РАЗРУШИТЕЛИ И СОЗИДАТЕЛИ
ЭТО ЛИШЬ НЕСКОЛЬКО КАРТИНОК НА ТЕМУ "РАЗРУШИТЕЛИ И СОЗИДАТЕЛИ". ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА - МАЛОЗАМЕТНЫЕ ЛЮДИ. МЕСТО ДЕЙСТВИЯ - ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТЬ.<br><br>БЕСЫ И АНГЕЛЫ - У КАЖДОГО СВОЯ РАБОТА<br><br>Вруда - небольшой поселок и станция на железной дороге Петербург - Нарва. Если идти отсюда к северу шестьдесят километров пешком, то дойдешь до белой крепости на известняковой скале - Копорья. Этим путем мы шли. И по дороге набрели на остатки усадьбы Раскулицы. Корявые деревья старого барского парка доживают здесь свой век над живописным лугом, спускающимся к запущенному пруду. Место тихое и просветленное. По гребню холма стелется дорога, а над ней красным контуром на фоне бесцветного неба - руины церкви. У этих стен родовое кладбище баронов Корфов и баронов Врангелей.
Было кладбище...
Как будто гигантские кроты работали вдоль и поперек у разбитой церковной ограды. Тяжкие, многотонные базальтовые и мраморные плиты сдвинуты, выброшены, перевернуты, расколоты на куски. Обнажившиеся под ними кирпичные своды склепов проломлены, как черепа, и внутренности их зияют черными, не заросшими еще дырами. В едва пробудившейся майской траве под сухими трубками прошлогодней сныти - полусгнившие доски, выброшенные из могил. Работали кроты тщательно, с размахом. Ни одно надгробие не было пощажено. Могильные камни - иные лопнули при стаскивании, другие были разбиты просто так, ради удовольствия. Там, где к склепу все ж было не подобраться, - рыли сбоку. Рыли, видно, экскаватором. Склепы разбивали, надо думать, отбойными молотками. Все это сотворилось недавно: ямы не успели еще основательно заплыть землей.
Я заглянул в церковь. Как ни странно, она не была особенно осквернена. Битый кирпич и штукатурка. Надписи на стенах. Небо в дырах окон, в провале купола. Все как везде, как в тысячах русских разрушенных церквей. Специально ее не ломали. Специально долбали могилы. Понятно: ордена, оружие, перстни, кресты, золото. Бароны Корфы, бароны Врангели.
Ох, русские парадоксы! Черные дыры склепов - и просветленное небо над лугом и прудом... Неподалеку в деревне восстанавливается часовня, и кто знает, может быть, ее строители живут с опустошителями склепов в одной деревне, в соседних домах. Между ними нет войны и схизмы. Думаю, что они нередко выпивают вместе за одним столом. Просто те и другие делают свое дело. Как ангелы и бесы.
БОЛЬНЫЕ ДУШИ СРЕДИ НОВОГО СОЗИДАНИЯ
...Свирь. Суровая река. Места здесь безлюдные. Возле деревни Горка река широка, и волны на ней нешуточные. Способ переправиться один: встать на берегу и кричать через реку, пока не услышат на том берегу, пока не отплывет оттуда лодка. На лодчонке, до края загруженной рюкзаками и людьми, гребли мы поперек Свири, как настоящие варяги. За изгибом воды чувствовалось холодное спокойствие Ладожского озера. Переправились. От Горки, от Нижнесвирского болотного заповедника, где гнездятся птицы, идет дорога на Олонец. На этой дороге в углу между Свирью и современным Мурманским шоссе - Александро-Свирский монастырь. Вернее, два монастыря: Троицкий и Преображенский. Преображенский уже почти восстановлен монахами; в Троицком разруха борется с новым созиданием.
Расположенное на пригорке каре монастырских построек смотрится в небольшое, сильно заросшее Святое озеро, в котором купаются и удят рыбу хмурые жители поселка Свирская Слобода. Над строениями монастыря доминируют шатры и купола: массивный Троицкий собор XVII века, ранняя Покровская церковь, чье легкое, воздушное навершие покоится на тяжком параллелепипеде основного объема, сказочная трехшатровая звонница. Камни эпохи Елены Глинской и Бориса Годунова. На территории Троицкого монастыря сосуществуют обитель и сумасшедший дом. Содержатся здесь шизофреники и алкоголики из двух районов: Лодейнопольского и Подпорожского. Вообще-то алкоголики - профиль сего медучреждения. Местная специфика.
Познакомился я с одним. Захожу в пустынный монастырский двор с намерением попасть внутрь Троицкого собора, посмотреть фрески. Ни души, собор заперт на внушительный замок. Вижу - идет человечек: маленький, щупленький, с удочкой, физиономия небритая. Обратился к нему: как попасть в храм, спрашиваю. Человечек засуетился:
- Это к старосте идти надо. Церковь-то теперь действующая.
- А батюшка есть?
- Батюшка есть и монахи. А ключ у старосты. Как же, я его знаю. Меня тут все знают. Пойдем, отведу, недалеко живет.
Пошли. По дороге человечек не умолкал:
- А ты сам откуда? Из Питера? У меня просьба будет... Теперь медаль на рынке сколько стоит? Так ты узнай, купи. Я ж танкист, в Афгане воевал, у меня вообще-то все медали есть, вот только "За отвагу" потерялась... Ты купи, когда в следующий раз приедешь, - привези. Мне без этой медали никак. Я-то вообще подводник, воевал в Анголе. У меня и мундир есть парадный, с орденами. Я на истребителе летал. Меня здесь все знают. Я-то вообще генерал, тут меня так и зовут - Генералом.
И уже на прощанье, когда мы возвращались в монастырь в сопровождении степенного бородатого церковного старосты, мой Вергилий совсем просительно добавил:
- Слушай, у меня к тебе еще просьба будет. Ты мне две тетрадки привези. Простые, школьные. А то они мне здесь бумаги не дают. А мне писать надо. Я очень хорошие стихи пишу. И рисую. В этой церкви это все я рисовал, меня батюшка попросил; там все, что нарисовано, - это я. Я на третьем отделении, палата два. Ты там оставь. Так и скажи: для Генерала.
Староста отпер собор. Все внутреннее пространство его покрыто фресками, творением мастера Леонтия Маркова, современника Петра Великого. Но фрески не в петровском духе, а писанные по старине. И много, много в них о конце света, о сатане и о мелких одолевающих человека бесах. Замечательна эта роспись своим мистическим символизмом, выразительно-напряженным изображением борения в человеке духа Божия со злыми черными духами разрушительных сил. Как будто иллюстрируя Священное Писание, имел Марков перед собой слова Мити Карамазова: "Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей".
"ТАМ И СЕРДЦЕ ВАШЕ БУДЕТ"
Свирский монастырь возрождается. А километрах в сорока от него прекрасная деревянная церковь на Сидозере разрушается, и местные жители растаскивают ее на стройматериалы. Наверное, скоро ее спалят из озорства. А неподалеку от монастыря, у самого мурманского шоссе, строится часовня, и строит ее один живущий при ней - отнюдь не монах, не отшельник. Обыкновенный человек, имени которого я не ведаю, владелец дома, участка и огорода. Строитель. И в деревне Горка, что на самом берегу Свири, уже стоит часовня.
...Бориса Петровича Пинегина трудно было назвать подвижником. Не знаю даже, часто ли он бывал в церкви и вообще бывал ли. Питерский инженер, любитель выпить и на все руки мастер, он лет десять назад купил дом в полувымершей деревеньке Горка. Пожил там года два-три. И понял, что надо часовню ставить. И начал ставить. Ни денег, ничего у него не было. Собрал он команду, по преимуществу молодых студентов, археологов и художников, приятелей своей дочери, художницы-красавицы Кати, и начал с ними работать. Откуда-то взяли стройматериалы. Кто-то составил проект. Каждое лето ездили строить - и "оттянуться" на природе заодно. Был и я там со своими учениками. И мы поработали: перетаскивали семиметровые бревна, потели, заедаемые слепнями, обжигаемые солнцем. Хорошо было.
Да, дух бодр, а плоть немощна. Зачем нужна часовня? Ни за чем. Просто в ней вдруг сконцентрировался для пожилого человека весь смысл бытия. И он передал этот смысл своим молодым соработникам. Зачем существуют на земле церкви, могилы, усадьбы, кресты и купола? Ни за чем. Они всего-то придают жизни смысл, без которого жизнь равна смерти; без которого она - опустошение.
А счастья земного это дело никому не принесло. Умер Борис Петрович. Последний раз я видел его - худого, бедно одетого, небритого, пьяненького - на похоронах молодого его товарища и сподвижника по горкинской стройке. Так вот за один год умерли два бескорыстных и безвестных строителя места святого. Сергей и Борис.
Бориса Петровича похоронили в Горке. Где храм человека, там и его родина. "Где сокровище ваше, там и сердце ваше будет".