НАПРАСНАЯ КРАСОТА
("Мадам Баттерфлай" Пуччини в Мариинском)<br>
О нынешней премьере "Мадам Баттерфлай" в Мариинке оповещал расклеенный по городу плакат. Если считать плакат идеей спектакля, то в нем, как в увеличительном стекле, отразились и эстетические особенности всего зрелища. Выразительный в своем лаконизме абрис лица японки, обрамленный черными волосами, переходящими в красные, кровавые не то нити, не то пряди волос. Такой плакат представляется уместным к "Турандот" того же Пуччини, такой могла бы быть изображена Леди Макбет или Медея в японском исполнении... Но в истории японской девушки Чио-чио-сан нет и в помине никакого намека на кровавую драму, а если мелодрама Пуччини и содержит трагические элементы, то только в зародыше, и далеко не всем постановщикам и исполнителям удается их раскрыть.
Спектакль можно отнести к числу "агрессивно-режиссерских". Примет этому несколько. Режиссер-постановщик Матиуш Трелиньский вводит дополнительных персонажей - трех слуг Баттерфлай и ее мать, вернее, призрак матери, призванных обогатить произведение Пуччини дополнительными смыслами. В качестве универсального сценического принципа предложен некий "кинематографический" прием, своеобразная и сценически выигрышная "дефрагментация" сцены, когда какая-то часть сцены закрывается черным занавесом, помогая сфокусировать внимание на важном для действия объекте. И здесь режиссерское решение было точно воплощено художниками (художником-постановщиком Борисом Кудличкой и художником по свету Станиславом Зембой). Выразительные костюмы создали Магдалена Теславска и Павел Грабарчик. Спектакль дает превосходный пример использования подлинно сценических материалов - деревянных помостов и галерей, нейтральных занавесов, вбирающих любые оттенки цвета, и отражающего свет линолеума. (Правда, лаконизму общей установки несколько вредят слишком конкретные конструкции - скульптурные изображения камбоджийских демонов или борт американского крейсера). Итак, мы видим здесь образчик сложного постановочного замысла, где каждый жест продуман и "символичен" до последней степени, но, может быть, именно поэтому спектакль при всей своей красоте производит впечатление чрезмерной заданности, сделанности, вычурности и, как следствие, мертвенности.
В качестве положительного момента отметим, что Трелиньский не стремился ни к какой стилизации (Восток в его спектакле лишь условный знак, несмотря на то что элементы театров Но и Кабуки во всем налицо). Вместе с тем видно, что режиссер отверг и всякую европейскую оперную сентиментальность, что имеет и оборотную сторону - безошибочно "ударное" появление на сцене ребенка здесь практически никакое - только музыка неистовствует. Конечно, всегда можно сказать, что режиссура это не иллюстрация музыки, а контрапункт. Право на "контрапункт" есть у каждого постановщика, однако всегда несколько обидно за автора. Например, столь редкая сцена умиротворения людей и природы (заключительный хор второго действия) дается почему-то на фоне жесткой брони корабля, на котором прибыл Пинкертон, что создает совершенно несоответствующее настроение.
Музыкальная сторона спектакля под руководством Валерия Гергиева была на ожидаемой высоте. Исполнительница главной партии Татьяна Бородина, несмотря на очевидные старания создать неординарный образ страдающей и непокорной Чио-чио-сан, была, на наш взгляд, слишком скована режиссерским рисунком роли и не смогла как артистка раскрыться в должной мере.
Нельзя не сожалеть, что этот спектакль, как и большая часть других, поставлен не для Мариинского театра, и зритель получает лишь красивый в своей статике слепок со спектакля Варшавского большого оперного театра 1999 года.