СТРОКА, НЕ УДАВШАЯСЯ СЫНУ ПОЭТА
ГЕНЕТИКА - ОТНЮДЬ НЕ ЛЖЕНАУКА<br><br>На счастье любителей и почитателей футбола Константин Сергеевич Есенин, в полном смысле слова родоначальник отечественной футбольной статистики, оказался не сухим бухгалтером что, в общем-то вполне могло случиться, а настоящим романтиком, подарившим всем нам удовольствие общения с любимой игрой посредством, я бы сказал, художественного анализа самых разных достижений ее солистов и ансамблей.
Сказались, слава богу, и поэтические гены по отцовской линии, и артистические - по материнской. Сказалась, конечно же, и удивительная обстановка в доме Всеволода Эмильевича Мейерхольда, ставшего Косте Есенину приемным отцом. Перечисляя самых ярких представителей творческой интеллигенции 20-30-х годов минувшего столетия, нелегко обнаружить хотя бы кого-то, с кем не встречался бы в ту пору в гостеприимном доме гениального режиссера будущий летописец отечественной футбольной истории. Юный сын безвременно ушедшего из жизни поэта был, вне всякого сомнения, баловнем не только хозяев этого дома, но и его гостей.
"Шостакович бегал для меня в "Росконд" за конфетами", - скромно признался мне однажды Константин Сергеевич, и я насторожился. Дело в том, что Дмитрий Дмитриевич Шостакович был, как известно, страстным болельщиком ленинградского "Динамо" - команды, которую я, как журналист, вел на страницах печати почти четверть века. Заслуженный мастер спорта Валентин Васильевич Федоров рассказывал, что в свое время бывал на квартире великого композитора. Бывали там и другие динамовцы, в частности Петр Дементьев и Константин Сазонов, как явствует из книги профессора Хентовой "Удивительный Шостакович". Есть в ее работе и весьма значимые подробности, имеющие прямое отношение к теме нашего рассказа.
Оказывается, именно любовь к футболу способствовала знакомству Шостаковича с Мейерхольдом, которого он впервые увидел на трибунах ленинградского стадиона имени Ленина 4 сентября 1927 года, да не одного, а с семилетним пасынком - Костей Есениным, которому Всеволод Эмильевич серьезно объяснял, что же происходит на поле.
"Спустя несколько дней, - пишет Хентова, - Мейерхольд позвонил Шостаковичу, пригласил к себе в гостиницу и, когда знакомство состоялось, предложил работу в театре.
Вопрос о жилье и питании решился сразу. Поживете у нас, сказал Мейерхольд, места хватит".
Вот и все, что необходимо иметь в виду, чтобы не сомневаться в искренности реплики, брошенной Есениным, когда я впервые оказался у него в гостях. Константин Сергеевич был прекрасным рассказчиком и благодарным слушателем одновременно, что встречается, по-моему, не столь уж часто.
- Будете в Москве, обязательно заходите, - сказал он, прощаясь.
И я с удовольствием следовал этому приглашению. Нам всегда было, что обсудить в море статистических футбольных проблем. Свидетельством тому - дарственная надпись Есенина на обложке его работы "Футбол: рекорды, парадоксы, трагедии, сенсации" - "Семену Марковичу в день выхода книги 11 декабря 1970 года в память о том, что говорили, говорили, говорили..."
Едва я приехал тем ранним утром прямо с вокзала к нему на Щербаковскую и вознамерился "откопать" с разрешения хозяина свежий "Советский спорт" на рабочем его столе, заваленном всяческими лекарственными упаковками вперемежку с деловыми бумагами и бумажками разного калибра, как Константин Сергеевич ошеломил меня известием о выходе книги.
- Ситуация меняется, - провозгласил он. - Срочно летим в издательство за авторскими экземплярами!
Трудно себе представить, насколько это было кстати...
КОРОЛЬ УМЕР? ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЬ!
Есенин спас от забвения множество футбольных рекордов. Нет, не так! Он на самом деле внедрил в наше сознание эти манящие футбольные цифры, расставив "флажки" разнообразных достижений и объявив их рекордами. Установив, что Григорий Иванович Федотов первым забил сто мячей в наших чемпионатах, Есенин добился учреждения на страницах популярного еженедельника "Футбол-Хоккей" Клуба бомбардиров его имени, что в те годы было отнюдь не банально и, уверяю вас, совсем не просто.
Однако в другом достижении прославленного форварда Константин Сергеевич как раз усомнился, причем публично, выставив свой вопрос, что называется, на всеобщее обозрение в заголовке журнальной статьи: "Федотов - 300?" И через несколько лет, вернувшись к этому вопросу в своей книжке, вовсе его не снял, а вновь оставил без ответа.
И вот теперь, столь неожиданно получив, как говорится, прямо "с колес" второе издание, я тотчас окунулся в текст, надеясь отыскать хотя бы какую-нибудь подвижку в решении этой проблемы.
Увы! Все осталось на месте.
"С чьей-то легкой руки, - опять прочел я, - знаменитого Федотова водрузили на пьедестал из трехсот мячей, однако конкретных подтверждений этому не находится".
Не находится или не существует?
Я не стал лишний раз напоминать Есенину о своих сомнениях, потому что прекрасно помнил, где отыскать этот шарж, показавшийся Константину Сергеевичу столь легковесным. Давным-давно, не позже, наверное, чем году в 1947-48-м, будучи еще школьником младших классов, купил я в киоске "Союзпечати" на углу 7-й Советской улицы и Суворовского проспекта тоненький альбомчик дружеских шаржей и эпиграмм. "Вокруг мяча" было начертано на обложке, и надпись эта действительно огибала огромный мяч, на фоне которого летели в виртуозных приемах футболисты. Для мальчишки, влюбленного в футбол, это была дверь в сказочный мир, звучание которого доносил до нас радиоголос Вадима Синявского, а если хотите, то, выражаясь языком современным, - в видеоряд настоящего футбола, ибо когда же вглядываться в черты любимых героев, кроме как перелистывая драгоценный альбом?
Теперь, однако, я смотрел на рисунок, который воспроизведен здесь для читателей "НВ", совсем иными глазами. Не менее чем несомненное портретное сходство с Григорием Ивановичем заинтересовало меня явное несоответствие эпиграмме, которая сопровождала шарж.
По мастерству игры своей
Не зная равного поныне,
Стоит Федотов
на вершине
Трехсот забитых им мячей.
Так написал о замечательном форварде известный советский поэт Александр Безыменский. Триста, понятно, цифра символическая и, вне всякого сомнения, округленная для легкости звучания в рифмованной строке. Но "303"-то - совсем не круглая и, значит, не годная к юбилею. Сейчас, по прошествии стольких лет занятий футбольной статистикой, могу сказать только, что эта цифра оказалась, если хотите, провидческой и, уж во всяком случае, очень точно подтвердила строку "не зная равного поныне". Однако выяснилось это лишь к середине 70-х годов, когда руководимый моим большим другом, ныне уже,
к великому сожалению, ушедшим из жизни Виктором Иосифовичем Осиповым общественный пресс-центр московского стадиона "Динамо" завершил гигантскую, длившуюся более десяти лет работу. Эти трудоголики выяснили-таки авторов всех динамовских мячей, забитых в 20-30-х годах в чемпионатах и кубках СССР, РСФСР и Москвы, в междугородных и международных встречах. И вот в результате столь грандиозного исследования стало ясно, что впереди всех в этом списке должен быть поставлен Василий Павлов, которого в годы его игровой славы интуитивно именовали на стадионах не иначе как "королем голов". И знаете, что оказалось? Что забил он за всю свою карьеру ни больше ни меньше, как 302 гола.
Все это я к тому, что здесь у Федотова, еще продолжавшего играть, уже 303! Выходит, король умер, да здравствует король?
И все-таки откуда же выкопал художник Фомичев эту "корявую" цифру и что она может означать? Ведь не для симметрии же, в конце концов, изобразил он тройки по обе стороны нуля!
Любителям статистики, должно быть, известно, что в высшей лиге, с которой расстался Григорий Иванович в 1949 году в возрасте 33 лет, он забил 129 мячей, а в международных матчах, которые в его годы были весьма редки и для участия в которых Федотова, игрока ЦДКА, приглашали то "Спартак", то "Торпедо, еще 24. Эти подсчеты выполнены Есениным, и, возможно, именно поэтому Константин Сергеевич представить себе не мог удвоения федотовских показателей.
Между тем еще в довоенные годы за ударной поступью футбольного самородка из подмосковного города Глухова с пристальным вниманием следил обозреватель газеты "Красный спорт" Юрий Ильич Ваньят, и его публикации "на заданную тему" давно привлекли мое внимание. Из них в свое время вычитал я, что с 1936 по 1940 год включительно, то есть за пять предвоенных сезонов, Григорий Федотов забил (в календарных, товарищеских и международных матчах) 186 мячей, в том числе 38 - в 1939 году и 52 - в 1940-м. Словом, "вершина 303" вполне могла соответствовать общему снайперскому достижению Федотова к моменту сдачи альбома "Вокруг мяча" в производство, то есть к исходу лета 1947 года или к моменту выдачи задания шаржисту, определить который теперь уже невозможно.
В ПОИСКАХ ИСТИНЫ
Не полагаясь на собственную память, я тут же раскрыл цэдэковский "чертеж сезона". (Поклонники футбола помнят, наверное, аналогичные зенитовские "раскладки", печатавшиеся в нашей "Спортнеделе" добрых полтора десятка лет.)
Все правильно! В 1947 году лидер и капитан ЦДКА впервые появился на поле только в июне, когда рукопись, скорее всего, была уже готова.
Оставалось, таким образом, предположить, что художник если и воспользовался реальными данными, то относящимися к предыдущему футбольному году. И тут уж одних моих "талмудов" оказалось недостаточно. Пришлось, как и при их составлении, заново перерывать горы газетных отчетов, по крупицам восстанавливая подробности давно ушедшей футбольной эпохи. А то была пора блистательных успехов ЦДКА, впервые устремившегося к чемпионскому званию: победы, одна уверенней другой, и чуть не в каждой - весомый голевой вклад капитана. И почти сразу - едва ли не то, что мы ищем. 2 мая 1946 года армейцы обыграли "Торпедо" - 4:0, и - цитирую "Красный спорт" - "третий мяч с 4 - 5 метров тихим ударом забил Федотов. Это был 296-й гол за всю его футбольную карьеру".
Возможно, подсчет, выполненный тогда Ваньятом, может сегодня показаться в чем-то неточным. Но ведь и 1281-й гол Пеле, широко разрекламированный в свое время во всех уголках Земли, зафиксировала вовсе не какая-нибудь компьютерная программа, а всего-навсего бразильский журналист Марио дель Аратана - "везунчик", наблюдавший за "черной жемчужиной" мирового футбола с самых первых шагов. Любой такой подсчет субъективен. Ведь и Есенин так и не учел, к примеру, в федотовских мячах в высшей лиге два гола, забитые Мастером в неоконченном чемпионате 1941 года, который, пока не прервала его война, ровно ничем, естественно, не отличался от турниров других лет.
"Правильно ли мы сделали? - вопрошал по этому поводу сам Константин Сергеевич на страницах своей книжки. - Довольно много мячей забил Федотов в 1936 году за "Металлург" во второй группе, где разыгрывались 8 - 14 места. Спрашивается, чем же они менее ценны, нежели мячи в турнире 1969 года за 15-20 места класса "А"? Мы ведь занижаем достижения лучших футболистов".
Так вот, за три десятилетия до этих признаний Ваньят как раз и старался ничего не упустить. Я, конечно, не знаю, какими временными рамками ограничивал он понятие "футбольная карьера". Однако сейчас важнее другое.
Будучи на три года старше Федотова, Юрий Ильич вполне мог быть в курсе самых первых его футбольных шагов, тем более что начал писать о становившейся все более популярной игре еще в 1929 году, когда Грише Федотову было всего-то 13 лет. Мало того, с 1927 по 1930 год сам Ваньят стоял в воротах клубной московской команды "Пищевики" и, стало быть, тесно общался с людьми столичного футбольного круга.
Биография же Федотова хорошо известна с его собственных слов, потому что Григорий Иванович оказался единственным футболистом сталинской эпохи, кому позволено было опубликовать воспоминания. А там, помимо поклонов Вождю и Учителю, можно обнаружить и весьма интересные подробности.
"Мне было 16 лет, когда я стал играть за взрослых, - пишет, к примеру, Григорий Иванович, вспоминая 1932 год и первый свой выход в составе второй команды глуховской ткацкой фабрики, и первые два "взрослых" гола, забитые им в том самом матче в Электростали. Закончив ФЗУ, Федотов переехал в Москву и в 1934 году начал работать на заводе "Серп и Молот", что и определило его дальнейшую футбольную судьбу: СиМ ("Металлург") - ЦДКА.
В общем, оставалось положиться на данные Юрия Ваньята и поискать дальнейшие федотовские голы начиная с 297-го.
13 мая 1946 года удар капитана спас армейцам очко в поединке с "Зенитом" - 1:1. Еще через пять дней Григорий Иванович исполнил хет-трик в матче с ленинградским "Динамо" (8:1), а 24 мая забил важнейший гол в суперпринципиальной дуэли с динамовцами Москвы - 2:0. Наконец, 28 мая ЦДКА победил в Киеве - 3:0. Два мяча оказались в воротах динамовцев столицы Украины после ударов Федотова и второй из них тот самый - 303-й.
О, этот недоброй памяти злополучный матч! Безвестный дотоле киевский "костолом" Абрам Лерман в одночасье создал себе "имя" двумя тяжелейшими травмами, нанесенными сразу двум ярчайшим звездам отечественного футбола, - и Федотова, и Боброва унесли в тот день с киевского поля на носилках. 30-летний капитан ЦДКА вынужден был до конца чемпионата пропустить более половины оставшихся матчей и полностью не восстановился никогда. Он играл все реже и реже и забивал поэтому заведомо меньше, чем мог бы, так что "отметка 303" знаменует, если хотите, прерванный полет великого мастера.
Так или иначе это реальный памятник его искусству, и зря, как мне кажется, Константин Сергеевич Есенин не оценил его должным образом. Но что поделать! Футбольные статистики - народ упрямый и в нашем деле, выражаясь словами классика, "всяк на своем стоит".
Абсолютная же истина, как принято считать, недостижима. И все-таки любая кропотливая работа в должном направлении неизбежно приближает к ней. Мы обязаны знать, что Григория Ивановича Федотова совсем не зря нарекли кудесником футбольных полей, причем, как нарочно, именно в журнале "Спортивные игры", где лет через десять Есенин усомнился в трехстах его голах. Кудесник, между прочим, - это от слова чудо. А главное чудо футбола все-таки голы, эти своеобразные колеса футбольной истории. Так вот, если прибавить к подсчетам Ваньята лишь то, что забито лидером ЦДКА после 28 мая 1946 года в первенстве и Кубке СССР, а также в международных матчах, получится солидный пьедестал из 346 мячей - подлинное чудо советской футбольной эпохи. До Федотова больше забил только наш петербургский гренадер Михаил Павлович Бутусов, о чем я рассказывал читателям "НВ" в дни, когда отмечалось 100-летие этого мастера. Его расцвет, однако, пришелся на 20-е годы. А начиная с федотовских времен сравнить с Григорием Ивановичем, уверяю вас, и по сей день некого.