ВАЙДА. ВАРШАВА. ВСТРЕЧА
Знаменитый польский режиссер уже не однажды бывал в России и в Петербурге. Автору этих строк уже посчастливилось общаться с паном Анджеем нынешней весной, когда он гостил на берегах Невы по приглашению Музея Достоевского. И вот случилось так, что с группой петербургских коллег мы оказались в Варшаве. В программе нашего официального визита значилась встреча с тем человеком, чьи фильмы давно стали культовыми в нашей стране среди тех, кто всегда любил кинематограф острой образности, яркой мысли и романтического напряжения чувств. Это - о картинах Анджея Вайды. Он встретил нас в рабочем кабинете на Варшавской киностудии, где мэтр режиссуры нынче ведет занятия в своей киношколе, обучая начинающих польских постановщиков. Наше общение началось с воспоминаний о весенней встрече в Петербурге...
- В результате вашего визита в наш город появится ли спектакль по Достоевскому на русском языке в партитуре Анджея Вайды?
- Это был чистый эксперимент, в котором мне хотелось, чтобы актеры, репетировавшие со мною, прониклись кругом идей Достоевского и вдохновились его персонажами. В мои планы не входит постановка спектакля по Достоевскому в Петербурге. Но я надеюсь, что кто-то из российских режиссеров рискнет поставить мои инсценировки произведений русского писателя. Мне показалось, что таким образом в совместной работе мы сможем установить еще один мостик в отношениях культур наших стран.
- Вас беспокоит отсутствие культурных контактов?
- Да. Мы как-то слишком резко и вместе отвернулись друг от друга. И я сейчас не вижу тех официальных структур, которые могли бы их налаживать. Вместе с моим другом, режиссером Кшиштофом Занусси, мы всерьез размышляем о том, чтобы создать некую общественную организацию по развитию польско-российских культурных контактов. Об этом, кстати, мы очень долго и подробно беседовали с генеральным консулом Польши в Петербурге, моим давним другом Эугениушем Мельцареком. И вспоминали советские времена, когда он был министром кинематографии в нашей стране и когда каждый год у нас проводился фестиваль советских фильмов, а польские картины шли в прокате в Советском Союзе. Даже в начале 1990-х годов контактов было гораздо больше, чем нынче. Нам очень хочется узнать: что творится в вашей стране. И мне кажется, что подобный опыт прямых контактов учреждений культуры в нашей и вашей стране может стать продуктивным. Во всяком случае, у польской творческой интеллигенции в этом смысле на сегодня большие ожидания.
- Когда публика увидит ваш новый фильм по пьесе Александра Фейдо "Зависть"?
- Нынешней осенью, когда у нас состоится Всепольский фестиваль фильмов, "Зависть" там будет представлена вне конкурса. Я слишком старый режиссер для того, чтобы участвовать в конкурсах и фестивалях...
- Но если бы вы раньше в них не участвовали, миру было бы труднее узнать о ваших картинах и польском кино.
- Я просто не хочу ставить любое жюри в неловкую ситуацию, когда они будут вынуждены судить о моей картине. Логика рассуждений их будет примерно следующая, независимо от объективного качества фильма: "Надо Вайде что-то дать, какой-либо приз обязательно. Но что? "Оскар" у него уже есть. "Золотая пальмовая ветвь", "Золотой медведь" и "Золотой лев" тоже". Им было бы неудобно сказать мне о другой награде.
- Как обстоят дела с проектом вашего фильма, посвященного Катынской трагедии?
- Это будет острая психологическая драма. Для меня эта работа носит очень личный характер, потому что мой отец погиб в этом месте. Уже сочинена Влодимежом Одоевским повесть на этом материале, по которой предстоит написать сценарий. Действие будет происходить в 1945 году, после окончания войны, когда герой хочет узнать хотя бы что-то о Катыни, начинает поиски, а вокруг него начинают исчезать и погибать люди. Все дело в том, что, по официальной версии, расправу над польскими пленными офицерами учинили немцы. Но теперь-то известно, что они стали жертвами сталинских репрессий. Кшиштоф Пендерецкий напишет музыку для фильма. По стилю должен получиться настоящий реквием. Если все пойдет хорошо, то в начале следующего года я уже должен начать съемки.
- Двадцать лет назад вы поставили фильм "Человек из железа", посвященный Леху Валенсе. Картина получила широкий общественный резонанс, завоевав Гран-при Каннского фестиваля. С той поры много воды утекло в Висле. Валенса уже побывал в президентах Польши. А сейчас к власти в вашей стране пришли левые силы. Ваш взгляд на вашего героя за эти годы изменился?
- То, что происходит в Польше, происходит повсюду в тех странах, которые раньше назывались cоциалистическими. В нашем случае Валенса зашел очень далеко в преобразовании социализма, даже слишком далеко. Реформы, затеянные в конце 80-х годов в Польше, привели к тому, что мы резко развернулись в другую сторону, на Запад. И это потребовало определенных жертв от народа. Мы не знали, куда девать нашу сталь и наш уголь. Поэтому, естественно, наступил через некоторое время период определенных разочарований в той экономической политике, которую проводили по плану Бальцеровича. Валенса был исторически необходим на том этапе, когда эти нелегкие реформы проводились, потому что был важен его огромный авторитет. Сегодня ситуация немного иная. Мы стремимся в Европейский союз, мы приводим нашу политическую и экономическую жизнь в соответствие с западными стандартами. И в этом контексте фигура Валенсы воспринимается совсем иначе. Ему были присущи черты социального демагога. На определенном этапе сыграло роль и его пролетарское происхождение. Сочетание этих обстоятельств и привело к тому, что с ним должны были считаться коммунисты. Я бы не хотел сегодня снимать о нем фильм, потому что мне бы пришлось рассказывать многое из того, чтобы было бы неприятно моим соратникам по "Солидарности". Картина получилась бы слишком критичной, а я этому движению лично очень благодарен. Мне хватило моих политических картин "Человек из мрамора" и "Человек из железа". Поэтому вряд ли когда-нибудь появится "Человек из мрамора-2".
- Сегодня поляки разочаровались в лидерах реформ - Валенсе, Мазовецком, Бальцеровиче?
- Здесь нам придется рассуждать в привычных марксистских терминах, касающихся роли личности в истории. Общество даровало власть оппозиции, дабы обрести свободу и рынок. Люди оценивали не столько руководителей Польши, сколько свою собственную жизнь. Но если жизнь была плоха, то они прежде всего считали, что в этом виноваты те, кто их к этой жизни привел. Миссия этих выдающихся личностей была в том, что они должны были провести нас через эти трудности реформ. А реформаторам, как известно, памятников не ставят. О них хранят совсем другую память.
- Интеллектуальная элита Польши не раскололась из-за отношения к лидерам реформ в вашей стране?
- Нет-нет. На уровне логики мы прекрасно понимали смысл их действий. Кредит доверия у них со стороны творческой интеллигенции все же был. Ведь многие творцы были активными сторонниками "Cолидарности". И я в том числе. Например, помогал Валенсе готовиться к его первому выступлению на телевидении. Конечно, он тогда был не оратор, но его уверенность в собственной правоте завораживала публику и заставляла оппонентов считаться с его мнением. Сегодня его демагогия воспринимается совсем иначе.
- Пан Вайда, вы работаете в кино более полувека. Нынче на дворе другое столетие и даже - тысячелетие. Вы не опасаетесь того, что кино (и шире - все искусство) к началу XXI века растеряло запас гуманистических ценностей? Ведь вы сами в своих последних картинах и в том, что планируете в будущем, обращаетесь к прошлому, а не к настоящему....
- Меня беспокоит та ситуация, которую вы описали. Хотелось бы снять фильм на современную тему. Но надо вспомнить о том, что школа польского кино в 50-70-е годы достигала успехов и в современной тематике, и в описании прошлого, прежде всего на основе экранизации произведений польской литературы, ее гуманистических традиций. Прежде чем появился мой фильм "Пепел и алмаз", была написана одноименная повесть Ежи Анджеевского. Сейчас у польского кино нет союзника в виде литературы. Писатели больше обращаются к проблемам внутренней жизни, но как-то равнодушны к тому, что происходит в реальности. Человек исчезает как нечто целое со страниц повестей и романов. Не уловить черты современного героя. Когда я снимал "Человека из мрамора", то имел полное представление о том, что за человек мой герой: где и кем он работал, каков был его характер, темперамент. Сегодня я не могу себе представить современного героя...
- А может быть, проблема в том, что нет актеров, способных выразить время так, как в 50-60-е годы это сделал Збигнев Цыбульский, а в 70-80-е - Даниэль Ольбрыхский и Ежи Радзилович?
- Отнюдь нет. В наших фильмах последних лет вы найдете немало молодых актеров вполне современного плана.
- Они так же активны в политике, как старшее и среднее поколение?
- Я не замечаю, чтобы мои молодые коллеги так уж сильно увлекались политикой. Во всяком случае, мои студенты больше интересуются Достоевским и Бергманом, чем Валенсой и Квасневским.
- Выходит, что искусство сегодня стремится к аполитичности?
- По большому счету художник должен творить для себя, не оглядываясь на то, что происходит вокруг. Но это - идеальная модель отношений творца и действительности. Жизнь постоянно подталкивала меня к тому, чтобы мои фильмы и спектакли получали неожиданно острое политическое звучание, а самому мне пришлось даже стать на некоторое время членом сейма. Так же случилось, когда я занимался постановкой романов Достоевского в театре. Пытаясь разобраться с его помощью в себе самом, я неожиданно вышел на общечеловеческие темы. И если продолжить размышлять об искусстве в ХХI веке, то мне кажется, что оно сможет сохранить свой гуманистический пафос, если обратит внимание на проблемы человека так, как это делал тот же Достоевский.
- Когда вы ставили "Бесов" в Йелльском университете в США, правда ли, что в вашем спектакле играла Мэрил Стрип?
- Мне очень повезло, что я встретил эту актрису, когда она еще только начинала свою карьеру. В "Бесах" она играла Лизу. Ее большой талант был заметен сразу. Помню, тогда подумал: "Посмотрим, что из этого таланта получится в Америке?" Получилось. Ее внутренняя красота и интеллигентность не пропали. Америка сумела воспользоваться ее талантом.
- Америка очень умело использует и чужие таланты. Вас приглашали в Голливуд?
- Я никогда не собирался ставить в Америке - всегда было более комфортно работать в Европе. Мне важнее и интереснее рассказывать людям с помощью кино о том, что происходит здесь. Если бы я отправился в США, то должен был бы рассказать другим людям о чем-то другом. Был один момент, когда возникла идея экранизировать новеллу Джозефа Конрада "Сердце тьмы". Я отказался. А Коппола позже сделал из нее "Апокалипсис наших дней".
- Спасется ли европейское кино от засилья Голливуда?
- Американская кинематография настолько сильна, потому что огромное количество людей в мире говорит на английском языке. И получается, что если ты в кино хочешь сказать что-то важное, то это надо говорить на английском. Однако двадцать-тридцать лет назад американцы не искали рынка для своих фильмов в Европе. Сегодня ситуация очень сильно изменилась. Европа как старейший кинематографический регион планеты нужна Америке. Бороться с этим запретительными мерами бесполезно.
- Где же выход?
- Снимать свое, родное кино. В Польше, например, мы выпускаем до двух десятков игровых фильмов в год. В финансировании их участвовали и государство, и общественное телевидение. Нынче ситуация складывается таким образом, что сорок процентов зрителей ходят в кино только на польские фильмы. Это означает, что интерес к национальной кинематографии возродился, несмотря на буквальный шквал американских картин, захлестнувших Польшу в начале 90-х годов. Вся разница между мной и моим американским коллегой заключается в том, что я, как европеец, снимаю кино для тех, кто меня поймет. Американец же или тот, кто ставит фильм в Голливуде, должен сделать так, чтобы его поняли все. Мне кажется, что в конце концов подобные процессы произойдут и в Европе. Ведь мы снимаем кино для того, чтобы его смотрели люди.
Беседа с классиком мирового кино продолжалась долго. Но мы были вынуждены соблюдать официальную программу, поэтому, как водится, разговор оборвался на самом интересном месте. В проходной киностудии мой взгляд неожиданно упал на доску объявлений. Там было сообщение о собрании первичной организации профсоюза "Солидарность", действовавшей на киностудии. Фамилии пана Вайды среди тех, кто приглашался на собрание, не было. На улице был июль 2002 года.
Автор выражает глубокую признательность Генеральному консульству Польши в Санкт-Петербурге и лично пану Дариушу Козловскому за предоставленную возможность встречи с Анджеем Вайдой.