НАМЕСТНИКИ ПРИНЕВСКИХ ЗЕМЕЛЬ ПОД ВЛАСТЬЮ НОВГОРОДА
В сознании большинства петербуржцев укоренилось мнение, будто до основания города приневские земли были одним из самых глухих и безлюдных уголков тогдашней Европы. Однако это не вполне соответствует действительности. Упорство, с каким Россия и Швеция вели борьбу за контроль над этой территорией, нельзя объяснить одним только стратегическим положением приневских земель. Имелись здесь и крупные поселения, и достаточно развитая система хозяйства. Конечно же, появилась здесь и своя местная администрация - сначала новгородская, затем московская, затем шведская...
Первыми обитателями Приневья стали поселившиеся здесь в I тысячелетии н. э. угро-финские племена води и ижоры. К XII в. все они вошли в орбиту влияния Новгородской республики. При этом степень зависимости местных жителей была весьма относительной; так что скорей здесь можно говорить о союзнических отношениях. Вольнолюбивые новгородцы, по крайней мере поначалу, не вмешивались в дела местного управления и, кажется, даже не взимали никакой дани. Вся власть находилась в руках племенных вождей и старейшин, которые во главе своих воинов, плечом к плечу с новгородцами, сражались против общих врагов - шведов и крестоносцев.
Имена этих вождей не сохранились в истории, за исключением одного - Пелгусий (Белгусий). В 1240 г. новгородцы поручили ему "стражу морскую", то есть наблюдение и охрану берегов Невы и побережья Финского залива. Обнаружив, что в месте слияния Невы и Ижоры высадилось шведское войско под командованием ярла (герцога) Биргера, Пелгусий тут же сообщил об этом в Новгород. Подобная информация вряд ли представляла особую ценность, поскольку Биргер вовсе не делал секрета из своей экспедиции и даже отправил в Новгород письмо угрожающего характера.
Гораздо важней были услуги, оказанные Пелгусием непосредственно перед Невской битвой. Зная все местные тропы, он скрытно вывел новгородцев к шведскому лагерю, что обеспечило внезапность нападения. Согласно преданию, в ночь накануне сражения Пелгусию приснился сон, который он и пересказал князю Александру Ярославичу: "Всю ночь провел я без сна, наблюдая за врагами. На восходе солнца я услыхал на воде "шум страшен" и увидел один насад с гребцами. Посреди насада стояли, положив на рамена друг другу руки, святые мученики Борис и Глеб, а гребцы, сидевшие в насаде, были "яко мьглою одеяни". И рече Борис: "Брате Глебе! Вели грести, да поможем сроднику своему Великому князю Александру Ярославичу". Увидав дивное видение и услыхав святых мучеников, я стоял "трепетом в ужасе", пока насад ушел "от очию". Князь расценил рассказанный ему сон как предзнаменование своей грядущей победы. На следующий день шведы действительно были разбиты, причем Пелгусий со своими ижорами также принимал участие в битве. Спустя несколько лет старейшина принял крещение и получил христианское имя Филипп. Что же касается его покровителя Александра Ярославича, то он впоследствии был канонизирован, посмертно получил прозвище Невский и даже благодаря Петру I стал считаться небесным покровителем Санкт-Петербурга.
Пожалуй, ни одна биография Александра Невского не обходилась без похвального слова о Пелгусии, столь явно продемонстрировавшем факт "многовековой дружбы русского и финского народов". И все же, переходя на язык современных политических обозревателей, отметим, что образцовое поведение ижорского старейшины отнюдь не помешало Новгороду существенно урезать права местного самоуправления. Как именно происходил этот процесс - судить трудно, однако бесспорно, что к середине XIV в. в источниках исчезают какие-либо упоминания о местной племенной знати. Переходя в христианство, угро-финские племена подвергались плавной ассимиляции, а приневские земли стали управляться непосредственно новгородскими наместниками.
Правда, прежде чем создать в Приневье более или менее отлаженную административную систему, новгородцам пришлось выдержать еще один раунд борьбы со шведами.
В 1300 г. тогдашний правитель Швеции Торгильс Кнутссен, высадившись со своим войском в устье Охты, построил там крепость Ландскрона (что в переводе означало "Венец Земли"). Затем Торгильс вернулся на родину, оставив в крепости небольшой гарнизон под командованием рыцаря Стэна. В том же году новгородцы попытались взять Ландскрону, но потерпели поражение. Следующий поход (1301 г.) был подготовлен намного тщательней, причем участие в нем приняли не только новгородцы, но и войска Великого князя Владимирского Андрея Александровича (сына Александра Невского). Ландскрона была разрушена, а гарнизон крепости частично перебит, частично взят в плен. В числе погибших был и рыцарь Стэн - человек, который стал первым, но, как выяснилось, отнюдь не последним шведским "губернатором" приневских земель.
Затем накал борьбы несколько снизился. Сторонник активной внешней политики Торгильс Кнутссен закончил свою жизнь на эшафоте. Шведам удалось завоевать ряд территорий в Карелии, однако дальнейшее их продвижение было остановлено новгородским и московским князем Юрием Даниловичем. Потерпев поражение в борьбе за Великое княжение Владимирское, он решил реализовать себя на Северо-Западе и, надо сказать, действительно, добился здесь определенных успехов. Во всяком случае, именно ему удалось заключить мир со Швецией, согласно которому были четко распределены сферы влияния - Карельский перешеек разделялся по реке Сестре, русло Невы, восточная часть Финского залива и восточная часть Карельского перешейка признавались владением Новгорода (1323 г.).
Местом подписания договора стала основанная Юрием Даниловичем крепость Орешек (на острове Ореховый у истоков Невы), а потому и сам мир получил название Ореховецкого. Значение этого договора трудно переоценить, поскольку он был первым документом, регулирующим межгосударственные отношении России и Швеции. В память о знаменательном событии 2 декабря 2002 г. в крепости Орешек даже установили памятник, причем выступавшие на его открытии вполне справедливо отмечали, что именно Ореховецкий договор стал своеобразной легитимной основой для решения спорных вопросов между двумя странами.
Ради справедливости отметим, что "легитимность" договора не раз подвергалась сомнению, и уже в 1348 г. очередной шведский король Магнус Эриксон лихим налетом захватил крепость Орешек. Через два года новгородцы отбили крепость, а "возмутитель спокойствия" спустя несколько лет утонул во время очередной военной экспедиции (согласно легенде, он спасся во время шторма, принял православие и стал монахом Валаамского монастыря).
В сущности, начиная с короля Магнуса и вплоть до Ливонской войны (1558-1583 гг.) конфликты между Россией и Швецией ограничивались мелкими пограничными стычками, никак не влиявшими на сложившееся "статус-кво" и не мешавшими новгородцам заниматься административным строительством.
Приневские земли в это время были разделены на районы (погосты), которые, в свою очередь, объединялись в уезды. Правый берег Невы вошел в Ореховецкий уезд, а левый берег Невы и Васильевский остров - в Новгородский. В Орешке сидел назначаемый из Новгорода посадник, представлявший высшую исполнительную и судебную власть на территории Ореховецкого уезда. Что же касается Новгородского уезда, то, как можно предположить из названия, эти территории управлялись непосредственно из Новгорода. При этом значительная часть приневских земель находилась во владении монастырей и новгородских бояр. Так, территория, на которой впоследствии возник Санкт-Петербург, в конце XIV-XV вв. принадлежала семье Федора Тимофеевича (бывшего новгородским посадником в 1384-1421 гг.).
Фактически к XV в. почти все свободные земли в Приневье оказались в собственности духовенства и новгородской знати. Однако переход Новгорода под власть Москвы вновь выдвинул на повестку дня вопрос о переделе земельных владений.
(Продолжение следует)