и женщинам, вынужденным заниматься проституцией. Подходили к русским девушкам, ожидавшим клиентов, спрашивали, есть ли у них сутенёр. Те всё категорически отрицали. Майя запросто задала одной из них простой вопрос: «У тебя кто сутенёр – русский или албанец?» «Албанец», – ответила девушка. В этот раз им удалось помочь. Позже многие из них признавались, что не раз подходили ко входной двери дома, где находился офис центра помощи. Но для того чтобы войти, надо было на глазах у прохожих нажать на звонок под табличкой, то есть публично расписаться в своём постыдном занятии, – и, помедлив, они уходили ни с чем.
Надо признать, что пострадавшие от трафикинга люди, тем более дети, не зря опасаются сотрудничества с государственными структурами, особенно с органами следствия, привыкшими оказывать давление на попавших в их поле зрения. Необходимо чётко осознать, с кем предстоит вести борьбу: с детьми, волей обстоятельств вынужденными продавать свои сексуальные или трудовые услуги, или с теми, кто зарабатывает на них. Пока что по законодательству большинства стран ответственность по-прежнему лежит на жертве.
Дети, побывавшие в руках торговцев людьми, и так психически сломлены, нуждаются во всесторонней поддержке. С ними даже допрос необходимо проводить в специально оборудованном помещении под присмотром психолога, ограничиваясь небольшим промежутком времени. В Петербурге, выгодно отличающемся от других городов России обилием общественных организаций, осуществляющих поддержку попавших в трудное положение детей – среди них тот же «Стеллит», фонды «Ребёнок в опасности», «Возвращение», – только в центре помощи «Приют-транзит» есть комната с зеркальной стеной, где можно без угрозы нанести ущерб психике ребёнка проводить его допрос. А главное – ему надо обеспечить железные гарантии безопасности и будущих жизненных перспектив. Понятно, что это требует немалых материальных затрат. В России же поток средств, выделяемых на поддержку пострадавших от трафикинга детей, иссякает на глазах. Если раньше помогали зарубежные фонды, то теперь и от них нет поступлений. Обычно события развиваются по одному из двух вариантов: или детей отдают явившимся за ними взрослым, называющим себя родителями, опекунами, то есть тем же торговцам, или отправляют в приют, откуда совершается множество побегов. Так, в благополучной Норвегии из приютов ежегодно убегают 400 детей. У нас – цифра в разы больше. Кроме того, политики отдельно взятых государств пытаются отгородиться от проблем с беженцами-детьми, которым крайне неохотно дают вид на жительство (таких примеров единицы, обычно они касаются малолетних детишек), в большинстве случаев оставляя в статусе нелегального мигранта. Детей отмоют, накормят, оденут, окажут медицинскую помощь, а затем, скорее всего, депортируют в ту страну, откуда они прибыли, и вся история начнётся сначала.
Самое же сложное – доказать факт незаконной сексуальной, трудовой эксплуатации детей. Мало у кого из работников следствия, прокуратуры из-за высокой загруженности находится для этого желание и время.
За просмотр порно – месяц отпуска
В первую очередь важны профилактика и выявление жертв насилия. Это последовательная работа в детских домах, в приютах, в организациях беженцев, в среде нелегальных мигрантов. Специалисты свидетельствуют, что именно там вербуются новые рабы. Скажем, в Европе южноафриканских ребятишек через земляческие организации привлекают к торговле наркотиками. Это отслеживание судеб людей с психическими заболеваниями, обычно лёгкими, которые проживают отдельно от опекунов. Это мониторинг рекламных объявлений в СМИ, веб-сайтов. Согласно исследованию о подростковой сексуальности, проведённому эстонскими специалистами, 15 процентов половозрелых девочек и 5 процентов мальчиков обменивались фотографиями в обнажённом виде. Трафикер через интернет-сообщества внедряется в подобные группы под видом девочки-сверстницы и постепенно склоняет своих виртуальных подружек к проституции.
И самое действенное – работа специалистов, которые выходят в места скопления неблагополучной молодёжи. Это может быть улица, где юные проститутки поджидают клиентов, крупные торговые центры, дискотеки. После пройденных тренингов у психологов вырабатывается столь меткий взгляд, что жертву трафикинга они различат среди десятка других «отвязанных» детей. Другое дело, что работа эта морально выматывающая, люди профессионально «выгорают» и, не получая за свои усилия достойного вознаграждения, уходят в более спокойные места. Чтобы вырастить нового специалиста, потребуются месяцы, а то и годы. Поэтому в Скандинавии представители органов внутренних дел, просматривающие детский порнографический контент в интернете, после месяца работы получают месячный отпуск для психологического восстановления.
Уже не первый раз поднимается вопрос о передаче дел о насильственных преступлениях в отношении детей от суда присяжных профессиональному составу суда.
В торговле детьми, как и в любом другом коммерческом предприятии, спрос рождает предложение. Давно назрела необходимость разобраться с теми, кому трафикеры продают живой товар. Некоторые страны, среди них Белоруссия, на международных саммитах выступают с инициативой ужесточить наказание для заказчиков сексуальных услуг детей. Обычно это люди вовсе не деклассированные, вполне состоятельные, часто семейные. В приватных беседах с психологами они признают себя сексуально- и порнозависимыми.
Наринэ Карапетян
