ВОЗВРАЩЕНИЕ К НЕЗНАКОМОМУ ПРОШЛОМУ
Мариинский балет продолжает жить прошлым, в его репертуаре появилась еще пара реконструкций - "Весны священной" Вацлава Нижинского (постановка Миллисент Ходсон и Кеннета Арчера) и "Свадебки" его сестры, Брониславы Нижинской (постановка Хоуарда Сайетта). На этот раз прошлое без нафталина и смотрится вполне уместной новинкой.
Глубоко русские балеты Вацлава и Брониславы Нижинских на российской сцене никогда не были показаны: премьера "Весны" состоялась в 1913 году, "Свадебки" - десятью годами позже, обе прошли в Париже. И российский зритель знает о них лишь понаслышке - по слухам о непонимании и неприятии, сопровождавших их постановки в дягилевской труппе. Постфокинский модернизм не прижился в России и до сих пор был вне поля зрения современного Мариинского театра, поэтому восприятие этих шедевров 1910-1920-х годов сегодня стало откровением.
Казалось, в "Свадебке" высказано то, что давно было в русском балете, но до сих пор на нашем веку не имело конкретного выражения, то очевидное и органичное, без чего современный балет и не мог существовать, хотя артисты изрядно помучились, постигая едва уловимую логику ритма музыки Стравинского. Предельный минимализм в подчиненности танца холодноватой геометрии рисунка, в настойчивом повторении однообразных движений, в простоте двухцветных коричнево-белых костюмов, воссозданных по эскизам Н. Гончаровой, и в нарочитой бесстрастности исполнителей - все необычно для сцены Мариинского. И русскость "Свадебки" не лубочная и сувенирная, а условно ритуальная, где действие происходит, как в заведенном механизме: фигурки танцовщиков монотонно перемещаются, словно подчиняясь воле одного повелителя - старинного и непреложного обряда. Ритуальна и "Весна", но ее суть - не условность, а буйство красок: в ярких костюмах и декорациях Н. Рериха, в сменяющих друг друга сценах гадания, народных игр, хороводов и священной пляски в финале. Хореографию В. Нижинского с невыворотными стопами, завернутыми коленями не приняли современники, а сегодняшние артисты, похоже, пока не совсем прочувствовали. В ней и отрешенность, и экстаз, а в Великой священной пляске Избранницы (Юлия Махалина), судьба которой - затанцевать себя до смерти, не было фанатичного языческого слияния с природой.
Сегодня для нас эти балеты Стравинского - история. Мы знаем, что их создание было обусловлено поиском новых путей, выразительных средств, отличных от классических и модернистских. Это было рождением в балете экспрессионизма и конструктивизма. А современное постмодернистское искусство отрицает и с иронией относится теперь уже и к этому. Но для Мариинского театра ведущим, как и 90 лет назад, остается язык классического танца, и поэтому его отрицание и сегодня воспринимается нормально. Хочется верить, что это прошлое станет настоящим для Мариинского балета - спектакли подчистят, подрепетируют то, в чем не было синхронности на премьере, доработают световую партитуру и модернистские шедевры будут жить в репертуаре, а не отложатся в долгий ящик после ближайших же гастролей.