ВО ИМЯ БУДУЩЕГО
В 2003 г. в годовщину прорыва блокады Ленинграда многие журналисты прямо-таки с упоением писали о фактах каннибализма, имевших место в самые тяжелые месяцы блокады Ленинграда, отодвигая тем самым на второй план массовые проявления бескорыстия, самоотверженности ленинградцев. А человеческая память десятилетиями хранит именно такие факты.<br>
При содействии одной из активных организаций города - Регионального общественного объединения воспитанников детских домов блокадного Ленинграда и области (пред. Н.В. Фадеева, зам. И.К. Потравнова) - было проведено анкетирование детдомовцев военных лет, и вышла впервые за 60 лет книга С.Д. Котова "Детские дома блокадного Ленинграда", положительно оцененная прессой и включенная в фонды ведущих библиотек города.
Но она не могла вобрать весь материал, который дали изыскания автора и анкетирование.
Люди старшего поколения, особенно блокадники, уходят из жизни, а с ними и часть истории обороны и освобождения Ленинграда, не знающей аналогов.
Почти все газеты активно освещают эту тему в памятные даты, а ведь было бы мудрее и дальновиднее ввести постоянную рубрику "Долгое эхо войны и блокады" и регулярно помещать наиболее интересные материалы по мере их появления.
Анализ анкет показал, что в городе немало людей, разделивших в детстве судьбу Тани Савичевой, потеряв от 5 до 9 членов семьи и родных. А кто знает их имена и судьбы?
Мой опыт общения с авторами анкет показал, сколько бесценного материала они могли бы дать работникам кино, телевидения, радио.
Приведу ряд примеров.
По Дороге жизни перевозили на Большую землю воспитанников детских садов. Неожиданный налет немцев - и по Ладоге еще долго плыли белые детские панамки. От таких воспоминаний стынет кровь, но это реальность, свидетелями которой были детдомовцы, тогда тоже дети.
Нередки были случаи, когда дети по несколько дней жили в одной комнате и даже спали в одной постели с умершей матерью, не сообщая об этом никому. И не столько по детскому неведению, сколько из страха расстаться с единственным дорогим человеком, опорой жизни. Спасали их сандружинники, работники НКВД.
Не оставляет равнодушной и история о том, как 9-летняя девочка спасла себя и младшего брата. Ослабевший от голода, он никуда не хотел идти. Тогда его сестра разделила дневную пайку хлеба на тонкие лепесточки и пообещала брату за каждый пройденный дом давать по кусочку. Так она довела его до детдома.
209-я школа по ул. Восстания, где моя мама проработала всю жизнь, до революции была Павловским институтом благородных девиц. Здание выделялось среди окружающих: белые колонны, красивая решетка, за домом сад, созданный еще в XVIII в. по итальянскому образцу. В годы войны он стал госпиталем и постоянно подвергался артобстрелам и бомбежкам. В начале 1942 г. бомба попала в двухсотлетний дуб, украшение сада. И сразу после бомбежки высыпал персонал больницы и раненые, которые могли ходить. На глазах многих были слезы: дуб был символом жизни.
Может быть, вызовет недоверие у нынешней молодежи то, что я и многие мои ровесники не боялись смерти. (А ведь она была всюду, мы перешагивали и через трупы.) Нам было по 9-11 лет, мы только входили в жизнь, и сама мысль о смерти казалась несовместимой с естественным желанием жить, еще многое узнать и увидеть после Победы. Я и сейчас высоко ценю этот оптимизм (пусть и наивный), доставшийся мне от родителей - людей очень жизнестойких. (К нашему горю, отец умер в апреле 1941 г. от болезни.)
В отсутствие матери я забиралась на кровать, стоявшей в нише (как более надежном укрытии), и, не обращая внимания на вой сирен и выстрелы, заглушала их, как и постоянно сосавшее чувство голода, чтением любимых книг, а также приносимых соседкой из дому книг из "Золотой библиотеки" - о романтической судьбе Нины Джавахи, Лидии Чарской и др.
К весне 1942 г. наша семья неожиданно увеличилась втрое. Дело в том, что мы жили на Невском, 82, в коммуналке с окнами во второй двор, а семья подруги мамы по педучилищу Крыловой Александры Алексеевны, хорошего педагога, - на Зверинской улице Петроградской стороны. У нее было трое девочек - двух, семи и одиннадцати лет. Отец пропал на фронте без вести. Один из немецких снарядов разрушил часть их дома, больше всего - их комнату. Кроме того, началось формирование детских домов для эвакуации, и обе учительницы были направлены на эту работу. Добраться до центра с Петроградской стороны тогда было делом очень тяжелым. И мама предложила всей семье Крыловых переехать в нам. Неудобства, темнота тогда не имели никакого значения. На меня и мою подругу Галину, как на старших, легли все заботы по отовариванию карточек в длинных очередях, сбор первых трав в скверике дома как витаминов, приготовление еды на "буржуйке" и т. д.
Это суровое и незабываемое время заставило нас раньше повзрослеть, сформировало чувство ответственности за близких, тем более младших, выветрило остатки довоенного эгоизма, научило ценить людей не по словам, а по поступкам, сочувствовать и приходить на помощь попавшим в беду. Уже этим блокадное время дорого нам.
"Всем нам от той зимы не отогреться,//Нас от нее ничто не оторвет.//Мы с ней всегда - и мыслями и сердцем", - так точно выразил чувства блокадников Юрий Воронов, и лучше не скажешь.
Нина Александровна ЗАХАРОВА, житель блокадного Ленинграда, пенсионер, заслуженный работник культуры РФ, член СПб союза журналистов