ОН ДЕМОБИЛИЗОВАЛСЯ ВМЕСТЕ С НАМИ
Воспоминания ефрейтора запаса о коте
Многие относят себя к той прогрессивной части человечества, которая числит кошек высшими существами. Правда, обычно речь идет о личных любимцах. Реже - о неких бездомных и гордых ушасто-хвостатых. Иногда - о корабельных и "производственных", а также складских и магазинных. А вот историй про армейских котов я, кажется, еще не читал.
Наверное, это из-за того, что армейское руководство старается не допускать на вверенной территории "антисанитарии" (к подвальным крысам это, вероятно, не относится). Во всяком случае, в Советской армии, которой уже давно нет в наличии, дело обстояло именно так. Или, как говаривал бессмертный Йозеф Швейк, потягивая пиво в трактире "У чаши": "Когда я служил действительную службу..."
Итак, служил я свой второй год на гарнизонном узле связи. Порядки там были попроще, чем в казарме: можно было и "замкнуть на массу" (иначе говоря, поспать) после всеобщего подъема, и в самоволку сходить без последствий, и на ночную рыбалку. От нас требовалось только "держать связь", и нам, четверым питерским и одному архангелогородцу, это вполне удавалось, несмотря на техническое состояние вверенной аппаратуры.
В один прекрасный день телеграфист, как всегда, понес телеграммы в штаб. И у сержанта, дежурного по штабу, увидел маленького котенка. Нельзя сказать, чтобы он был симпатичный - еще не прозревшие котята выглядят, скажем, так себе. Лежал этот жалкий комочек на сержантской ладони, полностью на ней помещаясь, и жалобно пищал. Что делать с ним, дежурный явно не знал: топить или обрекать на голодную смерть был не в состоянии, а как кормить - не знал.
Телеграфист засунул котенка за пазуху и притащил к нам в подвал, на узел. Кормили котенка разбавленной сгущенкой и бутылочным молоком (если его удавалось достать - в те времена в Ленинграде и Москве уже стояли очереди, а вся "необъятная" сидела на карточках). Сперва - с пальца, из импровизированной соски, - технари все же. Потом он научился лакать из блюдечка. Устроили ему "лежбище" в радиоцентре, поставили блюдечко с водой...
Тут случилась беда: котенок уже умел лакать, а ума еще не набрался. Залез в аккумуляторный отсек и наглотался разлитой щелочи. Рвало его здорово; думали, отдаст душу своему кошачьему богу. Но тут личный состав узла связи показал себя. Двадцатилетние парни трогательно таскали котенка на руках, опять кормили молоком с пальца. Вытащили последнюю сгущенку из запаса. В общем - выходили.
Котенок чуть подрос и отплатил за добро добром: забрался под коммутатор (там, как оказалось, было крысиное гнездо) и передушил крысят. Узнали мы об этом по истошному визгу телефонистки - кот, как истинный рыцарь, гордо положил трофеи к ее ногам.
Потом в кабельном колодце кот настиг взрослую крысу (она была чуть не больше его самого) и в честном единоборстве доблестно ее загрыз. Мы примчались на шум с пожарными ломами и топорами - думали, кота надо спасать. Ничего - сам справился. После этого все оставшиеся крысы из нашего подвала ушли сами.
Кот и без того был всеобщим любимцем, но теперь к нему стали относиться как к героической личности. Когда ловили рыбу - обязательно отдавали ему "причитающуюся долю". А если в солдатской столовой готовили не соленую рыбу, а мороженую - брали у наряда по кухне плавники, хвосты и прочие обрезки "для нашего кота". Сам слышал, как прапорщик объяснял "молодому", плохо понимающему по-русски узбеку: "Кот - это не чмо, как ты думал. Это животное такое, зверь. Поэтому "дедушки" и берут не целую рыбу, а обрезки".
Когда удавалось загнать бензин из аварийного движка, отремонтировать офицерам или "местным" телевизор - баловали кота молочком. В общем, наш "зверь" в основном ел и спал на руках у дежурного связиста, время от времени довольно мурлыча. Чем и скрашивал нам "тяготы и лишения" службы.
По весне ему исполнился год, а у нас как раз пришел "дембель". Все мы были одного призыва, поэтому и уходили один за другим. Так вышло, что я увольнялся последним. Свободные от дежурства "молодые" проводили меня до станции, как водится, помогли нести дембельский альбом...
Кот тоже затесался в провожатые. Так и запомнил я его, гордо сидящего на медленно уплывающей платформе, на фоне карельских скал, елей и покосившегося станционного домика, выкрашенного облупившейся синей краской. Потом ребята отписали мне, что на узел кот не вернулся. Видимо, подошел его срок - и он "демобилизовался" вместе с нами. Занялся, наверное, какими-то гражданскими делами.