ВЛАДИМИР ПЕТРОВ: ТЕАТР СТАЛ БОЛЬШЕ РАЗВЛЕЧЕНИЕМ, ЧЕМ КАФЕДРОЙ...
Владимир Петров - имя для театрального Петербурга относительно новое. Правда, он уже поставил, и не без успеха, в нашем городе два спектакля. Кроме того, люди театра знают, что за плечами у Петрова успешная и плодотворная работа в нескольких крупных российских театрах, он лауреат "Золотой маски", в прошлом сезоне наделала шума его постановка пьесы знаменитейшего Милорада Павича "Вечность и еще один день"... И вот только что прошла премьера нового спектакля Владимира Петрова. Он поставил в Театре имени Ленсовета еще одну пьесу Павича. Она называется "Кровать для троих", авторский подзаголовок - "Краткая история человечества с песнями и стрельбой"...
- Это ваш третий спектакль в Петербурге, вы собираетесь осесть в городе на Неве?
- Я уже, можно сказать, осел, поскольку здесь у меня есть квартира, но сразу после премьеры в театре Ленсовета уезжаю в Ригу, где работаю главным режиссером Русского театра. Так что жилье у меня будет в Питере, а работа за границей.
- А что сейчас творится в рижском Театре русской драмы?
- Театр живет и выживает. Работает интересно. В связи с юбилеем - театру исполняется 120 лет - туда приедет знаменитый Питер Штайн. Он будет ставить чеховскую "Чайку". Постановочная бригада интернациональная: художник-постановщик из Италии, художник по костюмам из Германии, а свет ставит английский мастер. Плюс три актера из Москвы. Это все надо организовать, всех устроить...
- Похоже, что такие интернациональные проекты теперь укоренились в театральной практике?
- Сказать, что укоренились, не могу, потому что такие затеи требуют больших денег. В нашей практике, во всяком случае, это могут быть только разовые акции. Так что остается модель классического русского репертуарного театра.
- Вы не считаете, что он себя изжил?
- Считаю, что постепенно изживает. Экономически он совершенно абсурден. Творчески тоже сложен, поскольку часто найти полноценных исполнителей на серьезную пьесу оказывается очень трудно. Но надеюсь, что на мой век этого театра хватит. Мне нравится растить труппу, собирать, коллекционировать, работать с артистами в разных жанрах, расти вместе с ними. Не брать готовый товар, что, может быть, выгоднее, а растить ведьму в собственном коллективе. Хотя многие молодые московские режиссеры сейчас уходят от этой модели. Правда, у них все равно есть своя команда, с которой они работают: любимые художники, композиторы... Так что репертуарный театр обречен, и для этого есть объективные причины.
- Например?
- Публике интересны звезды. Причем те, которые снимаются в телесериалах. Если бы Пореченков и Хабенский не снимались в сериалах, я думаю, они бы в Москве не работали. И был бы совсем другой эффект от их выхода на сцену. Да, вот такой совершенно не творческий подход, обывательский, плебейский, но не учитывать его нельзя. Даже в Москве, если ты ставишь спектакль и в нем нет звезд, если он не раскручен, не скандализирован, он почти обречен. А раскрученный спектакль делает звездами тех, кто в нем участвовал. Нужны фамилии, легенды, нужен шлейф. Вопрос ансамбля, вопрос перевоплощения, качества актерской игры мало кого из зрителей интересует.
- Может быть, в этом причина того, что теперь нет спектаклей, которые бы потрясали, как раньше?
- Сейчас вообще другая ситуация. Прежде нас потрясал актерский ансамбль, мощная режиссура, мы видели вторые, третьи смыслы, и нас это очень грело. Сейчас эти ценности девальвированы. Какой второй-третий смысл? Хорошо если один удается рассказать внятно. Театр стал больше развлечением, чем кафедрой.
- Стало быть, вы идете против течения, когда берете к постановке сложных авторов? Вот ваше последнее обращение к Павичу...
- Знаете, никогда не ставил задачу идти против течения. Работаешь над тем, что тебе нравится, а если это оказывается поперек общего потока, так что ж тут поделаешь?
- Но вы обычно в таких случаях выигрываете и заставляете публику все-таки увлечься чем-то совсем не легковесным...
- Дай Бог... Но в данном случае я не знаю, чем все это кончится. Публика театра Ленсовета особая... Как она отреагирует на довольно абсурдную драматургию, на странный мотивировочный ряд, на острую лексику...
- А что вас все-таки привлекает в Павиче, который стал кумиром читающей публики и, особенно, молодежи?
- Недавно я узнал секрет - как выбирать в магазине парфюм, духи. Надо брать с собой кофейные зерна. Через один-два запаха вы уже теряете ориентацию, перестаете чувствовать. Разжеванное зерно кофе обновляет систему восприятия. Павич - такое зерно. Это абразив, который снимает мозоль, наросшую на ухе от привычных слов, привычных образов. Творчество Павича позволяет такие банальные вещи, как любовь, время, вечность, Бог - ощутить по-другому. Мне нравится одна фраза - кто-то о нем сказал, что это писатель, соединивший биофилию и библиофилию - любовь к жизни и любовь к книге. Павич так остро и так по-особому чувствует любовь, вкусовые ощущения, запахи, ветры, плоть. Он очень плотский человек и в то же время человек очень глубокой, можно сказать, пыльной культуры. Странное сочетание, редкое, но в этом его прелесть...
- Вы с ним знакомы?
Знаком. Он приезжал на мою премьеру во МХАТ.
- Какое впечатление он на вас произвел?
Впечатление человека, влюбленного в жизнь, в свою жену. Которую обожает. Для меня это особое украшение личности. Если человек способен так любить, как Павич, это счастье.
- А как он воспринял спектакль?
- Был счастлив, но сказал, что ему больше понравилась женская версия. Ведь у нас там перед началом зрители голосуют, какой вариант, какую версию актеры будут играть - женскую или мужскую. В специальные ящики опускаются бумажки, результат быстро подсчитывается, и актеры играют один из двух вариантов. Главное различие - финал. Женский более оптимистичен.
- Говорили, что автор собирается приехать и на петербургскую премьеру?
- Должен был приехать, и все для этого было подготовлено. Но он три раза за этот год лежал в больнице. Ему около 80 лет. Врачи ему сейчас категорически запретили летать, а поездом он не ездит. Обещал, что как только будет чувствовать себя лучше, обязательно приедет.