КТО КОНЧИЛ ЖИЗНЬ ТРАГИЧЕСКИ...
Осенью 1935 года Михаил Булгаков завершил работу над пьесой о последних днях, дуэли и гибели Пушкина. Назвал ее просто - "Александр Пушкин".
Приближался 1937 год - 100-летняя годовщина смерти поэта, которая отмечалась необычайно пышно, и многие театры стремились поставить произведение на пушкинскую тему. Начинали писать вдвоем - Булгаков и известный писатель-пушкинист Вересаев. Соавторы поделили обязанности. Вересаев подготавливал историческую, документальную основу, а Булгаков осуществлял художественную, драматургическую обработку материала. Но совместная работа не заладилась. Соавторы стояли на разных, порой противоположных позициях. Вересаев строго придерживался прежде всего не духа, а "буквы" истории и "стремился к драматическому переложению установленных фактов", делая это подчас самым банальным, прямолинейным путем. Например, предлагал написать сцену, где Пушкин сидит вечерком с няней Ариной Родионовной и, обращаясь к ней, декламирует: "Выпьем, добрая подружка..." Булгакова подобные лубочные сцены приводили в ужас. Он, пользуясь художественной интуицией и авторской фантазией, шел по пути постижения эпохи и обстоятельств гибели поэта через характеры людей, окружавших Пушкина. Более того, его замысел был прямо противоположен вересаевской тривиальности. Он задумал написать по меркам тридцатых годов еретическую вещь - пьесу о Пушкине без Пушкина. О Пушкине говорят друзья и недруги, он все время где-то рядом, но его нет на сцене. "Эффект отсутствия" оказался очень сильным, потрясающе емким. Благодаря ему в пьесе почти физически ощущается та самая нехватка воздуха, которая, по мнению Блока, убила Пушкина. Была и еще одна веская причина отсутствия Пушкина среди действующих лиц пьесы под названием "Александр Пушкин". Булгаков считал, что с детства у каждого возникает свой собственный, очень личный образ великого поэта и этот образ нельзя грубо материализовать. Ему "казалось невозможным, что актер, даже самый талантливый, выйдет на сцену в курчавом парике, с бакенбардами и зальется пушкинским смехом..." - вспоминала Елена Сергеевна Булгакова.
...В январе 2003 года, как следует из афиши, режиссер Александр Болонин поставил в руководимом им театре "Остров" спектакль "Холодная зима 37-го" по пьесе Булгакова "Пушкин". Заметим попутно, что у Булгакова такой пьесы нет. Существует "Александр Пушкин". Придирка, конечно, мелочь, но знаковая - нарушение авторского права здесь начинается с афиши...
Сначала в маленьком зале театра в подвальчике на Каменноостровском проспекте звучит как эпиграф к спектаклю песня Высоцкого "К поэтам". Планка задана высокая - саркастичная, ироничная, гневная песня Высоцкого. Стало быть, речь пойдет не только о Пушкине, а о поэтах вообще, о том, почему они гибнут, почему из века в век человечество убивает носителей божественного дара слова. Причем в этом убийстве участвуют не только враги и завистники гения, но, вольно или невольно, подчас даже очень близкие люди. "Любить умеем только мертвых".
А потом открывается занавес - на сцене интерьер квартиры на Мойке, 12, - ковер, камин, кресло... И в кресле... кто бы вы думали?.. Пушкин в исполнении артиста Д. Белькина. Да, именно такой, какого больше всего и опасался автор, - курчавый парик, бакенбарды... Зачем? Что делает этот не предусмотренный драматургом Пушкин в то время, как на сцене разворачивается история его гибели? А ничего такого не делает. Присутствует, принимая красивые позы и комментируя, объясняя публике, кто есть кто из героев спектакля. Иногда встает и, вскинув руку вверх, в позе аникушинского памятника, старательно читает хрестоматийные стихи. Временами наличие Пушкина в постановке, где его отсутствие - основной драматургический прием, рождает анекдотические ситуации. Кредитор Пушкина спрашивает, дома ли господин камер-юнкер. Гончарова отвечает, что Пушкина дома нет. А тот меж тем преспокойно сидит в двух метрах от беседующих. Сценическая условность? Да-да, конечно, но в таком спектакле условность не должна смахивать на хармсовские анекдоты о Пушкине.
А главное, не понятно, во имя чего режиссер так кардинально изменил булгаковский замысел, какой новый смысл удалось при этом извлечь. Похоже, что никакого. Спектакль "Холодная зима 37-го" как будто вышел из 30-40-х годов, когда на сцене появлялись те школярские, примитивные пьесы о великом поэте, с которыми творчески полемизировал Булгаков. Постановка Александра Болонина - копилка старых штампов, казалось бы давно вышедших из употребления. И актерам волей не волей приходится этим штампам следовать. Слуга Никита (Г. Макоев), согнувшись пополам, шаркает подагрическими ногами и простонародно окает. Сравним с подготовительными булгаковскими выписками: "Благообразный старик, с бакенбардами, высокого роста. Любитель литературы и поэт". Дантес (А. Маскалин), конечно же, говорит с тяжелым, неискусным акцентом. Николай 1 (Е. Дземяшкевич), разумеется, явный солдафон. Остальные, не прикрытые подобными штампами, остаются бледными тенями. Относительное исключение - С. Межов, который пытается найти в своем Дубельте хоть какую-то внутреннюю сложность.
Нет, не получился спектакль о неизбывной трагической гибели поэтов вообще, не получилось и спектакля о трагедии одного гениального поэта. Не удалось показать, "как сужается жизненный круг поэта, как ему становится нечем дышать, как погибает он от отсутствия воздуха". Совершенно пропала интереснейшая линия пушкинского соглядатая, сексота III отделения Биткова. Усилия были употреблены на то, чтобы разыграть мелодраматическую историю об адюльтере, чтоб сделать портретные гримы, нарядить Александру и Натали в роскошные, дорогие платья. Но это задача для музея восковых фигур, а не для живого спектакля.
Беда не только в том, что поставлен слабый, банальный спектакль (мало ли у нас бледных, беспомощных постановок), и даже не в том, что постановщик неизвестно зачем так бесцеремонно обошелся с замечательной пьесой. Печально, что режиссер Болонин работал над спектаклем так, будто до него никто не прикасался к пушкинской теме. Словно не было интереснейшего спектакля "Последние дни", поставленного Немировичем-Данченко, или великолепного "Товарищ, верь!..." на Таганке, или блестящих моноспектаклей Камы Гинкаса "Пушкин и Натали" и Игоря Ларина "Мой первый друг...". Можно, конечно, пренебречь традициями и делать все по-своему, но тогда необходимо предъявить свежее, острое, современное решение. Этого в спектакле "Холодная зима 37-го", увы, не случилось.