БЛОКАДНАЯ СИМФОНИЯ
В особняке Румянцева (Английская наб., 44) открылась выставка "Блокадная симфония", приуроченная к 61-й годовщине блокады Ленинграда. Выставочный проект стал результатом сотрудничества трех музеев: Государственного музея истории Петербурга, народного музея "А музы не молчали" школы № 235 им. Д. Д. Шостаковича и Государственного мемориального музея обороны и блокады Ленинграда.
"Забавная", - думает ее сын. "Зачем она все это рассказывает? Ведь бабушка все и так знает, она всегда с нами". В ее бывшей квартире он никогда не позволяет себе крепкого словца - нельзя при бабушке. Она смотрит с фотографии. И лежат в шкафу письма, которые она получала с Украины и из Сибири, с Дальнего Востока и из Выборга. От близких и дальних родственников, от друзей и случайных попутчиков в странствиях. Письма, открытки - нельзя же было хотя бы изредка не посылать их, забывать друг о друге, нужно было радовать весточками, вспоминать молодость, войну, работу...
...Стайка нахальных подростков потягивала пивко на лестничной площадке. Накрашенная девица ехидно спросила, когда он поднимался в свою теперь, бывшую бабушкину квартиру: "А бабуля здесь жила - где она теперь?" Когда он объяснил, что она скончалась и он ее внук, девица потеплела лицом. Небось думала, что новый русский оттяпал хату у старушки, ее соседки. Не самой, надо сказать, уживчивой соседки - и за громкую музыку по вечерам могла поругаться, и замечание сделать по поводу окурков на лестнице. И до всего-то ей было дело... Но для всех в этом подъезде, и вообще в округе она была своей, БАБУШКОЙ.
Ей было под восемьдесят, а она до последних месяцев своей жизни помогала больным немощным товаркам, которым было всего за полтинник, за шестьдесят. Находила ношеные, но крепкие одежки и старалась пристроить их тем, кто совсем беден. Всех, кто заходил к ней в дом, обязательно крестила перед уходом. И в самые последние свои дни, попав в больницу, завоевала в палате огромное уважение и любовь.
Это легко писать, но любой, кто в наших больницах леживал-тосковал, может себе представить, положа руку на сердце, каково, когда на соседней койке старый, немощный, умирающий человек. И самому-то кисло - а рядом хрипы, стоны... А ее полюбили, и в день ее смерти по ней плакали. Ей было невыносимо, что она обездвижела, что кто-то, родной или чужой, вынужден за нею ухаживать... Сама же еще девчонкой-малолеткой в новгородской деревне выхаживала парализованных родственниц.
А еще было... Любимый муж (она пережила его на семнадцать лет) в один прекрасный день, в конце тридцатых, оставил записку: уезжаю, мол, устроюсь - сообщу. Потом долгое время - ни звука, ни строчки, другую, что ли, нашел? Оказалось: почуял, что всех в его конторе берут, хватают (а он был каким-никаким, а начальником) - и сам смылся в дальние края, куда Макар телят не гонял, куда везли эшелонами зэков: за Урал, шоферить. Зато на воле. И жену к себе потом позвал, и жили счастливо. Потом и на кооператив для дочки заработали, и на мебель.
Она помнила все. Если бы все ее устные рассказы записать, не меняя ни единого слова, это были бы страницы, не снившиеся авторам "военной", "деревенской" и прочей тематической прозы. Не записали...
Рыли окопы на родной Новгородчине, попали в окружение, ночевали в какой-то избушке. Утром Рая (по паспорту она была Раисой, а назвали при рождении Ларисой - потом паспортистка напутала, так и довелось жизнь прожить с другим именем, ставшим своим) вышла на улицу расчесывать длинные свои красивые волосы и видит: стоит немец в форме. И говорит ей: "Катюша!" (видно имен русских других не знал). Улыбается, протягивает пакет.
Испугались все, потом робко развернули пакет, боясь взрывчатки. А там был немецкий шоколад. Потом, после войны, на Севере, гуляла с маленькой хорошенькой дочуркой, а рядом работали пленные немцы. И опять услышала: "Катюша!" Тот самый немец улыбался ей... В старости вспоминала она его, жалела.
...А когда выбирались из того окружения, был авианалет. Все сгрудились у колодца, а Рае вдруг почудился голос матери, звавший ее куда-то в сторону опушки темного леса. И она побежала, вопреки возражениям рассудка - куда, зачем было бежать через поле? Но бомба упала в колодец, и все, кто был там, погибли...
Всегда она тщательно выписывала из газет и книг все полезное: кулинарные рецепты и значения имен, цитаты из Евангелия и Льва Толстого, афоризмы и медицинские советы. В свое время, будучи рабкором-внештатником в районной газете на Дальнем Востоке, была внимательна к печатному слову, огорчалась, замечая поверхностность, легкомыслие, плохой русский язык...
И отоваривала все семейные талоны в начале 90-х, и выискивала товары подешевле и со скидкой в конце 90-х, и выговаривала детям и внукам знакомых за их разгильдяйство и плохие школьные оценки, и огорчалась, когда разводились пары, которые она знала с младых ногтей, когда оба пешком под стол ходили...
На этом кладбище (так уж судьба распорядилась) лежит несколько моих знакомых. Молодых, сгоревших безвременно. Время от времени и не так часто, как стоило бы, мы приходим сюда, накрываем стопку с водкой кусочком черного хлеба, а тем, кто курил, еще и парочку сигарет оставляем. Здесь же лежит и бабушка Рая. К ней приходит, шурша осенними упавшими листьями, бурая глазастая полевая мышка, грызет хлеб, которым накрыта рюмка, прилетают бабочки...
Рано или поздно все мы начинаем задумываться о предстоящей старости. Каким-то противоестественным, что ли, представляется этот период жизни. А вместе с тем, если разбирать наш жизненный век по этапам - что выходит? Время, когда волосы шелковисты, кожа относительно гладка, ноги носят, дыхание не дает сбоев - это время сейчас можно постараться продлить едва ли до бесконечности.
Но возраст, когда выросли дети, внуки и подрастают правнуки - как к нему подготовиться, как примериться к невероятной моральной ответственности? А ведь если жить как положено, не умирать в войнах, разборках, в неправильно принятых родах и в прочих неприятностях - эта часть жизни получается самой продолжительной. Основной. А не каким-то безрадостным довеском к бурной юности и сложной зрелости. Ты выжил. Ты вынес. Ты вырастил. Тебе уже не так важно внешнее обрамление - дорогая прическа, ресницы, костюм. Они, неразумные несмышленыши за тридцать и сорок лет - ничего не сообразят без тебя. Слишком суетятся, торопятся. А их дети - маленькие, бестолковые, несмотря на акселерацию и интернет, нуждаются в бабушкиной ласке, в том, чтобы погладили по голове...
...Привыкает уже взрослый внук к тому, что бабушка есть всегда, она утешит и поможет. В конце концов она на пенсии и сможет в дневное время выстоять на остановке в ожидании социального транспорта. И заедет туда, "где дешевле", и поскандалит в жилконторе, и выяснит, когда принимает врач в "бесплатной" поликлинике.
Ах, баба Рая, как же трудно без тебя! Ты бы наворчала и объяснила, как я неправильно себя веду... Как объясняла ты это подросткам с лестничной площадки, соседям сверху и даже той медсестре, которая сделала тебе нестерильный укол, усугубивший и без того критическое состояние твоего здоровья. Потом ты успела попросить своих детей не обижать эту девочку, не жаловаться, у нее ведь такая маленькая зарплата...