ДЛИННАЯ ДОРОГА ДОМОЙ

Исполнилось 80 лет со дня рождения великого белорусского писателя Василя Быкова.<br>

На днях исполнится ровно год с того дня, как на Восточном кладбище Минска похоронили Василя Быкова. 22 июня был ровно год со дня его смерти. С 79-летием (его день рождения 19 июня) его еще успели поздравить друзья и соратники... Соратники... Как неоднократно говорил он сам, в том числе и автору этих строк, "мои одногодки в большинстве своем перестали быть моими единомышленниками". Это когда в последние годы была организована серия писем от фронтовиков - Быков-де их предал, и они бы с ним в разведку не пошли... Им вторил актер, сыгравший роль в фильме по быковской повести, - Быков предал Сотникова, он полон злобы и желчи... ВОСПИТАНИЕ ЧУВСТВ Его ДЛИННАЯ ДОРОГА ДОМОЙ - последняя книга мемуаров называется "Долгая дорога домой", но дело в том, что в белорусском языке слово "доугi" значит и "длинный". Эта дорога измерилась многими километрами - военными дорогами, затем сверхсрочной службой на Курилах (военный писатель, он всю жизнь ненавидел все, что связано с армейщиной - казармой, муштрой, тупостью и унижением, ненавидел оружие), затем жизнью в Белоруссии. Ставший и лауреатом, и депутатом - и вместе с тем опальный, переведенный на 40 языков - и к старости влачивший бедственное существование... Дальше длинная дорога привела в Финляндию, Германию, Чехию (последние шесть лет) и опять в Белоруссию - уже умирать. Начиналась эта дорога в витебской деревеньке Бычки, и самые ранние воспоминания - как советские активисты рыщут-ищут припрятанный лен, а отец расплетает лошадиные путы, чтобы тоже их сдать. А он, мальчишка, на вопрос активистов, где еще лен, отвечает, что в печке, и те злятся, обнаружив там солому... Активисты ломают жернов, чтобы крестьяне не мололи дома зерно, а сдавали государству... А потом осенью отец приходит и говорит: "Ну до бульбочки дожили - теперь не помрем..." Есть бульба - можно и без хлеба обойтись. Такое детство (вместе с тем исполненное в воспоминаниях радости и жизнелюбия), военная и армейская юность, писательское становление в условиях сюрреалистической советской действительности... Это "воспитание чувств" было таким, что "Один день Ивана Денисовича" Быков называл "колядной (рождественской) сказочкой"... ПЕРВАЯ, НО НЕ ПОСЛЕДНЯЯ ОПАЛА ...Те годы я запомнила внезапно-тревожным настроением, большим количеством военных, какими-то родственниками, призванными на сборы, и резким увеличением количества партийных лекторов, начавших ездить по городам и весям. И слухами, искодившими от тех же лекторов: "Вон Быков и Карпюк врагами оказались..." Кульминация угрозы - пражская весна 1968 года (Быков вспоминает странные картины жизни в Гродно, запомнившиеся и мне, - все куда-то бегут, патрули и грузовики, и каким-то образом звучащая на улице передача "Би-би-си" о советском вторжении в Прагу), а потом чувство угрозы становилось сильнее... Но в пионерском неосведомленном детстве было непонятно - откуда угроза? Неужели внешние враги грозят атомной войной? Быков тогда работал в газете "Гродненская правда" литературным сотрудником. Была такая должность - в газетах тогда печатали и стихи, и рассказы, часто очень безграмотные, которые нужно "доводить до ума". Его "Третья ракета" стала первой переведенной на русский язык и, соответственно, получившей союзную известность повестью (позднее он сам стал переводить свои вещи, поскольку увидел плохое качество переводов, но это было для него дополнительным неимоверным трудом). А так мы считали его нашим местным писателем, вместе с упомянутым Карпюком - искренне верившим в советские идеалы партизаном, бежавшим из немецкого лагеря, затем фронтовиком. В школьных библиотеках лежали и быковские "Журавлиный крик" с "Альпийской балладой", и "Данута" Карпюка. Причем последняя читалась даже больше - потому что про любовь... А тут приходит мама с собрания и страшным шепотом рассказывает, что КГБ разоблачило группу писателей и других антисоветчиков и что есть доктрина Даллеса по уничтожению СССР (к слову, когда на сегодняшних интернет-форумах я читаю страшилки насчет этой "доктрины Даллеса", меня удивляет, как сегодняшние "продвинутые" поддаются тому же мракобесию, которое действовало на полуграмотную "образованщину") - и Быкова с Карпюком скоро посадят... На самом деле это было очередной кампанией по борьбе даже не с инакомыслием, а с его тенью, возможностью. Делалось как будто бы на местном уровне. Но наивно полагать, что областной КГБ и областной обком могли что-то делать без консультации людей повыше. Завелись люди, слишком много о себе понимающие - вы уж там, на месте, их укоротите... И началось уголовное дело против Карпюка: не партизан-де он, а агент гестапо. Дело вообще фантастическое: с исчезновением документов из секретнейших архивов и, наоборот, появлением компроматов... Карпюка уволили с работы, книги его изъяли из библиотек и издательских планов. Вслед за "гестаповцем" пострадал и доцент мединститута Борис Клейн, друг Быкова и Карпюка, пытавшийся заступиться за невинного человека. Он тоже был лишен работы и долгие годы трудился на овощной базе. Никого не посадили, но атмосфера травли, допросов, отречения ближайших знакомых продолжалась годы. Быков искал возможности вступиться за друзей, понимая, что навлекает на себя громы и молнии. К тому же обстановка была особенной - западный рубеж СССР, еще незажившая память войны, депортаций, сложнейших трагедий. (Интересная деталь: по ходу дела выяснилось, что агент гестапо в партизанском отряде, связь с которым инкриминировалась Карпюку, на самом деле был агентом партизан в гестапо... Можете себе представить, какой там был страшный, смертельный клубок.) Быков пытается пробиться к польским и московским журналистам, у них тоже возникают проблемы. Быкову бьют окна в квартире, учительница на уроке говорит его сыну про папу-антисоветчика... Вместе с тем, как во все времена и при любом режиме, всегда находятся люди, которые не всегда способны на подвиг, но в силах просто хотя бы по возможности вступиться. Или просто не топить. В самом начале 70-х годов на уроке белорусской литературы молодая учительница дает нам читать "Дожить до рассвета" и "Сотникова" и говорит, что есть замечательный писатель, по отношению к которому творится множество несправедливостей. Да и там, в верхах - в белорусском ЦК - находится человек, в войну бывший летчиком и уважающий правду об этой войне. Ту правду, о которой знать тогда у нас уже не очень хотели... В те годы Быков пишет критику Лазареву: "Очень многое из настоящей правды о войне мы еще не сказали. Мне кажется, что мы еще идеализируем и работаем по старым, во многом от сталинской школы канонам не столько вглубь, но еще вширь. Не удивительно поэтому, что при сравнении даже лучших наших произведений о войне с однотемными вещами Чехословакии, Югославии или Польши мы зачастую выглядим до жалости убого... последующим поколениям остается пропагандистская литература, сработанная по утилитарной мерке каждого данного времени..." Выходят по-русски "Дожить до рассвета" и "Сотников". И "Обелиск". И Госпремия в 1974 году. Казалось бы, все преодолено, победа... 80-е. На писательской конференции в честь 40-летия Победы он назвал имя еще находившегося под запретом автора "В окопах Сталинграда" - Виктора Некрасова, и это опять вызвало громы, но время уже менялось. Вплоть до перестройки, участия в Межрегиональной депутатской группе - и создания Белорусского Народного фронта. В числе его учредителей был Василь Быков. А еще, если вспомните, был 1988 год, Куропаты и милицейские дубинки во время празднования "Дзядов" - акции в память сталинских жертв. ПИСАТЕЛЬ И ЕГО ОБЛИЧИТЕЛИ Его и после смерти продолжают поливать грязью - но по-иному: некоторые ставят в упрек и Госпремию, и депутатство, и вынужденные, портившие канву прозы вставки. Но мало кто знает, что рассматривался вопрос о Нобелевской премии, - ведь отсутствие публикаций по-русски не мешало зарубежным переводчикам переводить его с белорусского. И советским начальникам понадобилось показать всему миру советского писателя Быкова, не преследуемого, а наоборот, почитаемого и награждаемого. То есть таким образом его дискредитировать, а заодно показать миру: что вы там суетитесь насчет свободы слова и зажима писателей, устраиваете бурю в стакане воды... Василь Быков шел своим путем. Но так вышло, что его путь постоянно пересекался с дорогой одного значительно меньшего по масштабам человека. По имени (страна должна знать своих героев) Владимир Севрук. Когда в 1966 году понадобилась разгромная статья в "Правде" (клеймилась повесть "Мертвым не больно"), на долгое время закрывшая Быкову все на свете, Севрук был безвестным аспирантом Академии общественных наук при ЦК КПСС. Травля Быкова помогла ему сделать карьеру, занять ответственнейшие идеологические посты -редакторские, начальнические. Потом, когда ему не нашлось места в постсоветской России, его в итоге жизнь привела в Белоруссию, под крыло президента Лукашенко, во влиятельные советники и политологи. Имя Севрука стало нарицательным, символом всего того, что вытворяли с Быковым - отказы в издательствах, "программные" обличительные статьи... Быков умер, Севрук на коне - недавно, к примеру, он опубликовал пространные воспоминания о своих трех встречах с Андроповым... ...В России все же многие помнили Василя Владимировича и не порывали с ним связи. Но как будто бы благородно извиняли его так называемый "национализм", который заключался в любви к родному языку и в желании видеть Беларусь свободной и независимой страной. В наших нескольких беседах он говорил о том, что его печалит: однобокость многих неглупых людей в России, для которых великодержавные интересы заслоняют понимание опасности режима, воцарившегося в его стране. И он грустил, что жизнь, бескомпромиссно расставляя точки над i, при этом разводит даже семьи - в силу того, что разные люди по-разному понимают свободу и достоинство. В последней книге он размышляет: "Можно понять наших коллег - российских демократов, которые... устремились к заманчивой труднодостижимой свободе. Объединяясь с белорусами, они имеют намерение получить дополнительный шанс на пути к ней, руководствуясь все той же логикой - вместе удобней. Но старая чешская пословица гласит: не запускай мельницу, если не можешь ее остановить. Имеют ли силы российские коллеги распорядиться даже своей свободой?.. Где гарантия того, что их свобода достигнута целиком и навсегда? Очень уж это сомнительно в стране, где всюду льется кровь... а главной государственной идеей становится все тот же национал-империализм". ФЛАГИ И ВАСИЛЬКИ ...В прошлом году в такой же июньский день тысячи людей пришли к Дому литераторов в Минске. Власть как будто бы (особенно после того, как Путин из России прислал соболезнование) "простила и разрешила почтить". Но когда сын Быкова Сергей накрыл тело отца запрещенным бело-красно-белым флагом (Быков признавал символом Беларуси именно это знамя), представители госструктур ушли из зала... И было подлинное прощание народа со своим писателем. Молодежь, приехавшие из деревень старушки с букетиками васильков. Пожилые женщины из Гродно, где он провел годы славы и травли. И те фронтовики, которые все же остались его единомышленниками. Гроб несли по проспектам Минска. И запрещенные флаги плыли по этим проспектам... С этим ничего уже было поделать нельзя, разве что белорусское посольство в Москве сделало заявление для прессы, что все слухи о преследованиях Быкова за оппозиционность - есть "политическая провокация". Гродненская поэтесса Данута Бичель заказала тогда в Фарном католическом костеле поминальную мессу. Но молились за него и православные, и униаты... Длинный путь домой продолжался и продолжается.