СЛОВО ОФИЦЕРА
Завтра писателю Борису Васильеву исполняется 80 лет.<br>
Он родился в семье кадрового кавалериста, командира Красной армии. Едва воронежскому школьнику исполнилось 17 лет, как грянула Великая Отечественная. Борис Васильев ушел добровольцем на фронт. А дальше начались долгие и трудные версты войны. Два окружения, ранение, госпиталь. Затем - Академия бронетанковых войск и нелегкая служба кадрового офицера. Все это потом станет для будущего писателя тем бесценным жизненным опытом, который выльется в незабываемые страницы повестей и рассказов о людях в шинелях и погонах.
Свою первую пьесу Борис Васильев написал практически про самого себя, так и назвав ее - "Офицер". Полвека назад ее поставили в Театре Советской армии. Началась жизнь профессионального литератора, когда военную форму пришлось сменить на гражданский костюм. Но строевая выправка в фигуре Васильева видна до сих пор, несмотря на количество прожитых лет. Она, как восклицательный знак, подчеркивает порою непримиримую жесткость суждений и принципиальность позиции человека, однажды и навсегда присягнувшего своему Отечеству. Любопытно, что наивысший взлет славы и популярности как писатель Борис Васильев испытал тогда, когда был уже маститым кинематографическим автором, по чьим сценариям ставились фильмы самых разных жанров - от спортивной комедии ("Королевская регата") до типичного детектива ("След в океане"). Рубеж 1960-1970-х годов стал для Васильева временем, когда прорыв в кино (сценарий фильма "Офицеры") cовпал в его творчестве с появлением таких знаковых повестей, как "А зори здесь тихие" и "Не стреляйте в белых лебедей". Нынче мы справедливо воспринимаем юбиляра и как кинодраматурга, и как трагически мощного прозаика.
Писатель вырвался из окружения военных тем и мотивов на простор пронзительно-драматического описания жизни современников. Они, как и сам Васильев, не были склонны к компромиссам, но их ждала трагическая участь. Такова была судьба и скромного крестьянина Егора Полушкина, и участкового милиционера Ковалева. Их гибель заставляла и заставляет до сих пор задуматься прочитавших о высокой нравственной себестоимости жизни не по лжи.
Васильев - писатель-максималист, и порою это его качество грозило перейти в дидактику, нравоучение, когда назидание оказывалось сильнее его умения создавать яркие характеры. Но стоит ему схватить прозорливым взглядом след острой социальной темы, как дидактика уступает место на страницах васильевской прозы таланту сострадания. Поэтому такими полемическими выглядят его повести о стариках ("Вы чье, старичье?", "Cуд да дело", "Неопалимая купина"). Писатель ценит их трудную и долгую жизнь и взыскующе умоляет нас, грешных, не бросать этих пожилых людей в их одиночестве на склоне жизни.
"Были и небыли" - не только название романа о судьбах русских интеллигентов во время войн века девятнадцатого, но и формула жизни, которая кажется на фоне исторических катаклизмов такой тонкой ниточкой. Незабываемый старшина Васков скажет в "Зорях...." о судьбе бойца Cони Гурвич: "А они по этой ниточке ножом!"
В одном из интервью однажды Борис Львович сказал: "Я верю в человека больше, чем в Бога". Это почти рифма к фрагменту из нобелевской речи Уильяма Фолкнера, сказавшего: "Я не верю в крах человека".
Васильев имеет полное право говорить именно так, потому что своими глазами не раз и не два видел смерть и потому знает, как ценна жизнь отдельного человека. И эту веру он готов отстаивать везде и повсюду. Я никогда не забуду драматической ситуации ровно двадцать лет назад, когда решалась судьба спектакля "Вы чье, старичье?", который выпускался в Театре имени Ленсовета. Чиновники от искусства в компании с партийными инструкторами хотели закрыть спектакль, упрекая и режиссера Владимирова, и писателя Васильева в том, что в жизни не бывает таких стариков, что, мол, все это клевета на нашу действительность. Тогда посреди обсуждения Борис Львович встал и жестким, командирским голосом произнес фразу, которую я запомнил на всю жизнь: "Даю слово офицера, что все это - правда". Такую реплику никто не осмелился парировать запретом.