Константин Хабенский: «Хорошо работать всегда тяжело»

Народный артист России – о своей «армии милосердия», характерных чертах современной молодёжи и о том, как не испортить детей актёрством

 

В холле пансионата «Балтиец» в Репино стоит доска «жалоб и предложений». На ней написано многое, начиная от своеобразной переклички: «Кто спит? Никто!» и заканчивая ироничной просьбой: «Кормите нас поменьше, а то не влезем в автобусы!» На неделю это место стало приютом для 300 человек – школьников и педагогов, слетевшихся из восьми городов России на фестиваль студий творческого развития Константина Хабенского «Оперение». Сам Хабенский обитает тут же, денно и нощно наставляя юных актёров. Оторвать его от процесса практически невозможно. «Интервью? Да что вы, у нас мастер-классы, спектакли и репетиции с 8 утра и до 11 вечера!» – пожимает он плечами.

28 июня воспитанники студий сдают открытый экзамен широкой публике: в «Балтийском доме» пройдёт спектакль-клоунада «Белые ночи гадких У…». Средства от продажи билетов будут направлены на лечение детей, страдающих тяжёлыми заболеваниями.

– Константин, сейчас во время показа импровизации один из ваших воспитанников выбежал в зал в костюме птицы и… клюнул меня в нос! Так я поняла, что напротив граф «раскованность» и «непосредственность» можно ставить галочку. А чему ещё вы учите детей?

– Во всех студиях мы точно понимаем, чего делать нельзя. Нельзя портить детей актёрством, насильно заставлять делать то, чего они не хотят... и готовить из них никому не интересных, скучных маленьких актёров категорически нельзя! Но можно дать волю их воображению, научить понимать художественную образность слова, прививать пластику и любовь к собственному телу – вот тогда они смогут опериться и взлететь.

– Фестиваль «Оперение» проходит в пятый раз. В чём его отличие от предыдущих?

– Главное отличие – качество тех ребят, которые приехали сюда! (Улыбается.) Второй отличительный момент связан с местом проведения фестиваля. Дело в том, что каждый год он кочует из города в город, – это наша принципиальная позиция, чтобы как можно больше людей увидели что-то яркое, простое, звучащее, честное и поняли, о чём думает и что чувствует подрастающее поколение. В этот раз мы оказались в Петербурге, а всю затратную часть взял на себя комитет по культуре. И я бесконечно благодарен родному Питеру за то, что он открыл своё гранитное сердце и пустил к себе нашу огромную «армию милосердия». Поэтому программа закрытия фестиваля станет нашим подарком городу. Да, выступать будут непрофессиональные актёры, но их сердца бьются так, что от этого стука вибрируют города! 

Мы устроим флешмоб в Петропавловской крепости, а в полдень даже стрельнём из пушки, для того чтобы заявить, что этот день принадлежит нам, и чтобы попасть в своеобразную «летопись» города. Думаю, это будет очень важно и для ребят, которые приехали из разных городов. А вечером пройдёт наш спектакль с символическим названием «Белые ночи гадких У…». 

– Скажите, а есть ли какие-то критерии, по которым детей отбирают в ваши студии?

– Критерий один: желание, желание и ещё раз желание!

– То есть критериев всё-таки… три?

– Ну, если быть точным, то два: я бы назвал ещё дисциплину. (Улыбается.) Но это само собой разумеется. Все занятия бесплатные, то есть это некая социальная программа: сценическое мастерство, художественное слово (потому что учить надо прежде всего пониманию того, что говорится) и пластическое воспитание – вот основной инструментарий. А дальше в разных студиях добавляются свои опции: где-то кукольный театр, где-то музыка, где-то кино. В Петербурге студия пока базировалась в двух школах, но я надеюсь, что уже к осени мы перейдём на общую площадку, – это будет большая городская студия: Георгий Сергеевич Полтавченко обещал выделить нам помещение, и сейчас мы определяемся, какое именно. Когда всё станет известно, мы объявим набор – в ней смогут заниматься порядка 300–400 ребят. Я понимаю, что в городе есть хорошие театральные студии для детей, но хочется сделать что-то всеобъемлющее в обучении: мы стремимся открыть личность, наполнить её содержанием, вытянуть дремлющие таланты или преумножить те, которые уже заметны. Мы помогаем им раскрыть себя, а после – отпускаем наших воспитанников в большую жизнь. Ни к чему ограничиваться театральными подмостками – мы экспериментируем в творчестве. Сегодня это проявляется в спектакле «Поколение Маугли», который открывал фестиваль, и на театральных показах в Репино, а через год – кто знает? – возможно, ребёнок найдёт себя в живописи или музыке.

– Вы занимаетесь с детьми и подростками, которых после проекта «Поколение М» так и тянет назвать по аналогии с книгой Пелевина – generation М… Эти ребята сильно отличаются от поколения молодёжи вашей юности?

– Главное отличие – огромное количество внешних прибамбасов. Во-первых, у них сейчас столько возможностей познать мир внутри и снаружи, которых у нас не было! А во-вторых, у них чересчур много информации (зачастую ненужной), которая захламляет и, на мой взгляд, несколько притупляет рецепторы познания мира. Поэтому в студиях мы, не отрицая всех достижений человечества, ненавязчиво напоминаем им о том, что есть ещё и человеческое общение, и самореализация, и удивление в узнавании жизни. Мы говорим им: ты не один на один с интернетом, вокруг есть люди и их глаза, в которые стоит смотреть почаще.

– Как же увлечь детей?

– Если тебе неинтересно, то никак. С детьми работают те же правила, что и со взрослыми: если ты сам не горишь и у тебя нет аргументов в защиту того, что ты делаешь, ничего не выйдет.

– Вы работаете с подростками из разных городов. Как обстоят дела с творческими студиями и театрами в регионах?

– Везде по-разному, именно поэтому я и делаю основной акцент на городах так называемой театральной провинции. Подчёркиваю – так называемой, потому что там тоже идёт своя жизнь, которая порой бывает даже интереснее, чем в столицах. Но мои коллеги из регионов, с которыми мы работаем не первый год, жаждут дополнительной самореализации. Наши студии помогают им раскрыть свой потенциал в качестве педагога, режиссёра, актёра. Я это вижу, чувствую и поэтому абсолютно спокоен: наше дело в надёжных руках.

– Дети идут заниматься с чётким пониманием, зачем им это надо, или на громкое имя Хабенского?

– Как показывает практика, сначала идут на имя. Потом понимают, что «имя» не так часто бывает у них, как им бы того хотелось, и осознают, что это не просто развлекуха, а настоящая работа по два-три дня в неделю от двух до четырёх часов в день. Те, кто хотел просто потусоваться, уходят, уступая место тем, кто действительно пришёл трудиться. Тогда-то и начинается работа студии, которая перетекает в фестиваль. И, оказавшись на фестивале, ребята окончательно понимают, в какое общее дело вписались. Мне очень хочется надеяться, что те, кто «оперился», через 10–15 лет сформируют в разных городах определённую касту людей, которые смогут доверять друг другу.

– Вы соразмерили свои силы в этом деле? Ведь восемь студий – это уже немало…

– Помимо этого я стараюсь работать по профессии и заниматься своим благотворительным фондом. (Улыбается.) Но когда есть серьёзные предложения от городов (а в этом году Нижний Новгород и Челябинск сами пошли навстречу, нашли здание и финансирование), мы стремимся их поддержать. Понимаете, у нас уже сформировался своеобразный железнодорожный состав, который идёт по городам России, а я отвечаю за качество тех вагонов, которые мы цепляем к себе.

– А сложно ли заниматься благотворительностью в России?

– Благотворительность – это тоже работа и даже – простите меня за такое циничное слово! – бизнес. Это составление бизнес-планов, сценарных планов мероприятий, отчётов по сборам денег, по рекламе… это работа, которую блестяще выполняет штаб моего фонда. А говорить, что это легко, – нет, конечно. Хорошо работать всегда тяжело.

– Во имя чего вы работаете?

– Я стараюсь обходить глобальные определения. Мы просто хотим помогать людям.

 

 

Беседовала Светлана Жохова. Фо­то «Ин­тер­пресс»