Донбасс. Школа выживания

Корреспондент «НВ» побывала в Луганской области и увидела, как живут сегодня, спустя год после референдума о независимости, жители непризнанной ЛНР

Не помню, о чём был тот старый фильм, но название его – «И на камнях растут деревья» – вспоминаю каждый свой приезд в мой родной Краснодон – небольшой шахтёрский город в Луганской области, расположенный у самой границы с Россией. Земля в Донбассе неплодородная, глина да камни – слоистые, коричневые, крошащиеся в пыль. Порода, как говорят шахтёры. Это означает – бесполезный камень. Здесь вообще есть два вида камней – уголь и порода. Вырастить на этой земле хоть что-то стоит огромного труда, к тому же с водой здесь всегда проблемы, а дождей иногда не случается с мая по сентябрь. И в июле-августе стоит жара под 40 градусов – воздух так прогревается, что обжигает лёгкие…

Но, сколько себя помню, Краснодон утопал в зелени и особенно был красив в мае, когда зацветали сады. Сначала абрикос – наша донбасская сакура. Цветы на ветках у этого дерева появляются раньше листьев. И вот стоит оно молочно-белое или нежно-розовое, источающее дивный, ни с чем не сравнимый аромат, – не налюбуешься. И не перестаёшь удивляться, сколько у этого деревца воли к жизни, коль оно умудряется цвести и плодоносить на такой земле. И людям удивляешься, которые на этой земле что-то строят и растят даже теперь, когда в сотне километров от них – настоящая линия фронта…

На прошлой неделе из России в Луганск прибыл очередной гуманитарный конвой. 26-й по счёту. Сообщается, что с августа прошлого года в Донецк и Луганск только по линии МЧС доставлено 33 тысячи тонн продуктов, медикаментов, стройматериалов. Помощь направляется в первую очередь в больницы, детские дома, сады и школы, интернаты для инвалидов и дома престарелых. А ещё в города и посёлки, что расположены на линии фронта, – с продовольственным снабжением там по-прежнему плохо, многие живущие там остались без крыши над головой, без электричества, воды, газа…

…Моему родному Краснодону в этом смысле повезло больше – с сентября прошлого года он считается глубоким тылом. Ожесточённые бои здесь шли в июле-августе, когда украинская армия пыталась блокировать Луганск (в 40 километрах западнее Краснодона) и перекрыть трассу на Изварино (в 15 километрах восточнее Краснодона) – к границе с Россией. Трассу, ставшую донбасской Дорогой жизни. Именно через пограничный переход «Донецк – Изварино» проехал в августе первый гуманитарный конвой в Луганск и потом все остальные. Я с персональным гуманитарным грузом для своих родных и близких моих земляков, живущих в Петербурге, тогда тоже впервые пересекла границу уже не Украины – самопровозглашённой ЛНР в прошлом августе. 

У краснодонцев есть примета: если в городе пропадает мобильная связь, значит, идёт очередной гуманитарный конвой. Местные говорят, что делается это для безопасности, чтобы кто-то по глупости или злому умыслу не сообщил время и маршрут движения колонны. Слово «диверсант» здесь никто не воспринимает как шутку.

Граница. «Женский день»

С лета прошлого года сотрудники российского пограничного пункта «Донецк» работают в авральном режиме. Очереди не иссякают ни днём, ни ночью вот уже десять месяцев. Сначала тут принимали беженцев со стороны Изварино. Потом, когда в Краснодоне и Луганске установился мир, многие стали возвращаться, и на границе вновь выстроились очереди. Теперь в Россию въезжают, чтобы снять деньги с карточек в банкоматах (владелец «Краснодон-угля» – главного шахтоуправления города – Ринат Ахметов практически не прекращал перечислять зарплату), чтобы купить продукты, бензин и лекарства. Сегодня погранпереход «Донецк – Изварино» больше напоминает столичную магистраль в часы пик, которая расположена у супермаркета, объявившего сумасшедшие скидки, – так много здесь машин и пешеходов. И те и другие проводят на границе иногда 2–3 часа, иногда 2–3 дня.

Я прибываю на пограничный пункт «Донецк» безлошадной, но с большим чемоданом и внушительного вида сумкой.

– Бедные наши женщины, – сочувствует пограничник, – как вы всё это таскаете!

У шлагбаума очередь человек в 100, пропускают (по опыту знаю) по 10 человек раз в 20–25 минут. Готовлюсь к длительному ожиданию, но тут оказывается, что сегодня на границе «женский день» – мужчин не пропускают.

– В Краснодоне поймали две группы диверсантов, а они к нам через Россию попадают, вот и проверяют мужчин с пристрастием, – объясняет мне ополченец, дежурящий на бывшей украинской границе.

Теперь на здании таможни вместо слова «Украина» красуются буквы «ЛНР». Паспорта здесь проверяют формально – вежливый ополченец листает документ, интересуется для порядка: «Куда направляетесь?» – и, возвращая паспорт, желает счастливого пути.

В Изварино меня окружают услужливые «чёрные таксисты». Ещё зимой руководство Краснодона пообещало искоренить этот вид бизнеса, ведь налоги нелегалы не платят. А город сейчас во многом живёт за счёт налогов с предприятий и предпринимателей, которые перечисляются, по сути, добровольно – реестр налогоплательщиков в ЛНР ещё только создаётся. При этом стоит удовольствие от поездки с нелегалом почти в два раза больше. Так, официальные таксисты от Изварино до центра Краснодона довезут за 90 гривен (180 рублей по нынешнему курсу). «Чёрный таксист» запросит 300 рублей, сетуя на дороговизну бензина и тяжёлую жизнь.

Добираясь до города, смотрю по сторонам. Справа замечаю группу мужчин в камуфляже с лопатами.

– Сапёры?.. – неуверенно спрашиваю я.

– Та не-е, – смеётся таксист, – лес сажают. Сосны. Ко Дню Победы.

Лесопосадки – старинный способ спасения от эрозии почвы в шахтёрских краях. В советское время деревья в степях, окружающих город, высаживали регулярно, как регулярно и вспахивали землю, чтобы уберечь дома и совхозные поля от пожаров. Во времена «незалежности» Украине было не до этого…

Вдруг где-то в небе над нами появляется противный гул. Я смотрю на таксиста, чтобы понять – пора боятся или пока не стоит.

– Беспилотник видела? – интересуется он. – Нет? А вон – глянь. Уже два в апреле сбили, а они всё летают!

Тонкое хищное стальное тельце летающего робота едва различимо над бугром. Куда страшнее звук, который он издаёт.

Рубль и гривна. Кто кого?

Ещё зимой расплатиться рублями в Краснодоне можно было только всё с теми же таксистами, которые частенько заправляются бензином в России. В январе в ЛНР литр стоил 16–18 гривен (по тогдашнему курсу – 3 рубля за гривну – 48–54 рубля). Но уже в марте глава ЛНР Игорь Плотницкий распорядился ввести мультивалютные расчёты и установил курс: 1 гривна – 2 рубля. Теперь во всех магазинах есть рублёвые кассы, правда, с разменом в них пока неважно – 100-рублёвые купюры ещё есть, а вот 50-рублёвые и мелочь в дефиците. Продавцы выкручиваются как могут. Так, на сдачу с 1000 вместо 460 рублей мне дали 4 сотни рублями и 30 гривен.

Конечно, можно купить и гривны – хоть у менял на рынке, хоть в полуофициальном обменном пункте. Только вот это невыгодно – за тысячу рублей менялы дают не 500 гривен, а 450–460. А у краснодонцев, особенно пенсионеров, каждая копейка на счету.

Пенсии власти ЛНР начали платить в апреле. По старости – в рублях. Социальные (инвалидам) – в гривнах. На почте объясняют, что платят в той валюте, которая есть в наличии. Гривны в наличии всё меньше – несмотря на все призывы, Украина продолжает усиливать блокаду непризнанных республик.

То, что связи с подконтрольными Киеву территориями становятся всё слабее, в Краснодоне видно по ассортименту в магазинах и на рынке. Украинских товаров становится всё меньше. В конце апреля в городе неожиданно возник дефицит молочной продукции. Её в город поставляли из Станицы Луганской – молоко, творог, сметана, йогурты под маркой «Станица», как меня убеждали все знакомые, самые вкусные. Потом украинские военные взорвали мост через Северский Донец, связывавший Станицу с Луганском. Теперь в Краснодоне привыкают к другой молочной марке – образовавшуюся нишу тут же занял местный молокозавод. Говорят, его продукция не хуже станичной. Ассортимент только бедноват пока.

С импортозамещением (а теперь здесь украинские товары даже больший импорт, чем российские) в Краснодоне справились в кратчайшие сроки. Стремительно восстановили разрушенную в августе птицефабрику и уже к Новому году умудрились вырастить первых бройлеров – к новогоднему столу. Магазины тоже не дремлют, объезжают подсобные хозяйства, покупают овощи, молоко, мясо, и теперь местные супермаркеты удивляют по-настоящему домашними продуктами. Как, впрочем, и ценами. Они сегодня мало чем уступают российским – свинина по 100–120 гривен, капуста по 30–35, хлеб от 5 гривен и выше. Курс, напомню, один к двум. А те же пенсии в пересчёте на рубли редко превышают 4000.

В Краснодоне активно начали принимать коммунальные платежи – всё-таки пенсии и зарплаты худо-бедно выплачивают. За газ, телефон можно заплатить в рублях. За свет – пока только в гривнах.

– Или ждите, когда нам кассы переделают, – предложила дама в местном «электросбыте».

– Да и подождём, – обиделась моя мама. – Где ж я им гривны возьму?!

Бизнес местного розлива

Шахты в Краснодоне (а большинство принадлежит Ринату Ахметову) работать не переставали даже во время обстрелов города. Зимой власти города жаловались, что шахтоуправление перечисляет налоги в Киев, а должно бы – в местную казну, ведь Киев не оплачивает работу транспорта, учителей, дворников – всех тех, кого именуют бюджетниками. В «Краснодонугле» соглашались: дайте нам номер банковского счёта, и мы не только налоги перечислим, но и оплату коммунальных услуг обеспечим – будем из шахтёрских зарплат вычитать. Весной в ЛНР появился собственный банк. Надо полагать, с шахтоуправлением он тоже работает.

Осталось загадкой, куда шахтёры девают свою продукцию. Ведь, согласно официальным сводкам, Украина уголь не покупает. России он тоже без надобности. Тем не менее больше шахтёры на то, что уголь в неимоверных количествах скопился на складе, не жалуются.

А представьте себе моё изумление, когда в поликлинике я столкнулась со знакомой, которая проходила медосмотр перед устройством на работу на завод «Юность»! Завод этот был построен в Краснодоне в конце 1970-х (мы школьниками ходили туда на субботник, убирали строительный мусор) и выпускал какие-то загадочные радиодетали. Вроде бы для космических надобностей. После развала СССР завод тихо умер, и ещё лет пять назад, проезжая мимо, я видела зарастающие деревьями крыши бывших цехов «Юности». Что и для кого производит теперь «Юность»? Вот не знаю. Но работает, платит зарплату, нанимает новых сотрудников и даже оказывает гуманитарную помощь малоимущим краснодонцам.

Но самый прибыльный бизнес здесь связан с Украиной, а точнее, с её решением изолировать Донбасс. Во-первых, зарабатывают владельцы автотранспорта. Самый популярный маршрут – из Луганска в Харьков. Поездка стоит 600 гривен, места бронируются в автобусе заранее. Микроавтобусы дороже – от 1500 гривен. Все едут через всё то же Изварино, иначе на Украину из Луганска не попасть.

Расстояние между Харьковом и Луганском по географической карте – 325 километров и 5,5 часа в пути. По политической – 680 и около суток дороги с учётом ожидания на границе.

Второй доходный бизнес, связанный с первым, – пенсионный туризм. Поняв, что Киев не собирается выплачивать жителям ЛНР пенсии (которые перестали давать в июле прошлого года), мои земляки потянулись на украинскую территорию получать фиктивный статус беженца, чтобы потом переоформить пенсию. Тут же появилось огромное количество предприимчивых граждан, которые предлагают свои услуги по быстрому переоформлению. Довезут, подскажут, куда идти (говорят, во всех службах по ту сторону границы у организаторов пенсионного туризма «всё схвачено и за всё заплачено»), привезут обратно.

На подконтрольных Киеву территориях тоже не прочь заработать, и пенсионным туристам здесь рады: быстро оформляют справки беженцев, выдают пластиковые карты банков и обещают через месяц-полтора все долги перечислять на карту. Правда, через шесть месяцев поездку приходится повторить – требуется подтверждение, что ты всё ещё беженец, а не подался в сепаратисты. Хотя все прекрасно понимают, где живут эти «туристы».

Наконец, неработающие банки и огромные очереди на границе с Россией вызвали к жизни предложения за малую толику обналичить деньги с карточки. Берут от 5 до 10 процентов. На спрос не жалуются – не у всякого есть возможность и время доехать до ближайшего российского банка в Донецке.

То ли гроза, то ли эхо…

Ну а тем, кто остался без работы и дохода, городские власти предлагают заняться благоустройством. Денег не платят, рассчитываются продуктами. Желающих привести в порядок парки, улицы, заняться мелким ремонтом домов немало. Накануне Пасхи много работы было на городском кладбище, которое прошлым летом обстреливали основательно.

А накануне Первомая здесь хоронили ещё одного ополченца. Мальчика ещё – 19 лет. Погиб под Станицей Луганской. В Донбассе, напомню, сейчас перемирие и прекращение огня по Минским соглашениям. В которые мои земляки не верят. Кто их осудит?

Перед моим отъездом над городом прогремела первая гроза. Я и забыла, какой она бывает. На город надвигалась зловещая, антрацитового цвета туча. Её рассекали молнии, гром запаздывал минуты на три. Потом начинался раскатами – долго, пугающе, непривычно рокотал вдалеке, постепенно приближаясь. Я грустно пошутила:

– Мама, у вас как в песне: то ли гроза, то ли эхо войны…

Мама вздохнула.

– Хоть бы она уже закончилась!

После моего отъезда к маме за привезённой мной посылкой зашёл Максим, брат моего одноклассника, живущего в Петербурге. Максим с первых дней войны в ополчении. Сейчас служит под Донецком.

– Война-то будет? – спросила его мама.

– В Краснодоне – нет…

 

Ирина Голубенко, обозреватель «НВ». Рисунки Ольги Быстровой