МАЙЯ ПЛИСЕЦКАЯ: Я НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЮ ЧЕРЕЗ "НЕ МОГУ"
Эта грациозная женщина не нуждается в представлении. Достаточно назвать только ее имя - Майя. Ее узнают по жесту, по шагу, по гордому изгибу шеи. Она величина, которая находится в союзе с другой величиной - мужем и композитором Родионом Щедриным вот уже сорок с лишним лет. Именно благодаря его юбилею Майя Плисецкая вновь оказалась в России, в Петербурге.
- С вашим именем навсегда связана "Кармен-сюита" - классика мирового балета. Как вы относитесь к тому, что вашу Кармен, придуманную Альбертом Алонсо на музыку Щедрина, танцуют другие балерины?
- Это глубокое заблуждение, когда утверждают, что Кармен должна быть как я. Если исполнительниц подбирать "под меня", то она никогда не будет идти на сцене. Я видела с десяток разных танцовщиц и даже последнюю Кармен, на которую все навалились с критикой. Может быть, и критикуют потому, что я ее одна и не ругаю...
- Вы Анастасию Волочкову имеете в виду?
- Конечно. Я не считаю критику в ее адрес справедливой. Она не худшая Кармен. Во всяком случае, у нее есть преимущество перед очень многими. Например, она красивая, высокая. В конце концов, у нее прекрасная ленинградская школа танца. Она знает все в профессии. Ведь есть многие дилетанты, и некрасивые дилетанты, которые танцуют. Я же предпочитаю красоту. Настя пока еще молодая. И это тоже ее преимущество.
- Вы танцевали со многими партнерами. Многие наверняка считали за счастье встать с вами в одну пару. А кого вы считаете своим самым лучшим партнером за долгую творческую жизнь?
- Я ценила и ценю больше всех Фадеичева, не только потому, что он лучше всех держал (хотя поддержки у него действительно были классные), но и за то, что он был очень органичным артистом. Он не выдрючивался, демонстрируя свои танцевальные возможности. Все, что он делал, было органично. Фадеичев не играл на публику. Причем он танцевал со мною не только Зигфрида в "Лебедином озере", но и в "Бахчисарайском фонтане", где был Гиреем...
- Вы, конечно, были Заремой?
- Я в балете всегда Зарема. Не Мария, не Нурали. Так вот Фадеичев - тот артист, которого можно снимать в кино. Он "не видит" перед собою камеру, не играет в кино. Я больше всего ценю в своих коллегах именно это качество. Мне кажется, что все киношные артисты позируют. Как увидят, что на них смотрит камера, так и начинают "играть". Из тех, кто мне нравился более всего своей органичностью, был погибший Сергей Бодров. А остальные все выдрючиваются. И балетные точно так же себя ведут.
- Но таким образом приходится артисту проживать на сцене тысячу жизней. Это ж какого же сердца хватит на такие вещи?
- Видите, пока мне сердца хватает.
- Ваш любимый сценический образ?
- Умирающий лебедь. Я жалею, что не считала, сколько раз исполняла этот номер. Цифра была бы умопомрачительной. В этом танце я всегда себя чувствую абсолютно свободной и всегда импровизирую. Я вообще всю жизнь импровизирую.
- А как же авторитет Анны Павловой?
- Есть пленка, на которой запечатлен ее танец в "Умирающем лебеде". И по этой съемке видно, какая она гениальная балерина. То же впечатляет и на ее фотографиях, где видна ее артистичность. Я же никогда не повторяла "Умирающего лебедя", выступая на разных сценах. И знаете, что на меня действовало? Музыка. И каждый раз она другая. То звучит одинокая виолончель, то флейта, то скрипка, и каждый раз я иначе танцую.
- Майя Михайловна, как вы относитесь к идее перезахоронения праха Анны Павловой и Виктора Дандре в Петербурге?
- Наша страна всегда славилась тем, что ей было наплевать на волю покойного. Нельзя делать против воли, потому что это против религии, против Бога. Шаляпин ведь не хотел, чтобы его хоронили в России. Недаром он сказал: "Ни живого, ни мертвого меня там не будет!" А наплевали на него. Сейчас плюют на волю Павловой. Это советская манера делать так, как мы хотим. За многие годы мы привыкли к тому, что чиновники всегда делали то, что хотели. Например, на неправду говорили, что это правда. И все это продолжается сейчас. Поэтому я против переноса праха.
- Мы привыкли к тому, что советский балет, а потом и русский всегда был "впереди планеты всей". Сегодня российская танцевальная школа воcтребована в мире, как прежде?
- Сейчас ситуация изменилась. Бывали времена, когда, узнавая, что танцор русский, ему сразу же раскрывали объятия: "Иди к нам скорее!" Нынче об артисте судят не только по национальности, но смотрят и то, что ты можешь. Весь мир здорово танцует. Недавно мне довелось быть председателем жюри балетного конкурса в Японии. В нем участвовали более ста пятидесяти человек. В результате первое место заняли китайцы. Второе место осталось за танцорами из парижской "Гранд-опера". А на третьем месте тоже оказался китаец. Нынче нет такого положения, что если ты русский, то лучше всех в мире танца.
- Поклонники кино помнят, как вы блистали в фильме "Анна Каренина" Александра Зархи. Телезрители помнят, как вы были элегантны и вдохновенны в "Фантазии" Анатолия Эфроса. Были ли у вас другие кинематографические предложения в вашей карьере?
- Я еще сыграла малюсенькую роль вместе со Смоктуновским в картине "Чайковский" Таланкина. Если было бы что-то интересное, я бы обязательно согласилась. Но все, что мне предлагали, было очень скучно. А я мечтала о некой мистической роли в духе Альфреда Хичкока.
- Вы дочь репрессированного, но ваша звезда все-таки зажглась в нашей стране. Это судьба или талант "виноваты"?
- Просто так сошлись обстоятельства. Cудьба помогла таланту - и наоборот. Я вам сейчас признаюсь в том, что удивит многих. Я очень ленива...
- Вы?!
- Леонид Якобсон считал, что я зверская лентяйка. Он так мне говорил: "Вот если бы ты прислушалась к тому, что я говорил тебе по поводу Анны Карениной, то у тебя был бы потрясающий балет". Но я не послушалась, и сейчас об этом, как и о многом другом, жалею. Я, наверное, так долго на сцене потому, что я не очень насиловала свои ноги. Никогда не делала ничего через "не могу". К сожалению, наши балетные после окончания выступлений на сцене все ходят с палками: выворотность, чрезмерные нагрузки, травмы с возрастом дают себя знать.
- О вашем характере ходят легенды... С одной стороны, что вы очень волевой человек, а с другой - что вы очень послушный человек.
- Абсолютная правда. Вы знаете, слухи обычно бывают неправильными, но этот верен. Если я верю хореографу, если я верю, что это талантливо, и я это вижу, то могу полностью "раствориться" в хореографе. Но если мне не нравится, то убейте меня - не буду делать то, что требуют. Меня надо обязательно убедить.
- У вас бывали такие случаи подчинения?
- Вы знаете, я абсолютно подчиняюсь Морису Бежару. Я всегда стараюсь сделать точно, как он показывает. Не приблизительно, а точно. Леонида Якобсона я вообще ставлю выше всех на свете. С ним было трудно, а с моей ленью трудно вдвойне. Когда мы начинали работать вместе, то процесс шел мучительно долго для меня. Я ему как-то раз об этом сказала. А он мне ответил: "Ты хочешь сразу, чтоб все вышло!" Я сказала: "Да, хочу все и сразу". Он очень на меня сердился. Но если ты все-таки делал так, как он хочет, то результат на сцене получался замечательный. По одаренности от природы, по гениальности равному ему хореографа я больше в жизни не встречала.
- А балерина может выбирать себе хореографа?
- Если спектакль ставят в театре, то она ничего не может выбирать. Так было, например, когда я была еще студенткой Хореографического училища. Мы все знали, что нам предстоит танцевать в старых постановках. Мы заранее учили все партии наизусть. Последний год до окончания училища нас занимали в спектаклях, шедших в филиале Большого театра во время войны, потому что не хватало артистов. И весь наш класс приняли в театр, потому все были очень способны. Когда театр вернулся из эвакуации в Москву, то у меня уже было двадцать сольных партий. А было мне в ту пору всего-навсего восемнадцать лет. Через год я уже танцевала Раймонду.
- Что вас радует в сегодняшней жизни?
- Я испытываю огромное счастье, что Щедрин так признан во всем мире! Большую часть нашей жизни это было не так. Его третировали страшно. Как с ним боролись авангардисты! Ведь это жутко активные люди, как и все бездарности. Делают они авангард, потому что не могли написать музыку, сочинить мелодию. Они воспроизводят звуки: и-а-ме - пфу! И все! (Надо было слышать, как изящно Плисецкая воспроизвела типично авангардистский стиль! - С. И.) А все вокруг начинают кричать: "Боже мой! Как это гениально!" А человек, который эти звуки слышит, сидит и думает: "Наверное, я дурак, чего-то не понимаю". И сам себе не верит. Люди должны верить себе, своим ощущениям.
- Вы одна из самых стильных женщин мира. Вы следите за новыми веяниями в моде?
- Я вообще люблю новое, но тут я ужасный консерватор. Признаю Пьера Кардена, и только его. Чтобы я ни увидела, где бы я ни увидела, какую бы вещь я ни увидела, я всегда понимаю, что Пьер лучший. Если ты сомневаешься в Кардене, значит, сама с плохим вкусом.
- Как вы поддерживаете столь блистательную форму?
- Я сейчас столько двигаюсь, что у меня просто не остается времени на упражнения у станка. Мы с Родионом Константиновичем все время куда-то летаем из страны в страну. А в гостинице заниматься невозможно. Хотя Володя Ашкенази мне однажды сказал: "Если захочешь - найдешь". Весь прошедший год я занималась у станка с пятого на десятое.
- Вы когда-нибудь придерживались специальных диет для балерин?
- Никогда. Я ем все и много. Вот с утра сегодня, например, выпила чашку кофе. А когда наступит время обеда, то буду обедать.
Нынче нет такого положения, что если ты русский,
то лучше всех в мире танца.