РЕНАТА ЛИТВИНОВА: ДА, Я ВЫЗЫВАЮ ВОПРОСЫ
Открою вам секрет: Рената Литвинова умеет разговаривать нормальным голосом и не размахивать при этом руками. Если вы это хотели услышать.<br>
Вам интересно было бы почитать большое традиционное интервью с ней? Вопрос, ответ? К сожалению, это почти нереально устроить. У Ренаты Муратовны каждый день плотно забит, и это не позерство. Вот вы сегодня что делали? Завтрак - работа - обед - работа - магазины - дом - ужин - телевизор? С собакой еще погуляли? Потому-то персонажи творческие и деятельные столь интересны народу, что живут иначе. Я вам сейчас расскажу. Я провела с Литвиновой безумный гастрольный день: это сплошная работа какая-то вперемешку с беспрерывными телефонными звонками. Что в Питере, что в Москве. Там, говорят, даже хуже.
6 и 7 марта МХТ давал чеховский "Вишневый сад" на сцене БДТ, где Литвинова играла Раневскую. Общение с прессой было назначено на день второй, который был расписан по минутам. Мне достались разъезды и поздний вечер после спектакля, в гримерке, полной цветов и подарков.
- Как можно выдержать такой безумный ритм? Звонки, разъезды, пробки, съемки, интервью...
- Это чистый кошмар. Что-то в этом есть неправильное, безусловно. И я пострадала глубоко от журналистов - это факт. Мне странно... Их очень много. Приходят, спрашивают... А потом еще такое пишут: как прочитаешь, так прямо в шок входишь... И чего это я им покоя не даю? Почему про других такие глупости не пишут? Почему, не понимаю, я у них такая жертва любимая? Слава Тебе, Господи, я не хожу в интернет. Но, как говорится, мир не без добрых людей: что-то мне все время сообщают, постоянно узнаю что-то новое.
Рената вздыхает и растерянно озирается, словно не в силах сообразить, за что хвататься. Длинный день на исходе, гастроли закончены, осталось еще совсем немного "поработать медийной личностью" - и домой.
- Господи, - говорит она, яростно стирая грим каким-то молочком, которое нашлось на туалетном столике, - меня так жутко накрасили, как будто я мертвец какой-то. - И небрежно скидывает ватные колечки в пакетик из-под подаренной орхидеи.
- Почему у вас такой сложный грим?
- Не знаю, так получается. Это решение художника-постановщика нашего, Давида Боровского.
Ее одну гримируют целый час. Потому что такая особенная? Да нет, просто очень любит жить в центре. Петербург для нее особый город, счастливый, приносящий удачу: здесь проходили премьеры ее фильмов, презентации книги о ней, здесь самые преданные поклонники любят и ждут.
- Здрасьте! - в гримерку вдруг без стука заходит какой-то человек.
- Здрасьте! - в тон ему отвечает Литвинова.
- Что взять-то? - его, кажется, послали за вещами.
- Да вот, смотри, сколько у меня всяких штучек-дрючек. Куда мы сложим все это? Не знаю... Что делать будем? А?..
Литвинова ходит с полиэтиленовыми мешками по гримерке, перекладывает что-то из маленьких пакетов и коробочек в большие. Потом бросает мешки, садится перед зеркалом, презрительно смотрит на свой телефон: он пиликает.
- Алле! Да, наверное. Я вот сейчас переодеваюсь и выезжаю, да.
Вскакивает снова к мешкам, но телефон не унимается и снова звонит.
- Алле! А, привет, ну что, вы прошли, все нормально? Спасибо, что пришли, я так переживала, что вы не попали или еще что-то... Спасибо, спасибо, встретимся, целую, пока.
Тем временем человек подхватил пакеты, сумки, коробки и мешки и вышел. Рената откладывает телефон в сторону и поворачивается ко мне с виновато-усталой улыбкой: можем продолжать.
- Как вам игралось на сцене БДТ?
- О, потрясающе! Мне так нравится зритель в Петербурге: такой добрый, такой хороший. В Москве гораздо строже смотрят, там намного тяжелее играть. А вообще я каждый раз ужасно волнуюсь перед спектаклем. Все время хожу с томиком Чехова, не расстаюсь. Один настолько затрепала, что он начал разваливаться, и мне подарили другой. Я его везде оставляю в кулисах, потому что у меня безумный страх, что я могу, не дай бог, что-то перепутать, забыть слова. Наверное, никто из актеров так не делает. Но я же непрофессиональная актриса...
В служебном буфете, уже в шикарном костюме, в гриме, за пять минут до начала спектакля Литвинова стремительно ест салат, улыбается девочкам-буфетчицам и со словами "я - непрофессионал, мне можно" утыкается носом в Чехова. При этом за нею хвостом бродит оператор с очередного телеканала и снимает, снимает: Литвинова с Чеховым в руке вызывает лифт, Литвинова с Чеховым под мышкой расплачивается за салат, Литвинова с Чеховым в одной руке и с тарелкой в другой бродит, умудряясь изящно придерживать длинные юбки, и ищет окошко для грязной посуды...
- Еще я получаю огромное удовольствие от партнеров. Чем дальше, тем больше. Я в таком упоении от Дрейдена... Большая честь для меня - с Каш-пуром играть. Я считаю, что это вы-
дающийся артист из того, именно старого, МХАТа.
Сергей Дрейден, актер из Петербурга, приглашен в "Вишневый сад" на роль Гаева, брата Раневской. Владимир Кашпур, артист МХАТа с 1961 года, в спектакле "Вишневый сад" играет старого лакея Фирса.
- И, кстати, - продолжает Литвинова, меряя шагами гримерку и нюхая флаконы, - я знаю, что многие на меня злятся. Или какие-то вопросы возникают по поводу того, как это я вдруг оказалась в МХТ. Некоторые возмущаются, откуда я взялась и как попала в "Вишневый сад", как я посмела вообще выйти на сцену. Но если я так решила, то это же такой поступок, такой жест. Вы понимаете? Я до сих пор сама с трудом представляю, что играю Раневскую.
- Режиссер Адольф Шапиро
сделал вам предложение, от кото-ро-го, как говорится, вы не смог-
ли отказаться?
- Да чтобы отказаться, большой силы не надо. А теперь я все время думаю: вот какой я над собой проделала эксперимент! И вообще, раз Шапиро меня позвал, значит, он решил, что можно что-то со мной сделать. Мы и речью занимались, потому что у меня нет голоса нормального. Ну, зато у меня второй акт выигрышный! А вы сейчас смотрели спектакль?
- Конечно. Правда, было плохо слышно - журналистов запихнули на второй ярус.
- Да, мне сказали, что очень тихо, поэтому сегодня я уже орала во все горло. Я еще поругалась с нашим оркестром.
На сцене во время спектакля оркестр сидит на скамьях, играет вживую и действительно иной раз заглушает актеров, особенно Ренату - с ее обычным непоставленным "киношным" голосом нелегко в театре.
Странно, что сама она говорит не "в театре", а "на театре":
- Да, но я никогда раньше не играла на театре. А теперь у меня контракт на год. До лета буду играть на театре, если меня не выгонят из МХТ. Но, вы знаете, я себя причисляю к жертвам кинематографа. И мне больше нравится делать кино. Там у меня есть планы.
- А в книге Алексея Васильева "Богиня. Разговоры с Ренатой Литвиновой" я читала отрывки из вашей прозы. Когда же у вас будут силы на свою собственную книгу?
- Ну, может, когда-нибудь... Моя бабушка, кстати, говорила: настоящая твоя, какая-то там последняя, жизнь будет именно в книжках. А она у меня была такая провидица! И поэтому я ей верю. Может быть, я действительно потом чуть-чуть устану с этим кино и начну, наконец, писать книги.
- А на сценарии когда у вас находится время?
- Я пишу только ночами. В остальное время столько хлопот... Вы же видели. А ночью спокойно. Во-первых, все спят, во-вторых, молчит телефон и никто меня не дербанит. У меня главный враг - это телефон. Я теперь думаю: ну когда же я смогу себе позволить такую роскошь, чтобы его выключать? Пока у меня ничего такого с ним сделать не выходит, и я очень страдаю, что он без конца звонит. Я себя чувствую человеком, совершенно не принадлежащим себе. Я уверена - это мне послано такое наказание. Для чего-то, почему-то, за что-то - настоящее наказание.
И Литвинова как-то обреченно кидает свой телефон в сумку. Взгляд ее падает на заваленный букетами диван.
- Послушайте, а может быть, я вам подарю цветы? Потому что их так жалко - они же просто погибнут у меня в поезде! Берите-берите!
Рената из театра поедет в гостиницу, а оттуда на вокзал. Людей, подаривших цветы, тоже жалко: старались ведь, выбирали... Но у меня дома эти цветы хотя бы проживут несколько дней. Беру с благодарностью и сижу с ними. А в гримерку уже врываются люди и торопят: водитель ждет, а поезд ждать не будет.
Надевает смешной меховой берет, круглые темные очки и черное пальто поверх мехового жакетика.
Снова какие-то люди просят: а можно щелкнуть еще разок. Тащат ее к портрету Товстоногова, ставят в изломанную позу, отбирают у нее сумку, вырывают у меня цветы и суют ей.
- Оставьте в покое цветы, я их человеку подарила уже, - отбивается Литвинова, но фотографы непреклонны: Товстоногов, поза, букет, работаем. Прорвавшиеся поклонники вокруг радостно щелкают камерами, словно в обезьяннике.
Уже сбегая по лестнице, Литвинова успевает расписаться на протянутых программках и стремительно скрывается за дверью служебного входа.
Я медленно выхожу из театра с охапкой ее цветов.