По-прежнему больно!
Сегодня исполняется ровно пять лет со дня теракта, который унёс жизни пассажиров поезда «Невский экспресс»
Сегодня в 21.34 по московскому времени все локомотивы на железных дорогах России подадут звуковой сигнал. Пять лет назад именно в это время на перегоне Алёшинка – Угловка в 283 километрах от Петербурга сработало самодельное взрывное устройство. Два последних вагона пассажирского поезда № 166 «Невский экспресс», следовавшего из Москвы в Петербург, пошли под откос. Погибли 27 человек. Среди них 12 петербуржцев. После трагедии (а это был выходной) журналисты «НВ» вышли на работу, чтобы подготовить траурный спецвыпуск нашей газеты… В нём была и хроника событий, и рассказы очевидцев и пострадавших, и снимки наших фотокорреспондентов с места трагедии, и репортаж из Дорожной клинической больницы РЖД в Петербурге, куда поступила большая часть раненых… Пять лет спустя мы вновь обратились к героям наших печальных публикаций и попытались выяснить, какие уроки преподала та трагедия….
В 2009 году злополучный поезд забрал мужей у четырёх петербурженок: Марии Дунаевой, Нелли Кукушкиной, Ольги Сафроновой и Ирины Деяновой. Теперь у шестерых маленьких петербуржцев нет отцов. Мы связались с некоторыми из них.
«От этих мыслей можно сойти с ума»
Мария Дунаева, вдова, 37 лет, воспитывает двух дочерей 8 и 16 лет:
– Я очень долго прокручивала ленту событий, разговоров, обстоятельств – можно ли было избежать гибели моего мужа Вадима? Что если бы он не работал в Москве, стремясь заработать больше денег для семьи, и не курсировал бы так часто между городами? Что если бы я не уговорила его приехать в эти выходные: мол, дочки скучают, а он ведь сомневался, но всё же решил ехать, отложив на потом посещение с крестником в Москве храма для причастия… Почему не позвонила, пока он ехал в поезде, боясь потревожить его сон? Может, бодрствуя, Вадим сумел бы сгруппироваться и не погиб?.. От этих мыслей можно сойти с ума. И потому я перестала об этом думать и приняла ситуацию, как она есть. Вадима, моего любимого мужа, нет. Мы – есть.
Саше сейчас 16, Диане – 8. Мы не бедствуем. Пенсии детям по потере кормильца назначены по 6 тысяч. Это немного. Но мы получили единовременное пособие – в то время внушительное. На проценты от счетов в банках я могу сегодня оплачивать круглосуточную сиделку для моей старенькой мамы, перенёсшей инсульт. Я устроилась на работу – в петербургский филиал фармкомпании, в которой работал Вадим. Спасибо его друзьям – это они помогли с работой. Правда, я не топ-менеджер, а просто менеджер, и зарплата моя не дотягивает до 30 тысяч. Но нам хватает. Благо мы успели с Вадимом купить квартиру-двушку, и недовыплаченный кредит по ипотеке покрыла его страховка. Это очень облегчило нам с детьми жизнь, мы не оказались на улице.
Мы познакомились с Вадимом на морковной грядке студентами первого курса Педиатрической медицинской академии. Через некоторое время стали встречаться. Семейная жизнь началась с комнаты в общежитии. Потом Вадим стал подниматься по карьерной лестнице – он всю жизнь старался для семьи. Мы были очень счастливы – особенно в последние два года. Хотя муж работал в Москве и собирались мы семьёй только на каникулах и на выходных. Но в этих встречах было столько радости, столько ожидания ещё лучших перемен. Вадим заканчивал курсы английского, чтобы получить должность за границей. Впереди рисовались только радужные перспективы…
И вдруг всё оборвалось. Я узнала об аварии «Невского экспресса» от сестры мужа. Сразу не придала значения. А потом в интернете появились сообщения, что есть жертвы. Я стала набирать Вадима по всем его номерам. Мобильники мужа молчали. Вот тогда и начался ужас. Ничего вразумительного нам не могли сказать ни в одной из организаций Москвы и Петербурга – ни в РЖД, ни в МЧС, ни в больницах. Бросали трубки или вежливо посылали. Информацию мы смогли получить только в Твери. Через сутки стало понятно, где искать Вадима, мы сели с его сестрой в машину и поехали. Утром Вадима опознали среди мёртвых. Это сделали его московские коллеги, друзья. Если бы не они, мне кажется, я бы не выдержала. Но спасибо им, они сделали всё, чтобы перевезти тело мужа в Питер, чтобы достойно похоронить Вадима, чтобы скрыть те жуткие травмы, которые он получил, – в гробу он лежал совершенно целым.
Только через полгода я узнала подробности. Следователь показал мне схему поезда и рассказал, как вагон, сойдя с рельсов, встал на попа и люди летели с 40-метровой высоты в кашу сорванных и смятых кресел. У мужа был пробит свод черепа, оторваны нога и рука… Одно успокаивает: Вадим погиб мгновенно.
Конечно, я считаю не совсем справедливым, что власти Петербурга не захотели выплачивать пострадавшим от терактов родным пенсии по потере кормильца в размере 13 тысяч рублей, как это сочли возможным сделать в Москве. В Петербурге меньший размер пенсий мотивируют тем, что тогда и родным пострадавших в ДТП надо платить пенсию в большем размере. На это, мол, не хватит бюджетных денег. Лично я добиваться своих прав не буду – это сегодня выглядит спекуляцией на имени моего погибшего мужа. Справимся. С нами вера и любовь.
«Значит, таков мой крест»
Нелли Кукушкина, вдова, 35 лет, воспитывает двоих сыновей 9 лет:
– Мой муж Евгений ехал в «Невском экспрессе» во втором вагоне. Он работал на Санкт-Петербургском экономическом форуме IT-директором. Для реализации некоторых проектов ему было необходимо присутствовать в Москве по полгода.
В тот вечер я его встречала на Московском вокзале. Но поезд всё не приходил, а диспетчеры не сообщали никаких подробностей. Уже позднее мне сообщили друзья, увидевшие новостную ленту в соцсетях, что поезд попал в аварию. В первых сообщениях говорилось, что пострадавших нет. Но я начала сильно тревожиться. Позвонила брату, и мы на машине поехали к месту катастрофы поезда в Тверскую область.
Мы были первыми из родственников, кто прибыл на этот самый перегон Алёшинка – Угловка. И там уже работали спасатели, стояли машины скорой помощи. Нас к поезду не пустили. Через какое-то время разрешили подойти к вагону и вдруг развернули назад. В полном неведении мы провели с братом сутки. Ночевали в машине уже в Твери, куда в разные больницы доставляли пострадавших. Через сутки для родственников организовали отель, в котором мы и ожидали хоть каких-то новостей. С людьми работали сначала девочки-психологи из МЧС, специалисты они были, прямо скажу, неважнецкие. Потом присоединились психотерапевты из Твери и Москвы – опытные профессионалы, которые действительно помогали хоть как-то снять напряжение.
Спасатели нам периодически сообщали, что мой муж доставлен то в одну больницу, то в другую, то в третью. Мы мчались по названным адресам, и всякий раз это оказывалось дезинформацией. Нервы, честно сказать, были просто на пределе. И я уже догадывалась, что Жени, скорее всего, нет в живых, но всё равно каждое сообщение вселяло надежду, и мы ездили, ездили…
Лишь на четвёртые сутки я узнала окончательную информацию, что мой муж погиб. Когда мы приехали в морг, я смогла опознать Женю только по обручальному кольцу, настолько обезображено было его тело, фактически лицевая часть черепа отсутствовала. Я сама, как врач, поняла, что черепно-мозговая травма, которую он получил, была несовместима с жизнью и смерть наступила мгновенно.
Мы прожили вместе десять лет. У нас был очень счастливый брак. На удивление, у всех вдов, мужья которых погибли в «Невском экспрессе», были тоже прекрасные, уникальные, гармоничные семьи.
Я сегодня воспитываю наших мальчишек-близнецов, им по девять лет. Рассказываю им об их папе, они видят его фотографии, их много в доме, но каких-то специальных бесед не устраиваю. Придёт время – расскажу им обо всех трагичных обстоятельствах гибели их отца.
Папа Жени, их дедушка, сказал: для того чтобы наша совесть была чиста перед детьми, надо отстоять их права в суде на получение пенсии от РЖД по потере кормильца. И мы могли выиграть дело, и даже адвокат подтвердил, что закон на нашей стороне. Но если бы мы выиграли, то создали бы прецедент и подали бы пример другим вдовам, а это было нежелательно. Поэтому мои дети получают по 6000 пенсии от государства, хотя, учитывая высокую «белую» зарплату моего мужа, они могли бы получать как минимум сумму в два раза большую. Тем не менее я ни на кого не держу зла. Мы как могли боролись за права детей. Пусть это решение останется на совести тех, кто его принимал.
Мне очень помогло, особенно в первый год после трагедии, не пасть духом общение с протоиереем отцом Николаем, настоятелем храма Иоанна Кронштадтского на Карповке. Он же меня и крестил, и я приняла новое имя – Евгения. Я часто хожу в храм, езжу в Констатино-Еленинский женский монастырь, где даже как врач проводила диспансеризацию.
Помогает уйти от депрессии и моя любимая профессия – я врач-эндокринолог. Приходится работать на полной ставке – теперь я главный кормилец в семье. Конечно, помогают и материально, и морально родственники, друзья. Жизнь продолжается. Значит, таков мой крест, надо нести его достойно.
врачи
«Тогда я понял, что значит не спать несколько суток»
Помимо прочего в спецвыпуске «НВ» был репортаж из Дорожной клинической больницы РЖД. Пять лет назад бригады врачей всю ночь и на следующий день без устали принимали пострадавших, оказывали им медицинскую и психологическую помощь. Всего в стенах больницы оказались более 40 пострадавших в аварии пассажиров. Тогда в ней дежурил сам директор клиники Николай Ефимов. Он лично провёл корреспондентов «НВ» в сердце хирургического отделения, куда прибывали пациенты, – в приёмный покой. Спустя год, в 2010-м, Николай Владимирович признался «НВ», что в ту ночь у него были опасения, что они могут не справиться с поступлениями больных. Но тогда врачи сработали очень слаженно – всё прошло успешно. И вот пять лет спустя после трагедии мы снова встретились с Николаем Ефимовым.
– За последние четыре года к нам бывшие пациенты с «Невского экспресса» не обращались. Хотя первые месяцы после аварии они нуждались в помощи психологов. Ведь по физическому состоянию мы выписывали пострадавших уже через две-три недели. Намного дольше и тяжелее заживали психологические травмы. Поэтому многие пациенты общались с нашими психологами в течение полугода. Позже косвенно, из других источников доходили сведения, что у них всё в порядке.
Вообще, крушение «Невского экспресса» в 2009 году – самая крупная трагедия, последствия которой видели наши врачи. Не секрет, что железная дорога – зона риска, где постоянно происходят ЧП с пассажирами и железнодорожниками, но такого масштабного поступления, как пять лет назад (когда к нам поступило больше 40 пациентов), у нас, слава богу, не было.
Более того, трагедия подтолкнула нас к реконструкции клиники. Мы отремонтировали то самое хирургическое отделение, куда поступали пассажиры «Невского экспресса», ещё больше приспособили приёмный покой к приёму пациентов в подобной ситуации – всё компьютеризировали. И сам оперблок сейчас другой – более современный. Кстати, отремонтированные помещения откроются уже в декабре – к 100-летию Дорожной клинической больницы.
Кроме того, трагедия подтолкнула нас к регулярному проведению тренировок. Ведь в ту ночь наши врачи действовали без подготовки, и, если честно, у меня были опасения, что мы можем не справиться. Но, слава богу, всё прошло успешно. Сейчас, благодаря тренировкам, готовность наших медицинских бригад к подобным ситуациям намного выше, чем была пять лет назад.
Из той ужасной ночи в мою память врезался один факт – это необходимость быстрого принятия решений.
Лично у меня события пятилетней давности ассоциируются с несколькими бессонными ночами. Тогда я понял, что значит не спать несколько суток подряд. Не дай бог, конечно, чтобы подобная трагедия произошла ещё раз, но, если что, наши врачи всегда наготове.
следствие
Никто из исполнителей не предстанет перед судом
В январе 2011 года Следственный комитет РФ закончил расследование уголовного дела о подрыве поезда «Невский экспресс» в 2009 году. Тогда выяснилось, что никто из непосредственных исполнителей теракта перед судом не предстанет – они либо уничтожены, либо не установлены, либо находятся в розыске. За преступление ответили десять жителей села Экажево, из которых только четверым предъявлены обвинения в терроризме. Остальным инкриминируют лишь незаконное хранение оружия и бандитизм.
Согласно версии следствия, первую попытку подрыва «Невского экспресса» боевики предприняли ещё в сентябре 2009 года. А бомба, перед тем как сработать, пролежала под железнодорожным полотном неделю...
мероприятия
• 27 ноября все локомотивы, проходящие через перегон Алёшинка – Угловка Октябрьской железной дороги, у места трагедии будут подавать звуковой сигнал в знак памяти.
• На Московском вокзале Петербурга и Ленинградском вокзале Москвы 27 ноября на перроне будут выделены места для свечей и цветов, которые могут принести граждане в память о погибших.
Софья Андреева, Елена Добрякова. Фото Юрия Гольденштейна
