Его называли "князем чардаша" - по аналогии с названием самой известной его оперетты "Княгиня чардаша" (у нас - "Сильва", или "Королева чардаша"). А в жизни это был невысокий, рыжеватый, склонный к полноте человек с негромким голосом и мягкими манерами. Его первая жена, Паула Дворжак, при знакомстве усомнилась: "Вы меня разыгрываете! Имре Кальман - высокий, стройный цыган с курчавыми черными волосами и густыми ресницами". (Впоследствии она искупила эту маленькую неловкость восемнадцатью годами безупречного супружества.)
С первых же произведений в жанре оперетты Кальман заявил о себе как драматург. В этом заключается одна из его новаций - сближение оперетты с оперой. Кальман знал, что хочет от либреттистов: пьеса задает ситуацию, музыка ее разрабатывает. Значит, главной темой должна быть любовь - категория наиболее подвластная музыкальному выражению. Сюжет должен быть драматически напряженным, но несложным, без затейливых перипетий, отвлекающих от музыки. Экспрессивная чувственность арий, завораживающая лирика дуэтов, подхлестывающие танцевальные ритмы, осмысленное сплетение тем в ансамблях и финалах - таких острых до агрессивности мелодий и построений еще не знал музыкальный театр. И вроде как просто: "О, баядера" - всего пять нот, а они покорили мир.
Дворец, бал, роскошь, элегантный вальс, обольстительные женщины, рыцарственно-влюбленные мужчины - и все это соседствует с экзотикой цыганского подворья, буйным хмелем песен, безудержным разгулом пляски. Обязательны решенные в оперной манере финалы актов. Обязательны две пары: "герой" и "каскад". Схема? Скорее, канва, по которой будут расшиты изумительной красоты узоры. Уже после "Княгини чардаша" (1915) Кальман стал фигурой европейского масштаба.
Как любила (и любит!) его публика и как боялся и ненавидел советский официоз! Какой злобной обидой дышали статьи критиков и коллег по цеху, не понимавших, почему так старательно изображаемое ими комсомольско-колхозное веселье и любовь агронома и доярки безнадежно проигрывают этому дьявольскому венгру! А ведь он тоже выводил своих современников. В 30-е годы доходило до прямых запретов на его произведения. Театры слезно вымаливали право на постановку ("только для кассы!"). "Сильва" или "Марица" быстро наполняли кассу, и можно было "по новой" поливать грязью композитора. Счастье Кальмана, что он не читал по-русски и не узнал всех оскорблений, которые низвергались на его имя еще при жизни, да и после. На него, который проводил ночи за роялем и письменным столом, строя музыкальное действо нового типа, ища секрет нерасторжимого, биологического срастания музыки и пьесы. И нашел.
Это и завело его в тупик. Найденная форма была доведена до совершенства и замкнулась сама на себе. Развиваться стало некуда. Отсюда и ошибка советской оперетты, пытавшейся приспособить готовую схему к чуждой ей тематике. К тому же более яркие мелодии создать никому не удалось. Удачи тут были - произведения Дунаевского, Милютина, Баснера имели успех. Но - далекий от мировых триумфов Кальмана.
Критики и авторы терялись в догадках: чего же нам не достает? Плохая музыка, говорили драматурги. Нет, возражали композиторы, слабая драматургия. Заканчивалась дискуссия дружной и бодрой декларацией: нам с Кальманом не по пути. А где он был, верный путь?.. Мощный талант создал собственное направление в жанре и сам же его погубил. Что можно Юпитеру... Впрочем, такое было давно. Конец у этой истории благополучный. Как и положено в оперетте.
Наследники наконец отрешились от гипноза и стали торить новую дорогу - мюзикл. Вот уж где никакие схемы не заказаны! Уже есть у него своя классика, и дай ему Бог процветания и удач.
А наследие "князя чардаша" мы сбережем. Потому что в нем завещано нам то, что сегодня стоит под угрозой уничтожения - Мелодия.
Эта страница использует технологию cookies для google analytics.