ЗДЕСЬ РОДИЛСЯ, А ТАМ - ПРИГОДИЛСЯ
Сегодня известный артист и режиссер Михаил Козаков отмечает свое 70-летие.<br>
При первой встрече Михаил Михайлович производит впечатление человека значительного, солидного и просвещенного. Он таковым и является во всем том, что делает на театральных подмостках, в кино и на литературной эстраде. Интеллектуал и сибарит, артист милостью Божьей, любимец женщин и зрителей - таков Козаков. Вот уже почти полвека его имя на устах у всех, кто интересуется искусством. Его вряд ли можно представить химиком или хирургом, как хотели видеть Мишу родители. Сын известного советского писателя Козакова, он с юных лет вращался в кругах ленинградской литературной богемы, всегда находившейся на известном подозрении у властей.
Желание быть самим собою всегда толкало будущую звезду театра и кино на многие поступки, которые нынче кажутся грехами молодости и ошибками юности, этаким пижонством сноба. Но в его жизни, богатой на драматические и комедийные коллизии - от многочисленных женитьб и розыгрышей до постоянных переходов из театра в театр ("Современник", МХАТ, Театр на Малой Бронной), - всегда оставался и остается главный стержень - верность профессии. Он может, проезжая мимо дома на канале Грибоедова, где родился, начать декламировать что-нибудь из Ахматовой или вспоминать встречи с Зощенко. Погруженность Козакова в материал во время работы над очередным фильмом или спектаклем бывала такой, что после финиша сил практически не оставалось. И ситуация оборачивалась нервным срывом, как произошло после завершения съемок "Пиковой дамы". В кризисное начало 1990-х годов Козаков вместе с семьей эмигрировал в Израиль, но нашел в себе силы и желание вернуться в Россию, чтобы продолжить собственное театральное дело в виде частной антрепризы.
Актерская судьба Михаила Козакова - гигантские шаги, несшие его по невероятной амплитуде ролей - от Гамлета на сцене Театра имени Маяковского в 23 года до "железного" Феликса Дзержинского в телефильмах. Он был всегда обаятельно красив в ролях мерзавцев ("Убийство на улице Данте", "Человек-амфибия") и трогательно беззащитен в комических ролях наивных солдафонов или графов ("Здравствуйте, я ваша тетя!", "Соломенная шляпка"). Одна из лучших ролей Козакова на сцене - мольеровский Дон-Жуан в спектакле Анатолия Эфроса. Незабываемо впечатление от того, как был явлен в актерской игре кризис скептического сознания и покрывающая всех и вся ирония по отношениям к слабостям людским и собственным недостаткам. Ретроспективно вспоминая эту козаковскую роль, все больше понимаешь, что то был рассказ о самом себе - человеке, который многое может, многое видит и понимает, но острый ум которого опускает шлагбаум перед естественными человеческими порывами. Отсвет "горя от ума" проблескивал и в том, как артист играл Джека Бердена в телеэкранизации романа Роберта Пенна Уоррена "Вся королевская рать".
Только однажды Козаков позволил в кино дать волю собственным эмоциям, признавшись в любви Москве (жаль, что не Ленинграду - Петербургу!). Так родились "Покровские ворота", где играли замечательные артисты. Но как оказалось позже, режиссер Козаков показывал сам, как, кому и что играть. Если это и актерская байка, то выглядит она крайне правдоподобно, в стиле нашего юбиляра. А кино получилось замечательное, доброе и уже ностальгическое. Тех "высоких отношений" между москвичами, которые с таким юмором украшали телефильм, давно нет, и вряд ли будут. Одной этой картины было бы достаточно, чтобы Михаила Козакова обожали все зрители и зрительницы СССР.
Может быть, и снимет когда-нибудь Михаил Михайлович нечто подобное про наш город, который для него город родной. А пока мы чаще всего видим его на сцене Большого зала Петербургской филармонии, где он читает стихи Бродского. Читает, кстати, изумительно, как говорят школьники младших классов, "с выражением". Впрочем, артист Козаков никогда ничего не делает просто так. Он хранит в душе заветы лицедейства, украшая их в своем творчестве изящными узорами игры ума и сердечной иронии. Тем и остается интересен не в пример раскрученным телевидением "звездам"-однодневкам.