КАПИТАН МОРЯ ЖИТЕЙСКОГО
6 июня исполняется 75 лет со дня рождения писателя Виктора Конецкого.<br>
Виктор Викторович не дожил до своего юбилея. Да и его предыдущая круглая дата оказалась в тени великого двухсотлетия А.С. Пушкина. Но бывалый моряк не привык жаловаться и те семьдесят лет отпраздновал в кругу друзей. Они его любили беззаветно, прощая ему резкость суждений, прямоту высказываний, но восторгаясь неизбывным желанием говорить правду в лицо, невзирая на чины и звания, иногда и с использованием ненормативной лексики. Об этом в ленинградской писательской среде до сих пор ходят легенды. Например, о том, как на встрече со всесильным Григорием Романовым, партийным боссом города-героя, благодаря за мудрое руководство творческим процессом, вдруг произнес убийственную реплику: "Жить невозможно, цензура заела". А однажды отправил в адрес съезда советских писателей письмо в поддержку Солженицына.
Конецкий был неудобным писателем не только потому, что говорил всегда то, что думал, но еще и потому, что официальная критика никак не знала, по какому ведомству числить его повести и рассказы. Конечно, был соблазн определить его в маринисты и наследники традиций Станюковича и Новикова-Прибоя, ибо Конецкий всегда писал только о двух вещах - о море и людях. Иногда его причисляли и к так называемой "производственной" прозе, то есть литературе о тех, кто занят делом. И в этом смысле умные литературоведы были абсолютно правы. Герои писателя всегда были заняты делом, как и их автор.
Блокадный мальчишка Виктор Конецкий в послевоенное лихолетье выбрал профессию моряка, но не простого, а спасателя. С военного флота ушел в звании капитан-лейтенанта запаса. Но с морем не расстался и прошел в торговом флоте все ступени служебной лестницы - от четвертого помощника до капитана дальнего плавания. Писать и печататься начал рано - с 1956 года. Слава пришла сначала к Конецкому в виде советского кинематографа, которому он сам подарил сценарии таких замечательных картин, как "Полосатый рейс", "Путь к причалу", "Тридцать три". Сочинительством Конецкий, судя по тому, как он описывал свои морские будни, занимался даже тогда, когда находился в плавании, выстукивая на старенькой "Эрике" очередную историю из жизни тех, кто в море.
А случалось всякое - и смешное, и грустное, и трагическое. Но не было и нет в прозе Виктора Викторовича того, что называется "тоской по лучшей жизни". Он сам, как и его любимые герои Петр Ниточкин и капитан Басаргин, готов был жить и трудиться там, куда его забросила судьба, понимая всю меру ответственности за то дело, которому служишь, и тех людей, которые находятся рядом с тобою. Конецкий всегда описывал реальность вокруг себя слогом емким и подробным, но неизменно с необыкновенным юмором, возникающим из фиксации случавшихся нелепиц флотского труда и быта. В прошлые годы, когда настроение бывало безнадежно испорчено, то руки сами собою тянулись к знакомому томику сочинений любимого писателя. После прочтения нескольких страниц истории о квазидураках, сочно описанной Конецким, улыбка сама собою появлялась на опечаленном лице.
Вы не найдете у Конецкого лихой бравады и восхищения романтикой странствий по морям, по волнам. Он, как настоящий капитан и истинный моряк, знал цену тому нелегкому труду, которым была и есть служба на флоте. Вы вряд ли найдете в мировой литературе писателя, который четырнадцать раз прошел Северным морским путем. А Конецкий сделал это, хотя и не требовал себе наград и не бил себя в грудь. Он, как настоящий мужчина, делал свою работу. И только потом писал о ней. Но, бывало, проскальзывала в его повестях и рассказах плохо скрываемая тоска по морю, которое во всем его творчестве представляется неким цельным миром, с особыми отношениями не только между человеком и стихиями, но и между людьми. И метафора "море житейское" - cуть писательского отношения к тому, что Конецкий видел, испытал, пережил. Он редко описывал морскую стихию как океан, то есть нечто грандиозное и подавляющее, но всегда чувствовал ее близкой и родной себе. Отсюда метафорические названия его книг - "Соленый лед", "Cреди мифов и рифов", "Вчерашние заботы", "За Доброй Надеждой", "Морские сны".
Не скрою: в студенческие годы прочел практически все, что было у Виктора Викторовича опубликовано. И с пылом юноши, обдумывающего житье, навсегда запомнил две фразы из его книг. Первая - "упремся - разберемся" - стала формулой отношения взрослого мужчины к жизни. А вторая - "никто пути пройденного у нас не отберет" - превратилась с бегом лет в мудрость четкого осознания того, что не надо клясть себя за сделанное и прожитое. И плохое, и хорошее навсегда остается в человеческом сердце, ибо только оно позволяет человеку поднимать голову и устремлять свой взор к небесам. "Кто смотрит на облака" - так называлась одна из самых лиричных повестей Конецкого. Хотя прекрасно понимаю, что прочти Виктор Викторович сейчас эти строки, его выражения по поводу собственного лирического "я" были бы далеки от парламентских. Но уже ничего никому не скажет писатель-моряк Конецкий. Лишь его улыбка доброго забияки навсегда осталась для нас не только на фото, но и между строчек его книг.