НИНА АЛОВЕРТ: ФОТОГРАФ ПОНЕВОЛЕ
25 апреля во дворце Белосельских-Белозерских открывается выставка фоторабот Нины Аловерт. Выставка приурочена к 300-летию Санкт-Петербурга и посвящена театральной жизни города. В течение 50 лет Нина Николаевна снимала наиболее выдающихся танцовщиков Кировского-Мариинского театра и на сегодняшний день обладает огромнейшей коллекцией фотографий петербургских театральных и балетных деятелей. Сегодня практически ни одна книга о балете не выходит без публикации ее снимков...
С 1977 года Нина Аловерт живет в Америке. В городе на Неве, где родилась и выросла, бывает только наездами.
- Нина Николаевна, если можно, несколько слов о предстоящей выставке...
- Она будет разделена на три части: балет, драматические театры и выдающиеся петербуржцы за рубежом. Сюда же вошли и те фотографии, которые, возможно, не отличаются очень высоким качеством, но представляют интерес с исторической точки зрения. Из этой серии портреты Улановой с Сергеевым или молодого Барышникова - Мишу я фотографировала буквально с его первых спектаклей... Всего же будет выставлено где-то около 120 моих работ...
- Насколько мне известно, до того как заняться фотографией, вы сменили много профессий...
- Вообще-то я всегда очень любила театр. Немножко танцевала, немножко играла в художественной самодеятельности. Мечтала стать драматической актрисой, но в итоге почему-то поступила на исторический факультет ЛГУ. Окончила Университет и осталась на кафедре лаборантом. Вот там-то я и стала писать диссертацию о городской жизни XIV века в Любеке. Так бы, может, и стала полноценным историком, да тут меня сманил Николай Павлович Акимов, предложив место заведующей музеем при Театре Комедии. К тому времени у меня была уже готова первая глава диссертации, но я все бросила и - к ужасу кафедры - ушла в театр...
- А как вы с Акимовым познакомились?
- Я же говорю: в молодости я просто бредила театром. И была жутко самонадеянная. Мне был 21 год, когда я принесла свои первые пьесы Акимову. Он прочел и сказал что-то вроде: "Ага... вот эту мы ставить не будем, зато вот эту - очень даже может быть..." Я помню, что по двум из своих первых опусов из области драматургии я даже получила гонорар. А вот с третьей пьесой произошел скандал. Ее почему-то для перестраховки отдали почитать то ли в обком, то ли в управление культуры... Там речь шла о конфликте отцов и детей. Но дело в том, что в тот момент Хрущев совершенно независимо от меня заявил, что такой проблемы в советском обществе не существует. Одним словом, пьесу закрыли, и на этом мой драматургический дебют был завершен.
- Хорошо, вы работали в театральном музее, писали пьесы, ну а фотографировали-то когда?
- Снимала я все время. Независимо от места работы...
- То есть уже тогда вы были профессиональным фотографом?
- Да нет же. Я вообще никогда профессиональным фотографом не была. Зато я всегда любила сцену. Ни актрисой, ни режиссером мне стать не удалось, а принимать хоть какое-то участие в театральной жизни хотелось. Вот и стала фотографировать репетиции и спектакли. Еще одна причина моего увлечения - отсутствие в продаже открыток с изображением актеров, которых я любила... Так что поначалу я занималась съемкой исключительно для себя.
- И все же... Когда хобби переросло в профессию?
- Теперь уже трудно сказать. Наверное, это произошло, когда меня стали печатать в ленинградских журналах... Хотя в Театр Комиссаржевской (я там работала после Театра Комедии) меня пригласили уже именно в качестве фотографа. Там я задержалась на год или два. До тех пор, пока меня не переманил Игорь Петрович Владимиров в Театр им. Ленсовета...
- Среди вашего окружения всегда было много талантливых и незаурядных людей...
- Да, в этом плане мне повезло. Я была в прекрасных отношениях с Сергеем Юрским, перед талантом которого преклоняюсь и по сей день. А с молодым Барышниковым мы одно время настолько сдружились, что он был у меня чуть ли не за третьего ребенка... Помню, как на его последний ленинградский день рождения пришел Михаил Жванецкий и в качестве подарка преподнес свой рассказ, который потом никогда не исполнял со сцены. Он начинался так: "Звучит легкая, очень легкая, румынская легкая музыка. По дороге бежит человек с веревкой на шее. Дома на него накричали. На работе на него страшно накричали. И он бежит и трогает пальцем веревку..." Дальше, к сожалению, не запомнила...
- А почему вы уехали из России?
- На самом деле причина достаточно банальна: я не любила советскую власть. Я ведь даже диссиденткой не была. Просто я не хотела прожить всю жизнь, так ничего и не увидев, кроме этой страны. Хотя причин, конечно, хватало. Моя дочь, например, всегда была очень правдолюбивой. Научить ее лгать - дома говорить одно, а на людях совершенно другое - я так и не смогла. И потом, когда в 1974 году Барышников остался в Америке, меня стали с завидной регулярностью таскать в КГБ. Среди многочисленных вопросов следователя был, например, такой: "Как вы думаете, не могли ли Юрский и Жванецкий повлиять на то, чтобы Барышников остался на Западе?" Сейчас даже странно, что мне приходилось на полном серьезе отвечать на весь этот бред...
- Насколько я знаю, выпускали тогда не всех...
- Ну да. Так как еврейкой я никогда не была, отпускать меня никто не собирался. Но тут вдруг очень удачно подвернулся мой старый приятель, с которым мы заключили фиктивный брак. В результате этого союза я, забрав с собой маму и детей, и отправилась восвояси...
- Как приняла Америка?
- Сначала было безумно тяжело. Хотя это вполне естественно. Было такое ощущение, что я оказалась на другой планете - настолько там все было по-другому. Я совершенно ничего не знала об Америке. Плюс ни одного слова по-английски... Сейчас я думаю, что именно благодаря моему незнанию я смогла чего-то добиться. Я просто приходила с улицы в известные издания и предлагала свои фотографии. Кстати, в эмиграции я поняла, что женщины гораздо легче мужчин акклиматизируются в незнакомых условиях. Как правило, барышни не мучаются от комплексов неполноценности - им некогда, у них семья, дети. И это в то время, как многие мужчины в такой же ситуации просто ломаются. Я знаю немало таких, которые не выдерживали и сходили с ума - так сложно им было приспособиться...