ПО ДУШАМ С "БАРЫШНЕЙ"
Сто двадцать лет назад, в июле 1882 года, на Невском проспекте, в доме напротив Казанского собора, начала свою работу первая в Петербурге телефонная станция. Поначалу она обслуживала только 128 абонентов, а плата составляла 250 рублей в год. Новое средство связи имело большой успех - спустя три года в Петербурге было уже полторы тысячи абонентов. По подсчетам того времени они вели около 350 разговоров в сутки.
Петербургский телефон начинался как частное предприятие, а концессию на создание телефонной сети на двадцать лет приобрела компания "Белла". Срок этой концессии заканчивался 1 ноября 1901 года, но незадолго до этого, в мае 1900 года, было объявлено об организации торгов на эксплуатацию телефона в пяти крупнейших городах Российской империи, в том числе и в Петербурге. Условием победы было предоставление наименьшей абонентской платы. И в Петербурге, единственном из этих пяти городов, телефон оказался за городским управлением, взявшим его в аренду на восемнадцать лет.
Борьба за торгах была острой: "Белла" изо всех сил хотела оставить телефон за собой и готова была даже пойти на уменьшение абонентской платы с 250 до 90 рублей. Однако благодаря городским властям столичный телефон серьезно подешевел, так что плата упала до 55 (!) рублей. Телефон стал более доступным, распространялся на окраинах и в ближних пригородах.
Сами телефонные аппараты изготовлялись за границей - в России поначалу не было собственного телефонного оборудования. В конце 1897 года было получено разрешение на открытие телефонной фабрики в Петербурге, принадлежавшей шведу Эриксону. За четыре года существования фабрики на Васильевском острове было выпущено 12 тысяч телефонных аппаратов и около ста коммутаторов на 100-200 абонентов. Затем для фабрики было выстроено новое большое здание на Выборгской стороне, где она и находилась до самой революции (потом там находилось объединение "Красная заря").
Сто лет назад по своей мощности фабрика могла производить до 60 тысяч телефонов ежегодно. Однако фирма ретиво охраняла секреты своего производства: все самые важные детали телефонной техники изготавлялись в Стокгольме, а на Выборгской стороне производилась сборка и внешняя отделка телефонных аппаратов.
Как вспоминал писатель Лев Успенский, те первые эриксоновские телефонные аппараты были "тяжкими, крашенными под орех, похожими на тщательно изготовленные скворечники. Микрофон у них торчал вперед чуть ли не на полметра. Говорить надо было, дыша в его тщательно заделанный медной сеточкой раструб, а звук доходил до уха через тяжелую трубку, которую совсем отдельно нужно было приставлять к нему рукой". Было две кнопки - левая "а" и правая "б". Левую надо было нажимать, вызывая номера до 39999, а правую - если нужный номер начинался с четверки.
"Отвечала "барышня", - вспоминал Лев Успенский. - Барышню можно было просить дать разговор поскорее. Барышню можно было выругать. С ней можно было - в поздние часы, когда соединений мало, - завести разговор по душам, даже флирт. Рассказывали, что одна из них так пленила милым голоском не то миллионера, не то великого князя, что "обеспечила себя на всю жизнь".
В те же годы зародилось и пресловутое "телефонное хулиганство", от которого мы так страдаем сегодня. "Телефонные шутники" сообщали о мнимых пожарах, чем устраивали настоящий переполох в пожарных частях столицы. Но особенно страдали от ложных звонков столичные врачи, которых приглашали туда, где их никто не ждал. Дело дошло до того, что многие петербургские врачи выработали особые правила: не ехать по приглашениям, сделанным по телефону, за исключением, конечно, хорошо знакомых пациентов.
Вычислить "шутника" тогда было почти невозможно, но cпециалисты давали горожанам советы, как же это все-таки можно было сделать: не вешать трубку сразу же после ложного звонка, а дождаться, пока телефонная "барышня" спросит, кончили ли говорить, и тогда попросить ее не разъединять и вызвать дежурную, которая сообщит номер. Особенно трудно было определить абонента, если звонки шли из коллективных телефонов - ресторанов, кофейных и других заведений.