ЛЮДОЕДОВ РАССТРЕЛЯЛИ НА МЕСТЕ
Трагедия 900-дневной ленинградской блокады по сию пору хранит еще в своей истории немало мрачных тайн. Одной из них являются ужасы людоедства.
В советское время упоминать о подобных вещах было строжайше запрещено. Считалось, что время полной правды придет не скоро, а блокадная драма подавалась только в качестве примера мужества и несгибаемой стойкости как солдат Красной армии, так и обыкновенных гражданских людей. На таком фоне рассказы о страшной изнанке голода казались чем-то вроде принижения подвига ленинградцев. Однако слухи про каннибалов той поры все время жили на бытовом уровне - передавались шепотом в своем ближнем кругу, обрастая при этом, естественно, разными, порой чрезвычайно фантастическими домыслами. Поэтому по-настоящему изучать данную тему ученые-историки начали лишь в последние годы, когда появилась возможность опубликовать ранее строго засекреченные архивные документы. В том числе подробные докладные записки и сводки НКВД, всесторонне освещавшие жизнь Ленинграда военных лет.
Впрочем, отчеты различных отделов управления НКВД по Ленинграду и Ленинградской области проблему блокадного людоедства глубоко и профессионально не анализировали. В том смысле что, например, специалисты медики или криминалисты для исследования личностных причин этого прискорбного явления (а также выработки наиболее оптимальных рекомендаций по борьбе с ним) к работе не привлекались. Просто все ставшие известными властям факты каннибализма пунктуально фиксировались, суммировались и докладывались наверх по иерархической чекистской и партийной цепочке.
Делалось это, как правило, бесстрастным и скучным канцелярским слогом. Вот лишь несколько образцов таких документов: "...гражданка Т., 33 лет, инвалид 2-й группы, топором убила свою мать 55 лет и труп употребляла в пищу...", "...гражданка Ж., 40 лет, уборщица эвакогоспиталя, задушила пришедшую к ней в комнату в гости соседскую девочку Соловьеву, труп расчленила и употребляла в пищу...", "...рабочий завода "Красная заря" Ф., 38 лет, и работница фабрики "Красная нить" И., 22 лет, оба ранее не судившиеся, совершили убийство своей соседки Юдиной, расчленили ее труп и употребляли в пищу...". И далее в аналогичном стиле.
Удивительно, но при чтении этих однообразных и бесконечных страниц постепенно теряется потрясение, производимое в первый момент на любого нормального человека даже простым упоминанием о столь леденящих душу преступлениях. Его сменяет ощущение привычной банальной рутины и бытовухи, которое, наверное, передается от авторов этих отчетов, явно испытывавших усталость при составлении ставшей уже надоедливой однообразной статистики. Что ж, человек, видимо, так уж устроен, что свыкается со всем на свете. В том числе и с экстремальными проявлениями того безнадежного голода, что превращал обычных людей в убийц и трупоедов.
Но некоторые исключения среди свидетельств подобного рода все же встречаются. К ним принадлежит и доклад красноармейского патруля, дежурившего около Сенного рынка январским днем 1942 года. Это место служило ленинградцам пунктом неофициальной торговли, где на хлеб можно было достать практически любую вещь. Однажды туда пришел рабочий Дмитрий Дуров, чтобы на буханку сэкономленной "черняги" выменять валенки для своей больной матери. Потолкавшись целый час среди народа, он все же обнаружил то, что искал.
Обувь предлагал высокий хорошо одетый мужчина, с которым Дурову удалось достаточно быстро и дешево сторговаться. Но у незнакомца с собой оказался только один валенок. Второй, по его словам, из осторожности был оставлен дома. Ничего необычного в этом не было. И поскольку жил продавец рядом, то Дмитрий без раздумий согласился пройти с ним на соседнюю улицу, чтобы довершить там удачно начатую сделку.
Нырнув в подворотню, они миновали несколько проходных дворов, вошли в темный подъезд и поднялись на верхний этаж. Там мужчина постучал в крайнюю квартиру. Из-за двери спросили басом: "Кто?" В ответ незнакомец сказал обычное: "Я" - и потом вдруг добавил: "С живым!" Дверь мгновенно распахнулась, обдав каким-то очень неприятным, тяжелым запахом и открыв освещенное пространство, в котором Дуров увидел множество кусков мяса, подвешенных на крюках к потолку. Один из них был с человеческой рукой, а на другом выделялась большая женская грудь.
В тот же момент оба "мясника" кинулись на Дмитрия, однако ему каким-то чудом удалось вырваться. Кубарем скатившись вниз по лестнице, он с криком "Людоеды!" выскочил на улицу. К счастью, в этот момент мимо проходил патруль. Солдаты сразу поняли, в чем дело. Сорвав с плеч винтовки, они ринулись в подъезд, вышибли прикладами указанную дверь и ворвались в квартиру. Увиденная там картина не нуждалась в лишних объяснениях. Поэтому преступников не стали даже выводить на улицу. Их расстреляли прямо под кроватью, куда они залезли в напрасной надежде спрятаться.
Командир патруля сначала хотел остановить самосуд, но отстал от молодых красноармейцев, пока поднимался по лестнице. Впрочем, суть от этого не изменилась. Все раскрытые случаи каннибализма в блокадном Ленинграде карались без исключения смертной казнью. Но длинные объяснительные всем участникам происшествия написать пришлось. Именно они по стилю и отличаются от большинства бумаг, рассказывающих о людоедах.
Кстати, в прошлом году из печати вышла книга Н. В. Ломагина "В тисках голода: блокада Ленинграда в документах германских спецслужб и НКВД". Она стала первым общедоступным профессиональным исследованием, где достаточно подробно анализируются ранее запретные темы. Страницы этой работы рассказывают не только о преступлениях тех людей, кто потерял человеческий облик, а указывают и на главные причины криминальной волны. Например, из документа, датированного 10 февраля 1942 года, можно узнать, что "населению в счет январских норм не отоварены продовольственные карточки по мясу, жирам, кондитерским изделиям. При потребности в жирах на месяц для выдачи по карточкам в январе 1362 тонн населению не выдано 889 тонн. Из положенных к выдаче 1932 тонн мяса не выдано 1095 тонн. По кондитерским изделиям требовалось выдать по карточкам 2639 тонн, не выдано 1373 тонны". То есть даже урезанный до запредельного минимума блокадный паек очень часто тоже оставался лишь заветной сладкой мечтой.
Столь же информативны и другие разделы этой в высшей степени честной книги. Огорчает только тот факт, что издана она тиражом всего 300 экземпляров. Но это уже отражение проблем нынешнего времени. Возвращаясь же к теме блокадного каннибализма, в завершение ее хочется еще заметить, что, выдержав беспримерный срок такого голода, которому трудно найти аналог в мировой истории, огромный город все же не превратился в сборище человекоподобных, озабоченных только проблемой собственного физического существования. Проблемы такого рода деградации не носили всеобъемлющего характера. И это тоже иллюстрация мужества и стойкости ленинградцев.