«В Америке Чехова ценят больше, чем в России»

Светлана Кифа своим примером доказала: русскому актёру вписаться в театральную жизнь на Бродвее сложно, но можно

Некогда ведущая актриса петербургского театра «Буфф», Светлана Кифа вот уже больше десяти лет живёт в Нью-Йорке. Ей удалось вписаться в театральную жизнь самого крупного мегаполиса Америки. Насколько это было трудным, мы поговорили, встретившись со Светланой в США накануне премьеры спектакля «Смерть Клингхоффера» в «Метрополитен-опера». В этой постановке Светлана Кифа играет американку Сильвию Шерман, подругу семьи Клингхофферов.

– Светлана, что вас сейчас связывает с Петербургом? И почему вы оказались в Нью-Йорке?

– В первый раз я приехала в Петербург в 13 лет. Приехала с Украины, из маленького городка. Нас, семиклассников, как красных следопытов, разыскавших партизанский отряд, наградили поездкой в Ленинград. И я поняла, что оказалась в том месте, в котором мне хочется жить. После окончания школы я приехала и поступила в ЛГИТМиК. Не сразу, но я нашла того мастера, который был мне нужен, – Исаака Штокбанта. В театре «Буфф», которым он руководит, я проработала 23 года. А в США меня заставила уехать любовь. Михаил Галкин, известный телевизионный продюсер, пришёл как-то к нам в театр с друзьями. После спектакля мы познакомились и больше уже никогда не расставались. Это было 17 лет назад. И когда Миша уехал работать в Нью-Йорк, я ещё год проработала в театре и поехала к нему.

– Насколько органично вы чувствуете себя в Нью-Йорке?

– В этом городе сумасшедшая энергетика, но она очень позитивная. Среди небоскрёбов человек не ощущает себя букашкой. Когда вы идёте по городу, вас никто не толкает. Существует твоё пространство, которое другие люди стараются не нарушать. Что меня поразило – это отношение к инвалидам. Они абсолютно равноценные члены общества. Автобус останавливается, спускаются ступеньки, и водитель завозит человека в коляске на площадку, а пассажиры терпеливо ждут.

– Что вас «греет» в Петербурге и что в Нью-Йорке?

– В Петербурге всё самое-самое лучше. Там прошла моя молодость, моё становление как актрисы. И даже встреча с моим мужем произошла в Петербурге. А в Нью-Йорке ты погружён в множество культурных событий: музыкальных, театральных, музейных, выставочных – это очень яркая жизнь. Для меня стало большим счастьем, что меня взяли работать по контракту в театр «Метрополитен-опера». Это была моя первая американская работа.

– Как это произошло?

– Я умею работать в разных жанрах: в комедии, трагикомедии, драме, буффонаде. Как раз такие актёры нужны были для оперы «Нос» Гоголя, написанной Дмитрием Шостаковичем. Был объявлен конкурс. И я его выдержала. Отобрали трёх русских актёров, которые в этой опере не поют, а говорят. В «Метрополитен-опера» актёров и постановщиков приглашают со всего мира. «Нос», например, дирижировал Валерий Гергиев, а поставил знаменитый режиссёр Уильям Кентридж из ЮАР. Обычно спектакль играется один сезон, его показывают 7–8 раз. Наиболее удачные постановки могут идти несколько сезонов. Я работаю как актриса и в опере Вагнера «Парсифаль», и в «Леди Макбет Мценского уезда» Дмитрия Шостаковича, премьера которой состоялась в «Метрополитен» 10 ноября. Участвовать в таких ярких экспериментальных постановках безумно интересно. Кстати, премьеры всех опер из «Метрополитен» можно видеть в прямой видеотрансляции по всему миру, в том числе и в России.

– Узнала, что мировую трансляцию премьеры «Метрополитен-опера» – оперы «Смерть Клингхоффера» – отменили, посчитав вредной и опасной, а ещё антисемитской в условиях противостояния арабского и еврейского мира.

– Думаю, что это необъективное толкование постановки. Либретто написано по реальным событиям. В 1985 году палестинские террористы захватили итальянский круизный лайнер «Акилле Лауро», который плыл в Средиземном море. Четыре человека держали в страхе четыреста пассажиров судна. Одного из заложников – американского еврея Леона Клингхоффера, инвалида, прикованного к коляске, застрелили и выбросили за борт. Постановщик, английский режиссёр Том Моррис, уже выпустил спектакль в Лондоне два года назад и сейчас перенёс его в Нью-Йорк.

Хотя само либретто неоднозначно, я не считаю, что это постановка – антисемитская, что она провоцирует терроризм и романтизирует палестинцев. Режиссёр демонстрирует своё негативное отношение к террору, связывает события прошлого с тем, что происходит в мире сейчас, с подъёмом воинствующего ислама, и призывает нас противостоять террору. Его очень интересует тема войны, что человек чувствует и как ведёт себя в момент опасности. На читке пьесы Том предлагал нам выбрать самим, кто мы: жертвы или те, кто готов защитить другого. Том сам подходил к актёрам, изображая террориста, и это был своего рода тест.

– Интересно, кем вы себя представили?

– Я стала защищать другого человека. Пока все раздумывали, я подставила ногу террористу, он споткнулся, и человек, которого я защищала, успел убежать.

– А если бы в реальной жизни вы бы оказались в такой ситуации, в какой роли бы выступили?

– У меня были такие ситуации. Я вмешалась в драку, в которой у людей в руках были ножи. Это было в Москве. Дрались двое. Я испугалась за щупленького подростка и защитила его.

– А тут, в Америке, эти качества – защищать и защищаться – пригождаются?

– Здесь, конечно, расслабляешься. Нью-Йорк сегодня довольно безопасный город. А если что-то с тобой происходит, случайно упадёшь, например, то к тебе тут же летят пять человек с предложением помощи.

– В смысле работы – это серьёзное напряжение?

– В «Метрополитен-опера» работать надо очень профессионально, собранно, это целая театральная фабрика, где всё отлажено как часы. Например, в американском кино, где у меня есть некоторый опыт, если тебе вечером дали текст, утром ты обязан его уже знать назубок. Актёры привыкли к такому ритму, и он, конечно, жёстче, чем в России. Ну а если вы хотите сделать что-то сами, то просто берёте и делаете. Люди собираются вместе, придумывают проект, ищут и находят деньги. Я говорю о драматических постановках. В Нью-Йорке живёт очень много творческих талантливых людей из России, по разным обстоятельствам оказавшихся здесь. Из таких профессионалов мы несколько лет назад создали свой театр. Мы поставили несколько комедий, которые с успехом играли на разных площадках Нью-Йорка и других городов, в основном для русскоязычной публики. А потом поставили Чехова – спектакль по двум знаменитым пьесам-шуткам «Медведь» и «Предложение». Художником-постановщиком спектакля у нас был Семён Пастух, обладатель двух «Золотых масок», который тоже живёт в Нью-Йорке, а не менее известная Галина Соловьёва, много лет проработавшая в Мариинке, создала костюмы. Мы играли спектакль с английскими субтитрами на Манхэттене для американской публики восемь раз подряд! На одном из них побывали Михаил Барышников и Дмитрий Крымов, которые были в восторге. В прессе вышли отличные рецензии.

– Поразительно – в Америке чтут Чехова! Только Чехова? Или вообще любят русскую классику?

– Насчёт вообще русской классики – вряд ли. Но Чехова здесь знают очень хорошо! В каждом театральном учебном заведении изучают и ставят Чехова. И ценят даже не меньше, чем в России. Не только университеты и колледжи, но и серьёзные американские театры ставят его пьесы и рассказы.

– А Островский, Лесков, Лев Толстой? Это смотрели бы американцы?

– Трудно сказать. Хотя американцы ставили и «Лес» Островского, но очень по-своему... А вот на Хармса американцы пошли. Недавно состоялась премьера спектакля «Старуха» с Михаилом Барышниковым и Уиллемом Дефо по произведениям Хармса. Американцы «въехали» в абсурдистский юмор Хармса, оценили его гениальность.

– А вообще что из себя представляют спектакли на Бродвее? Я не имею в виду мюзиклы.

– Это дорогие постановки, в великолепных декорациях, в прекрасных залах, с театральными звёздами. Это серьёзные коммерческие проекты, собирающие огромное количество зрителей. Цены на билеты от 80 до 200 долларов, что считается дорого. Хотя они не дотягивают до «Метрополитен-опера», где цена порой доходит и до 500 долларов на премьеру. Зачастую в спектаклях принимают участие голливудские кинозвёзды. Это престижно. Мы видели спектакли с Аль Пачино, с Сюзен Сарандон. Я смотрела несколько спектаклей австралийского театра с такими звёздами, как Джеффри Раш и Кейт Бланшетт, которая регулярно выступает на Бродвее. Оказалось, что австралийская театральная школа очень сильная и она близка к русской. Театральные и кинозвёзды борются на Бродвее за не менее престижную, чем «Оскар», театральную премию «Тони», аналогичную российской «Золотой маске».

– Существует устойчивое клише, что наши актёры в Америке теряются, в Америке о них ничего не знают…

– Это так. В Голливуде ещё можно как-то засветиться, и кому-то из наших актёров и актрис это удалось. А в театральном мире... В том же Нью-Йорке такое количество актёров и театров, что пробиться очень сложно. Ещё и школы игры у нас разные, не говоря об акценте, который в кино можно поправить озвучкой, а в театре – нет.

– Вам пришлось себя перестраивать, чтобы вписаться в этот актёрский мир?

– Конечно! Но здесь, в Америке, я прежде всего решала для себя человеческие задачи. Я изменила отношение к людям, к окружающему миру, стала ценить простые человеческие эмоции, стала мягче. В России у меня были сдвинуты приоритеты. 

 

Беседовала Елена Добрякова, Нью-Йорк – Петербург. Фо­то из архива Светланы Кифы