ПРЕМИЯ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ
В Пушкинском лицее объявили лауреатов Царскосельской премии.<br>
Понедельник, как известно, - день тяжелый, особенно если надо сделать выбор: в Петербурге в этот день вручали две премии - Царскосельскую и "Софит". Обе награды художественные, выдаются за творческий вклад в развитие нашей культуры, за талант, мастерство, за народную любовь. Сомнения вмиг развеялись. Конечно, туда, в парк, где осень обронила золотую шаль. В Царское Село! К тому же и цифра, указанная в информационном листе, очень привлекательна - премии исполняется 13 лет. Многие творческие личности к этому числу относятся с большой опаской.
То ли сыграло суеверие, то ли подвела спешка на театральную премию "Софит" или просто руки заняты конвертами, подарками да цветами, но только трудно оказалось удержать Кириллу Лаврову еще и статуэтку, символизирующую Царскосельскую премию. Ничего страшного, успокоили организаторы, в зале авторы скульптуры, они все починят.
На этом случае закончилась игра темных сил, и дальше торжественная церемония шла своей обычной чередой: лауреаты прежних лет, следуя традиции, представляли лауреатов нынешних. И те, и другие - люди знаменитые, их имена известны, а талант давно признан. Но среди мастеров были и дебютанты. Один из них - Станислав Ландграф. Впервые за свои шестьдесят пять лет он получил премию не за актерское мастерство, а за книгу "Что дальше, лорды? Дальше?.." Автор в этих литературных опытах сохранил для нас воспоминания о спектаклях, которые ушли из театрального репертуара, которых, увы, зритель больше не увидит. "Мастер не своего дела" - теперь так иронично называет себя народный артист России.
Тихий голос благодарности за награду был услышан из уст молодого поэта Екатерины Файн.
"Приятно быть поэтом местного, Царскосельского значения" - так сказал, но уже о себе, Александр Кушнер, которому премиальную статуэтку вручил Яков Гордин. Редактор петербургского журнала "Звезда" напомнил, что в начале 1960-х годов, когда формировался новый пласт литературы, в Петербурге было четыре видных поэта: Глеб Горбовский - с постесенинской лихостью, Виктор Соснора - с древнерусской воинственностью, Иосиф Бродский - с романтическим надрывом и Александр Кушнер - со спокойной "железной поступью". А для спокойствия требуется немалое мужество, поэтическое и человеческое.
Еще один актер, награжденный за литературный труд, Иван Краско представлял публике нового лауреата - Наталью Иванову за книгу, посвященную Борису Пастернаку. Московский критик считает, что в Петербурге необыкновенно тесное переплетение литературных и человеческих судеб. А премия для нее - стимул разобраться в этом напряжении и диалоге, в высокой драматургии, которая никогда не кончается. Новый виток этой драматургии - диалог Петербург - Москва.
Блистательная, феерическая Лия Ахеджакова призналась, что всю долгую жизнь в театре ее сопровождала изумительная литература драматурга Николая Коляды: "Спасибо, Коля, ты кормил всю театральную провинцию, всю Россию, русских актеров, которые нищенствовали в трудное и трагическое время перехода от социализма к капитализму". Вручить премию - дело не трудное, но актриса призвала все силы меценатские и скульпторские для воздвижения памятника полосатой сумке челнока, которая спасла, видимо, как и драматургия Коляды, многих нищих интеллигентов России. Зал рукоплескал.
После такого пылкого выступления окунуть публику в лирические воспоминания помог другой лауреат - Геннадий Бойко, исполнив романс "Я помню чудное мгновенье".
Дивное и торжественное мгновенье, открыто признаваясь, испытал Кшиштоф Занусси, который нашел сердечные слова благодарности русской культуре. Польский кинорежиссер сейчас особенно внимательно, с большим интересом присматривается к жизни в России - скоро здесь он будет снимать фильм "Время умирать".
Какое бы название для следующей номинации ни придумывали учредители, всем ясно, что Инна Чурикова получила премию за любовь! Любовь - самая большая награда и самый великий труд. Другая женщина, Анна Ахматова, внесла трагические мотивы в лирику любви, и в память о ней актриса читала любимые строки стихов. И вдруг - пауза... молчание... Чурикова, как фигурку мадонны, сжимает статуэтку Ахматовой, вспоминая знакомые слова. Эта напряженная тишина, рожденная трепетом и волнением, стала наградой всем, кто ее слышал, всем, кто дышал когда-то волшебным воздухом Царского Села, воспоминанием о том поэте, что вприпрыжку сбегал по ступеням лицея в дворцовый парк.