Режиссер «Тангейзера» Кулябин – о своем творчестве

Тимофей Кулябин рассказал «НВ», как он пережил громкий скандал вокруг своей постановки и почему считает, что «пьеса, поставленная с соблюдением всех авторских ремарок, покажется искажением классики»

 

События вокруг постановки оперы Вагнера захватили СМИ и социальные сети. Суд над режиссёром, увольнение из Новосибирской оперы директора Бориса Мездрича, назначение на это место Владимира Кехмана… Деятели культуры разделились на два лагеря. И последствия возникший конфликт может иметь долгоиграющие… Наш разговор с Тимофеем Кулябиным состоялся сразу после показа в Петербурге спектакля «#сонетышекспира» (поставленного на сцене Театра наций), и касался он не столько «Тангейзера», сколько творческого почерка и жизненных ориентиров режиссёра в целом.

– Тимофей, ситуация вокруг «Тангейзера» не вывела вас из рабочего настроения? Что вы вынесли из всей этой истории?

– Из рабочего состояния не вывела, хотя, конечно, отняла много времени. Я не ожидал вызова в прокуратуру, в Следственный комитет – всё происходящее совершенно не укладывалось в мою картину мира. Спустя время я, наверное, смогу расставить всё по полкам и дать здравую оценку случившемуся. Сейчас – вряд ли. Для меня очень важно, что я увидел, как культурное сообщество объединилось. Я очень благодарен тем, кто поддержал меня, писал письма, подписывал петиции. Мне звонили и посылали эсэмэски… Дело ведь не в спектакле, который увидели 7000 зрителей города Новосибирска. Важно другое: от абсурдных обвинений должен быть защищён любой спектакль, любой театр, любая площадка, любой творческий человек. И я, безусловно, восхищён действиями бывшего директора театра Бориса Мездрича, который отстаивал «Тангейзера» до последнего.

– В своих спектаклях вы движетесь к весьма суровому прочтению классики. Многие зрители спектакля «#сонетышекспира», с которыми довелось побеседовать, были озадачены: они пришли смотреть на романтическое и возвышенное, а столкнулись с жестоким и мучительным. Чего вы добиваетесь как режиссёр?

– Невозможно преодолеть чьё-то неприятие, если изначально человек сам не хочет раздвинуть рамки и принять другой мир. Реакция в зале может быть любой, люди могут принимать стиль, смыслы и идеи, могут не принимать – это дело каждого. Но мне важно быть понятым. «Сонеты» – спектакль действительно довольно мрачный. Я попытался транслировать некое ощущение конца бытия. Понимаю, что главная трагедия жизни заключается в том, что любой человек смертен. Но в этом спектакле я не говорю о страхе смерти, потому что в спектакле смерть осталась позади и можно только сожалеть о прожитой жизни.

Я стараюсь быть честным в том, как я вижу действительность, как её слышу и как её отражаю… Один из самых важных спектаклей в моей карьере для меня самого – «Онегин», который я поставил на сцене новосибирского театра «Красный факел». Во время его создания меня одолевали сомнения. Мне казалось, что я не понимаю чего-то важного, ухожу от смысла. Я боялся, что меня обвинят в поверхностности, в пустом эпатаже. В какой-то момент я даже остановил репетиции спектакля. Но, как показало время, спектакль вызывает живой отклик у публики…

 

– У «Онегина» уже сейчас довольно большая фестивальная жизнь, – продолжает режиссёр, – каждый раз он вызывает интерес и до сих пор остаётся в репертуаре театра «Красный факел». Мне кажется, что в этом спектакле я перешёл от освоения прикладной технологии сценического действия, такой как организация ритма, мизансцен, сценической атмосферы, к формулированию своего режиссёрского высказывания…

– Вы старались рассказать о себе или о Пушкине?

– Я рассказывал о своих собственных разочарованиях, которые меня постигли в жизни в тот момент. Роман «Евгений Онегин» тоже начинается с разочарования. Мы тут совпали – я испытывал ту же хандру, что и Онегин, и нужно было и соединить, и не спутать себя с Онегиным, с Пушкиным, не присвоить себе лишнего и не отдать своего. Я не могу рассказать историю Пушкина. О ней знает только Пушкин, и он оставил нам свой текст. И прочитав этот текст, даже не как режиссёр, а как человек, я увидел там многое, созвучное моим личным проблемам, которыми мне захотелось поделиться.

Сейчас много разговоров по поводу так называемого искажения классики: как можно, как нельзя ставить. Но ведь если поставить всё, как написано у автора, соблюдая все ремарки, это почти наверняка покажется чудовищным искажением. Потому что, скорее всего, сегодняшний зритель не услышит и не поймёт того, что автор имел в виду. А постановщик в этом случае превратится из режиссёра в суфлёра, бездумно начитывающего подстрочник.

Можно то же самое сказать и по поводу Вагнера. Можно то же сказать и про «Электру», ведь я перенёс действие древнегреческой трагедии в аэропорт, и героиня со своей болью, со своей запутанностью и нерешёнными проблемами оказывается среди водоворота спешащих людей, и никто не поможет решить ей её нравственных проблем.

Если говорят об искажении смысла, то для этого надо владеть смыслом. Нужно очень долго изучать предмет, изучать контекст, когда это написано, при каких обстоятельствах. Не существует единого, всеми признанного и зафиксированного смысла какого-либо литературного, музыкального произведения. Любая попытка сформулировать такой единый смысл превращает его в общее место. А подлинный смысл может быть рождаем только тобой.

– В спектакле «#cонетышекспира» сонеты не искажены – они ведь читаются так, как были написаны Вильямом Шекспиром? Но тот фон, на котором звучит текст, очень холодный, мертвенный, жестокий. Ощущение, что страдающие люди прорываются сквозь своё одиночество и происходит вечное блуждание в потёмках. У меня рождались ассоциации с итальянскими фильмами – по цвету, свету, настроению, живописности мизансцен…

– Там практически всё состоит из цитат. Многое взято из мировой живописи. Нет ни одной случайной мизансцены. Сценография отсылает нас к одной из ключевых сцен фильма «Зеркало» Андрея Тарковского, зашифровано много разных картин. Во время репетиций участники спектакля шутили: «Если кому-то лень сходить в Эрмитаж, можно пойти на «#cонетышекспира».

– Какое решение вы придумали для будущих «Трёх сестёр» – тоже ожидание конца, смерти?

– Я немного боюсь говорить заранее об этом спектакле, потому как рождается он довольно трудно и долго. Репетиции «Трёх сестёр» в «Красном факеле» начались в декабре 2013 года. А с января 2015-го началась финальная стадия репетиций. Там я ставлю перед актёрами очень сложные задачи, раскрывать подробности не буду – всему своё время. Единственное, что могу сказать: купюры в оригинальном тексте будут минимальны. И чем дальше мы репетируем, тем более я убеждаюсь, что это очень пессимистичная пьеса.

– Когда-то вы номинировались на премию для молодых «Прорыв» со спектаклем «Шинель. Dress-код», который вы поставили в петербургском театре «Приют комедианта». Это было престижно для вас?

– Безусловно. Это вообще очень хорошая идея – сделать такую премию. Для молодого режиссёра очень важно получить оценку именитого и профессионального жюри.

– Тимофей, на какую публику прежде всего вы ориентируетесь?

– Я с одинаковым почтением отношусь к разным возрастам публики, но для себя ориентируюсь всё же на своего ровесника. И если я вырос в одно время с этими молодыми зрителями и что-то похожее в жизни нас окружало, то я понимаю, что они хотят увидеть на сцене. Я должен быть для своего ровесника понятным – не то чтобы его языком говорить, но он должен этот язык понимать, я обязан учитывать его зону восприятия. Я вижу, как омолодилась аудитория театра за счёт таких непростых спектаклей, как «Онегин», KILL или «Гедда Габлер». И мне приятно, что молодые люди чаще предпочитают пойти в театр, чем в другое место, потому что знают: в театре может быть что-то про них, это не только музейное искусство.

 

досье «нв»

Тимофей Кулябин родился 10 октября 1984 года в Ижевске. С 2002 по 2007 год учился в РАТИ – ГИТИС на курсе Олега Кудряшова. В 2006 году выпустил в Омском драматическом театре первый спектакль – трагифарс «На Невском проспекте» по собственной инсценировке «Петербургских повестей» Гоголя. С 2007 года – штатный режиссёр театра «Красный факел» в Новосибирске. Также ставил спектакли в Ярославле, Риге, Петербурге, Москве. Спектакль «Онегин» по роману получил специальный приз национальной театральной премии «Золотая маска». В 2015 году назначен главным режиссёром театра «Красный факел». После истории с «Тангейзером» его пригласил ставить «любые спектакли» художественный руководитель театра «Ленком» Марк Захаров.

как это было

«Тангейзер» в Новосибирске. Что произошло?

Двадцатого декабря на сцене Новосибирского театра оперы и балета состоялась премьера постановки «Тангейзер» по одноимённой опере Рихарда Вагнера. Тимофей Кулябин перенёс действие в современность. По сюжету главный герой – режиссёр Генрих Тангейзер – снимает фильм о юных годах Иисуса, испытывавшего плотские наслаждения в гроте богини Венеры. Во время постановки на сцене был использован плакат, на котором Христос изображён между разведённых ног обнажённой женщины (изобразительная цитата афиши фильма «Народ против Ларри Флинта» 1996 года), а также показан процесс «съёмок» этой кинокартины. Информация же о том, что этот плакат служил в качестве афиши спектакля на улицах Новосибирска, не подтвердилась.

24 февраля по жалобе митрополита Новосибирского и Бердского Тихона прокуратура возбудила административное дело по статье об умышленном публичном осквернении религиозной или богослужебной литературы и предметов религиозного почитания в отношении режиссёра Тимофея Кулябина и директора Новосибирского театра оперы и балета Бориса Мездрича. По мнению митрополита, данная трактовка оперы Вагнера оскорбляет чувства верующих. 10 марта судебное производство в отношении обвиняемых было прекращено «в связи с отсутствием события правонарушения». Прокуратура сначала обжаловала это решение, но после отозвала жалобу. Однако директор театра Борис Мездрич был уволен со своего поста Министерством культуры.

 

 

Беседовала Елена Добрякова. Фо­то Евгения Курскова / ТАСС