ВЕЧНО ЮНЫЙ ГОРОД-ЩЕГОЛЬ
Я, как и все ленинградцы, замираю при одной мысли о том, что наш город, мой город может быть растоптан...<br>...в Ленинграде я стала поэтом. Ленинград стал для моих стихов их дыханием...<br>А. Ахматова. "Выступление по Ленинградскому радио", сентябрь 1941<br>Какой он, Петербург, для молодых людей нового столетия - длинноногих девушек, поджарых юношей с наушниками плееров как обязательным атрибутом времени? Что они слышат? Что они видят? Что мы, взрослые, знаем о них?
В конце учебного года на занятиях по эстетике я предлагаю студентам Художественного училища имени Н. К. Рериха написать сочинение, своеобразный литературный набросок на тему "Мой город". Многие работы, напоминая исповедь-признание в любви Городу, выходят за рамки так называемого учебного задания. Они как письма, адресованные в будущее, в котором жить юным, сохранять и возрождать свой Петербург.
"В каждом из нас есть частица нашего города, - пишет Полина Ильина. - Для кого-то это раннее утро и залитые солнцем дома, для другого его двор, где прошло детство, а кому-то близки яркие вечеринки... Но каждому петербуржцу знакома пленяющая красота белой ночи - времени суток, которое во все столетия так притягивало людей. Каждый из нас может рассказать о своей белой ночи, в которой сам становился героем очень красивой истории, не имеющей начала и конца. В моей жизни этой историей стала набережная Лейтенанта Шмидта".
"Петербург... Что для меня это слово, этот город? - продолжает своеобразный диалог Ольга Трофимова. - Конечно, дворцы, мосты, каналы, кони... Все это для всех: американца, африканца, сыктывкарца... Но есть что-то еще, что-то именно мое, личное, родное... Другой Петербург, не торжественный и парадный - в солнце и золоте, а тихий, домашний, уютный - мой.
Черная речка, где я живу сейчас, - лесопарк, хрущевки, железная дорога, электрички... Здесь место дуэли Пушкина. Надо же! Тогда - глухомань, лес, а теперь - центр города! Там был убит великий поэт, а я туда же хожу гулять с собакой. Из таких парадоксов соткан Петербург: вместо церквей - бассейны, среди великолепия дворцов - нищие...
И тополя... Я люблю этот летний снег, сугробы под кроватями, по углам, под столом... Люди чихают, ругаются, а пух летит, летит, летит, а потом - раз, и исчезает сразу, вдруг. Он уходит сам, по-английски, не прощаясь. Мой Петербург летит. Здесь я родилась, это - МОЙ ГОРОД!"
Интересную деталь в фонетическом своеобразии речи петербуржцев отметила Ирина Волле: "Але, это - Питер! Вы через "ч" или через "ш"? Мы - було-Ч-ная, яи-Ч-ница!"
ГОРОД ЧЕРЕЗ "Ч"
Наша буква "Ч". Мы - четкость, гранит. Болота, мутные, застоявшиеся воды - пелена и туман - оградить, ограничить, очертить... Морозный парок на ледяном ветру. Вечный огонь - холодный, стылый - не греет память. Застывшие кружева блокадных страниц.
Чайка. Летит, парит белая загогулина. Села! Плотно, крепко на помоечный бак. Чак-чак клювом разрывая газеты, объедки, обрезки, обрывки, жирея на глазах. Уже не подняться выше пятого этажа. Хрущевочки. Коммуналочки. Один звонок, два звонка, пять звонков... Звонят!
"Але! Это Питер? Вы через "Ч"?
- Конечно".
Во многих сочинениях звучит боль за город, который пытается за "театральным блеском" скрыть растущую в нем нищету, неухоженность, одиночество стариков, беспризорность детей.
"Петербург - карнавал, на котором лица героев прикрыты масками благополучия, - пишет Юля Соколовская. - Но за кулисами открывается совсем другой Питер - нищеты, бомжей, грязи, мусора".
Но сознание болезни города не умаляет любви к нему, в которой признается Елизавета Догадкина: "Для меня Петербург - это его маленькие мощеные улочки. Старые, уже облупившиеся дома, его подворотни, пускай сейчас грязные. Дворы-колодцы. Войдя в такой двор, понимаешь, что попал в некий мир с его секретами, радостями и бедами. Видишь развалившуюся песочницу и понимаешь, что, может быть, та бабушка, что выглядывает из окна, когда-то играла в ней. У этих дворов есть еще одна очень петербургская черта - огромные, уходящие в небо глухие стены, где вдруг высоко с краю светится одно-единственное окошечко. Разве, когда строили город, задумывали такие стены с одинокими окнами? Вряд ли. Просто в войну была разрушена часть дома. Сегодня, спустя 57 лет со дня Победы, эти стены как молчаливое напоминание о войне, блокаде, о петербуржцах той тяжкой поры".
Ребята рассказывают об очень личных уголках, любимых местах города. Александра Захарова описывает Михайловский сад как нечто живое, согревающее сердце: "Он притягивает меня какой-то томной и необъяснимой силой, заставляя возвращаться вновь и вновь. Каждое лето я иду туда рисовать. Еще в детстве мы с родителями часто гуляли там, ели мороженое и наслаждались теплыми, летними деньками". Воздавая Михайловскому саду, его аллеям с вековыми деревьями, окружающему "декору", девушка восклицает: "Побывав там хоть раз, вы тоже захотите вернуться туда!"
Поколение молодых "выбирает Петербург". Он - их город - юный, со своей 300-летней историей и своим будущим. "Питер - щеголь, - утверждает Анна Р. - Он одет в лучший гранитный костюм, у него самое изящное и дорогое кружево, пестрые шапки-соборы".