«Понимаю ответственность перед зрителями»

Прима-балерина Мариинского театра Виктория Терёшкина – о том, как на сцене ей перебежала дорогу чёрная кошка, и о том, что в балете приносит удачу

С детских лет Виктории хотелось быть лучшей во всём, чем она занималась. Если участвовать в соревнованиях по художественной гимнастике – то занимать только первое место. Если учиться балету – то в самой лучшей школе мира. Танцевать – на сцене прославленного Мариинского театра. За 14 сезонов работы в нём Виктория обрела своего зрителя, станцевала все возможные партии классического и современного репертуара. Сегодня в Мариинском открывается XV Международный фестиваль балета, одним из ярких событий которого 19 марта станет творческий вечер Виктории Терёшкиной.

– Виктория, вы пришли в балет из художественной гимнастики…

– Это была идея моей мамы. В четыре года она отдала меня в художественную гимнастику. Я ещё не понимала, нравится мне это или нет. Она забирала меня из детского сада после «сон-часа» и вела на тренировку, а я, сонная, ныла: «Опять на гимнастику!»

– Почему вам не нравилось?

– Потому что в этом возрасте хочется играть с другими детьми, а не растягивать мышцы. Но я послушная была. Да и мама, хитро улыбаясь, говорила: «Помнишь, тебе игрушечка понравилась? Сходишь на тренировку – куплю». Я делала успехи, призовые места занимала, была лидером в группе. Когда исполнилось 10 лет, родители сказали: давай попробуем поступить в хореографическое училище! В Красноярске, где я родилась, школа была замечательная – в здании бывшей церкви, уютная, с мозаикой. Поступила опять же через не хочу. Мне повезло с педагогом, Татьяна Андреевна Дзюба (ныне покойная, к сожалению) почувствовала во мне потенциал: даже летом, когда все отдыхали, она со мной два раза в день занималась. У неё была идея показать меня в Петербурге, чтобы я училась в Вагановском училище. А мне, домашней девочке, казалось ужасным уехать так далеко: «Как интернат? Я – без родителей?» Да и папа говорил: «Вика! Разве у тебя плохая школа? Оставайся». И вот я приехала в Петербург на фестиваль, где на меня обратил внимание художественный руководитель Академии балета имени Вагановой Игорь Дмитриевич Бельский и пригласил учиться. Помню, мы сели с мамой и заплакали… Даже в 16 лет я ещё боялась оставить дом. Первые дни мне было так плохо… Но педагог Марина Александровна Васильева, к которой я попала, сразу меня поддержала, поставив в центр, чем дала соученицам понять, что я здесь не просто так. Недели мне хватило, чтобы понять: я смогу здесь учиться. И я счастлива, что решилась на этот шаг. А когда окончила школу, меня взяли в Мариинский театр.

– Солисткой?

– Нет, конечно. В кордебалет. Я даже не рассчитывала на положение солистки. И танцуя в первой линии лебедей, считала это почётным! В первый же год работы в театре я станцевала Паненку в «Бахчисарайском фонтане» и Цветочницу в «Дон Кихоте». Знаковым моментом стала вставная вариация в «Дон Кихоте». В этом феерическом спектакле солистами были Фарух Рузиматов и Диана Вишнёва. А мне дали в их па-де-де сложную вставную вариацию. У меня всё получилось. Это был успех. Художественный руководитель балета Махар Вазиев поздравил: «Давно я не видел таких алясгонов!» С тех пор стали давать мне сольные партии. На второй сезон я «Лебединое озеро» танцевала. Узнав, что мне его доверяют на гастролях в Манчестере, не могла поверить своим ушам. И теперь уже столько лет я танцую этот спектакль, но он остаётся для меня сложнейшим и физически, и психологически.

– Вам было тяжело себя держать в форме в переходном возрасте?

– Был у меня такой период. Я долгое время была худенькой. Когда приехала в академию, весила 42 килограмма. Все думали, что я специально сижу на строгой диете, чтобы поступить. А через пять месяцев весила уже 47. Когда мне на взвешивании сказали: «Викуся, если ты будешь такими темпами набирать…» – я остановилась. В интернате же себе готовить неохота. Мы в булочной покупали хлеб или сливочные батончики, питались как попало. Помню, что к экзамену нужно было немного похудеть, и я ограничивала себя в мучном и сладком.

– Петербург стал для вас родным городом?

– Да! Шестнадцатый год живу здесь – столько же я прожила в Красноярске. А здесь у меня родилась дочка…

– Как её появление сказалось на карьере?

– Семья на первом месте, ребёнок – это главное. Я осознанно шла на этот шаг. Конечно, балет – это то, чем я жила все эти годы, к чему я шла с самого детства. Но когда появляется ребёнок – живое существо, которое ты выносила, – понимаешь, что его невозможно отодвинуть на второй план. Однажды после репетиции, накануне «Жизели», звонит мама и просит поскорее приехать: у Милады температура 39 градусов. Меня заколотило. Думаю: какая «Жизель»? И если бы дочке на следующий день было плохо, я бы не танцевала спектакль. Потому что как можно на сцене улыбаться и играть счастье, когда у тебя ребёнок болеет? Понимаю ответственность перед зрителями: люди покупали билеты, специально шли «на меня», жалко их подвести. Помню, читала в интернете о женщине, которой пришлось забыть о понравившейся юбке, потому что ей пришлось выбирать между юбкой и билетом на мой спектакль. Она выбрала билет. Это так трогательно.

– Вам удаётся читать книги?

– Полтора года, как родилась Милада, я ничего не успеваю читать. Времени абсолютно ни на что не хватает. Если перерыв в театре, бегу домой, к ребёнку. Варю суп или иду с ней гулять. Вот у Милады большая библиотека, она сама подходит к шкафу, выбирает, что ей почитать. Самое любимое – «Телефон» и «Муха-цокотуха» Чуковского, «Три медведя». Всё время сказки читаем. Она книжки любит и бережно к ним относится, не рвёт их, как обычно это дети делают.

– С вами часто случаются курьёзные ситуации на сцене?

– Помню, была «Баядерка». Перед первым дуэтом, когда Никия уходит с кувшинчиком, Солор делает хлопки, чтобы она обернулась. Я стою спиной. Почему-то хлопков нет. Поворачиваю голову и вижу: бедный Солор пытается оторвать свой костюм вместе с луком от кулис – он как-то зацепился. В такой момент возникает миллион мыслей: что делать? Бежать на помощь смешно, тем более ему в этот момент уже другой артист помогал. Я начинаю его манить, звать. Он наконец отцепляет свой костюм, и я вижу, как он нервничает, ведь начало пропущено. Подобные инциденты научили меня не расстраиваться.

Падений на сцене у меня было много. Когда мы едем на гастроли, меня беспокоит одно: «Господи, хоть бы там был нескользкий пол! Остальное всё зависит от меня». Скользкий пол – это невозможность контролировать ситуацию, ты уже не можешь взять привычный форс. В Мариинском театре идеальный линолеум. Танцую и не думаю, что можно поскользнуться.

Однажды в «Лебедином озере» во время па-де-де чёрная кошка перебежала мне дорогу. Это уже был финал после фуэте, когда я делала круг. Я вдруг заметила, как что-то чёрное пробегает. Но была в таком хорошем настроении, что даже не расстроилась. Наоборот, чёрная кошка, чёрное па-де-де – в этом что-то есть!

Однажды я танцевала «Раймонду» и во время выхода вдруг увидела – а была зима, февраль – из зрительного зала нечто летит прямо на меня! Во время движения не будешь останавливаться и рассматривать. Думаю: какая-то саранча летит. И мне на грудь села. А я очень боюсь насекомых. Во время паузы разглядела – бабочка! Кто её выпустил? Откуда зимой на сцене – бабочка? Вот такие необычные и даже приятные моменты случаются во время спектаклей.

– Вы часто остаётесь недовольны собой?

– Как-то я танцевала вставную вариацию в «Раймонде», и дирижёр сыграл в таком быстром темпе, что я всё сделала как во сне. Убежала за кулисы, расплакалась: представила, как это было ужасно, – я же как блоха скакала! И вообще, я высокая, а вариация эта для маленьких ростом. Столько было расстройств, меня все утешали! А посмотрела запись – так это же была самая лучшая моя вариация!

– Это из-за неуверенности в себе?

– Просто изначально думаешь, что это тебе не подходит. Аврора в «Спящей красавице» не на сто процентов мой спектакль, как и «Жизель». Потому что я не лирического плана балерина. Помню, исполняющий обязанности балетной труппой Юрий Фатеев предложил: «Вика, хочешь станцевать Джульетту?» Я ответила, что, наверное, не буду за это браться. А он настоял. И когда я начала репетировать, то влюбилась в этот спектакль. Потом думала: как я могла, дурочка, отказываться?! Такие переживания! В «Дон Кихоте» подобного нет, там сплошное веселье.

– Как вы настраиваетесь в день спектакля?

– Если вечером спектакль, весь день все мысли только о нём. Представляешь какую-нибудь сцену, и тут же поднимается волна адреналина. Когда родилась Милада, стало легче: днём занимаюсь бытовыми делами и отвлекаюсь. Кроме того, мне нужно успеть подготовить туфли на спектакль, три пары. Пока ребёнок спит. Но всё равно волнуюсь. Кстати, у меня есть талисман – собачка, которую я купила на первых гастролях в Японии, когда мы ещё со школой ездили. Вся потрёпанная, собачка всегда со мной, в каждой поездке, на каждом спектакле. А ещё я очень люблю короны – у меня их целая коллекция, даже делаю на заказ. На чёрного лебедя – пять корон, каждый раз на спектакль приношу все и по настроению выбираю, какую из них сегодня надену. И пачек много разных. Так что после удачного спектакля думаю, в чём дело было: в короне или в пачке? Такие мы суеверные.

 

Беседовала Жанна Чуль. Фо­то Наташи Разиной