ПРИНАДЛЕЖИТ ЛИ ИСКУССТВО НАРОДУ?

Этот и схожие вопросы обсуждались на круглом столе, который прошел в Набоковской гостиной редакции "Невского времени".<br>

В феврале нынешнего года в Москве состоялась первая биеннале современного искусства - около сотни художественных выставок, мероприятий, дискуссий, длившихся целый месяц. Интерес к этому событию в СМИ и в профессиональных художественных кругах был велик. С другой стороны, известно, что так называемая широкая публика к современному изобразительному искусству, мягко говоря, относится настороженно. Массы не очень-то понимают тот образный язык, которым пользуются современная живопись, скульптура, архитектура, не говоря уже об инсталляциях или видеоарте. Надо ли объяснять публике этот язык? Должно ли искусство принадлежать народу, как учили в советскую эпоху? Или искусство и народ могут вполне существовать параллельно, не соприкасаясь друг с другом? В беседе о судьбах современного искусства участвовали директор Государственного центра современного искусства Марина Колдобская, заведующий отделом новейших течений Русского музея Александр Боровский, художник Сергей Бугаев (Африка), редактор информационного портала www.worldart.ru Дмитрий Новик и редактор отдела культуры "Невского времени" Александр Урес. МОСКОВСКАЯ БИЕННАЛЕ И НОВАЯ ПУБЛИКА Марина Колдобская: - Несколько лет тому назад у нас возникло отрадное явление: новая публика. Если раньше к нам ходила тусовка, одни и те же 200 человек, в основном среднепожилого возраста, то сейчас наша основная публика - студенчество. Молодые люди, рожденные еще в СССР, но уже без советского идеологического груза. Люди, рассматривающие искусство как развлечение и обучение. Их все больше, и никаких проблем с этой публикой мы не видим. Например, когда мы устраиваем показ видео в Доме кино, зал не может вместить всех желающих, и так на каждом проекте. Все в порядке... Александр Урес: - То есть здесь полная гармония и говорить вообще не о чем? Дмитрий Новик: - Можно я сразу возражу? Во-первых, те, кто набивается в Дом кино на показы ваших программ западного видеоарта, - это люди, пришедшие, но не понимающие, что будут смотреть, в частности, они не знают, чем видеоарт отличается от кино. Что касается новой публики, то ее очень мало. Это тонкий студенческий слой. Я не прав? Марина Колдобская: - Образованных людей вообще не так много. Можно говорить пессимистично: стакан наполовину пуст, или оптимистично - наполовину полон. Публика расширяется, молодеет и становится более образованной... Александр Урес: - С чего это публика становится образованней?.. Марина Колдобская: - Как минимум они приходят получать информацию. Ну и развлекаться. Я считаю, это здоровый подход. Александр Боровский: - Мне кажется, что мы сейчас находимся между двух полюсов: один - биеннале удалась, тусовка собралась, деньги освоили, пригласили 10 хороших художников. С другой стороны, идет одичание определенной части общества. Это выявилось при разгроме выставки "Осторожно, религия!", нападках на спектакль Большого театра "Дети Розенталя", в гневных письмах граждан в инстанции, в претензиях к Пиотровскому, почему в Эрмитаже открыли выставку Кабакова. Два полюса, которые активизируются. С одной стороны, бомонд гулял, деревья гнулись, с другой - дайте нам настоящее искусство. Действительно, как будто существуют разные этажи. Вот есть этаж музейный: он работает превосходно. Количеством музейных выставок современного искусства у нас в городе остался бы доволен любой европейский город. Сколько туда ходит публики? Безусловно, мало. Есть еще пресса. Она тоже работает недостаточно. Дальше - полуклубная культура. Она имеет свою публику, но я ее меньше знаю. Потом студенческие выставки. То есть на этом уровне есть о чем говорить. А вот где искусство вообще не работает, это на уровне фабрик-арт, на уровне улицы. Здесь положение плачевное. Эту площадку захватили самые индустриально оснащенные, но беспринципные ваятели и художники кругозора 50-х годов. Они так плотно это держат, что я не представляю, что сейчас у нас может что-то быть другое. У нас ориентация на 80-е годы ХIХ века, на самую банальную городскую скульптуру, на самый отвратительный дизайн. Я тут случайно видел проекты новых скамеек, урн и прочего, которые как будто делала какая-то мафия 40-х годов. Хуже нельзя было сделать. Тогда, в 40-е, был хотя бы какой-то стиль. Здесь же и его не осталось. А это тоже срез современного искусства. Между этими двумя полюсами и болтается современное искусство, к сожалению, не укорененное в среде. По каким-то параметрам мы абсолютно аффилированы в западное искусство, по каким-то идет дикая хлестаковщина, а по каким-то мы вопиюще устарели. Сергей Бугаев (Африка): - Тотальный крах московской биеннале окончательно оголил все болевые точки того, что называется сферой современного искусства у нас и за рубежом. Конец социализма, как и конец капитализма в свое время, начертил на планете совершенно новые условия для дальнейшего развития культурной среды, ситуации, что поняли очень немногие. Московская биеннале - попытка соорудить выставку, состряпанную по калькам времен холодной войны, когда два идеологических блока соперничают и выставляют под удар друг друга различные формы культуры. К сожалению, этот механизм не завершил своей работы, так же как не умерли Збигнев Бжезинский и другие идеологи холодной войны. Если говорить о том, что в рамках цивилизации развивается нормально, то это институализация. У нас есть два-три действующих в рамках культуры института, таких как Эрмитаж и Русский музей. Это, безусловно, некие локомотивы, за которые могли бы быть зацеплены очень грамотные вагоны. Если мы сравним культурную среду Петербурга конца 80-х - середины 90-х годов, то здесь мы увидим парадоксальную картину: при всей жесткости советской цензуры, при всех отрицательных воздействиях среды мы видим колоссальный расцвет. А сегодня декларируется свобода, в Москве устраивается биеннале, а где художественная продукция? Где идеи, которые бы отличали нас от западного артрынка? Сфера современного искусства в нашей стране занимает не то место, что на Западе. Там речь идет о прояснении очень важных форм человеческой деятельности, а у нас речь идет о затуманивании неких понятных и доступных смыслов. ОСТОРОЖНО, ПОЛИТИКА! Сергей Бугаев (Африка): - У всех нас, здесь собравшихся, разное отношение к выставке "Осторожно, религия!". Я считаю, что художники в данном случае были втянуты в очень грязную игру. Никто бы из западных художников, особенно авангардистов, не дал бы себя вовлечь в политическую игру. Результат этой игры не лежит в сфере искусства и культуры. Ведь понятно, что если Музей Сахарова, который существует на деньги Березовского, открывает выставку, то можно легко предположить, чем это может закончиться. Нельзя отдавать современное искусство в руки людей, которые просто манипулируют и зарабатывают себе политические дивиденды, устраивая выставки в предвыборный период. Есть такое явление современного искусства, как авангард, а есть художники-манипуляторы. А есть люди, изобретающие новые идеи. Перед нами стоит огромная задача - создать иную ситуацию. И эта ситуация может быть принята многими на земном шаре, поскольку доминирующая роль США с их культурной имперской средой на наших глазах завершается. Либо мы отделим политику от искусства, либо останемся в хвосте мировых процессов. Александр Боровский: - Мне кажется, что выставка "Осторожно, религия!" - это ошибка с двух сторон. Я абсолютно согласен, что не надо дразнить людей. Художник вправе высказывать свои оценки о служителях церкви. Это было и в ХIХ веке - вспомним полотна "Отказ от исповеди", "Монастырская трапеза"... Тогда тоже очень многим не нравились нравы служителей церкви, при том, что многие художники были глубоко религиозными людьми. А тут маленькие художники сделали выставку в нехорошей форме. Мне самому, у которого мама была религиозным человеком, неприятно, когда кровь Христова - кока-кола. Но я против, и когда под видом оскорбленных религиозных чувств начинаются погромы произведений искусства. И по большому счету все это не имеет отношения ни к церкви, ни к искусству. Уверен, что в недрах церкви нет такого специального штаба, который бы планировал и готовил такие погромные акции. Это все дело каких-то отдельных энтузиастов. И с той и другой стороны не самые умные люди этим занимаются. Пока не разобьешь произведения искусства, никто на тебя не обратит внимания, пока художник не выставит святотатственную вещь, на него тоже не обратят внимания... И прокуратура напрасно в это ввязывается, создавая искусственные жертвы, поскольку все знают, что сесть по такому делу в тюрьму - это будет лучший промоушен. Похоже, что нас опять втягивают в какую-то второстепенную склоку... Давайте лучше вернемся к московской биеннале. Для меня в этих выставках было много позитивного, но были и негативные впечатления. Прежде всего здесь я согласен с Сергеем, это позиция художников "чего изволите". Чего изволите и по отношению к Западу, и по отношению к нашим новым миллионерам. Курица какала на портрет Льва Толстого. (Речь идет об одной из инсталляций московской биеннале. - А.У.) Это все мы видели много раз. А новые наши миллионеры читали когда-то в школе, что Толстого отлучили от церкви - вот на Толстого птичка какает. Такой аттракцион... ПОКУПАЕТСЯ ЛИ ВДОХНОВЕНИЕ? Дмитрий Новик: - Надеюсь, все согласны, что современное искусство - это большие деньги. Хороший современный проект за две копейки не сделать. Где взять финансирование? Александр Боровский: - Вопрос важный. Для создания искусства нужны средства. Но предмет искусства - не большие деньги. Когда все по принципу "чего изволите" - это перебор. Каждый художник хочет денег - это вполне естественно. Все мы хотим. Марина Колдобская: - Мы говорим сейчас, по-моему, о разных вещах. Создание инфраструктуры искусства - это действительно большие деньги. Их должна вложить страна. Если страна, вот мы сами, свое искусство ценить и уважать не будем, никто другой нас ценить и уважать не будет. НА КАКОМ ЯЗЫКЕ ГОВОРИТ ИСКУССТВО Александр Урес: - Хорошо бы поговорить о разности языков современного, даже квалифицированного потребителя искусств и самого искусства. Александр Боровский: - Довольно любопытный вопрос. С одной стороны, язык универсален и никто специально его не усложняет. Даже напротив, современное искусство донельзя сейчас упрощает свой язык. Но в России, как всегда, борются левые и правые, тонкое искусство - не тонкое искусство. Парадоксально, но определенная часть общества тянется к тому искусству, какое было в 70-е годы... Президент Академии художеств Зураб Церетели - великий манипулятор, но при этом очень позитивный человек во многом, поскольку он не превратил академию в арену идеологической борьбы. Но в своей художественной практике он апеллирует к такому стереотипу и пониманию красоты, которое сложилось не от хорошей жизни, а от того, что наше искусство было литературоцентрично, и от того, что мы были оторваны от происходивших в мире процессов. Самое большое достижение последних лет - это то, что искусство перестало быть полем брани в прямом и переносном смысле. И не надо его туда возвращать. Я считаю, что расхождение в языках искусства естественно. Неестественно, когда государство поддерживает одну какую-нибудь группу художников. Вот так же неестественно, когда главным образом поддерживают Церетели. И, видимо, поддерживают его потому, что он создает понятное искусство. Объяснять, что такое хорошо, не имеет смысла. Вот я видел портрет Александра Шохина в журнале "Огонек". Вполне приличный человек, говорит на 5 языках, блестящий экономист. А на заднем плане в его кабинете видно - висит "Витязь" Глазунова. И как ты ему ни объясняй, ни читай лекций - ничего не поможет. Главное, чтобы он и другие чиновники не отбирали государственные деньги у художников одного направления в пользу художников другого направления. Это не европейский подход. Нормально, когда референтная группа определяет, как распределить средства между художниками разных направлений. Эксперт от авангардного искусства, эксперт от буддийского направления, эксперт от попсы и т. д. Как только начинается увод только в одну кормушку - это признак неразвитости государственной политики. Меня всегда пугало стремление нашего общества обязательно дать по мозгам какому-то одному направлению, все отобрать и слопать и использовать какие-то ударные группы. Марина Колдобская: - Я не верю, что климат в стране определяет высшая каста, я считаю, что климат в стране определяет сама страна. Все зависит от нас прежде всего. А что касается конкурсов, то их в городе было проведено несколько на создание памятников. Результаты этих конкурсов абсолютно удручающие, потому что люди не верят жюри, не верят, что рассмотрение будет объективным. В этих конкурсах участвовали в основном маргиналы. Серьезный скульптор, архитектор не будет тратить полгода жизни на произведение, делать работу за свой счет, а потом посылать ее людям, в суд которых он не верит, которых не уважает... Александр Боровский: - Вот есть у города какие-то минимальные деньги. Есть некие группы. Почему группа, которая хочет Церетели, активнее, чем какая-то другая? Или группа кричавших "Не трогай!" оказалась в сто раз сильнее группы, которой понравился проект нового здания Мариинки Эрика Мосса? Действительно, ни один уважающий себя художник не будет участвовать ни в каком конкурсе, потому что у него нет ни одного шанса, поскольку референтная группа городских властей состоит из глубоко устаревших людей, которые живут интересами 50-60-х годов. И не включают ни одного специалиста по современному искусству, ни одного крупного современного художника. Эта система давно уже устаканившаяся. Со своими откатами, назначениями и так далее... Сергей Бугаев (Африка): - Эта модель существует во всем мире, она универсальна. Тем не менее в других странах она благополучно работает, а у нас... Александр Боровский: - Потому что у нас этим заправляют люди, ничуть не изменившиеся с 50-х годов. Одно время они подрастерялись и работали над могильными памятниками-бюстами для "братвы". Раньше делали Лениных, а сейчас они лепят морячек, зайчиков. Почему ни одному приличному художнику не приходит в голову предложить свой проект для городской среды - потому что другая среда его тут же растопчет. А почему она растопчет - потому что небольшие деньги, но их... Дмитрий Новик: - Коллеги, у меня вопрос. Скажем, на примере того же Церетели. Нужно ли объяснять публике, что это плохо, или прошла выставка и прошла? Марина Колдобская: - Не считаю, что система агитации и контрагитации эффективна. Более действенна система примеров. Молодым людям, которые выросли за компьютером, которые привыкли к другому визуальному языку, не надо объяснять, что такое видеоарт. Они говорят на этом языке. Им Церетели абсолютно неинтересен. Наверно, они не будут кричать: "Ах, какой ужас!" - стоит бронзовый чурбан и стоит. Смена эстетики - это проблема времени... Александр Боровский: - Вот городской совет Нью-Йорка принимает решение, ставить скульптуру или не ставить. Там тоже полно мракобесов, реакционеров, любителей сладенькой скульптуры. Есть и там портреты президентов в стиле нашего Чаркина. Но там есть и продвинутый слой бизнес-элиты, которая скажет: "Нет. Мой эдвайзер сказал, что этот парень ценится в мире, а этот не ценится". У нас этого еще нет. Поколение, которое принимает решения, 50-60-летние, не в материале... Говорят: "Похоже? Похоже!" - значит, все в порядке. Художники, которые хотят понравиться власти, давят на прослойку мэров, больших руководителей и создают легенды: "Мы всемирно известные художники", что не соответствует действительности. Они художники узкого действия. Пока не будет грамотных людей в этих сферах, то неизбежен процесс возникновения мнимых величин. Все время мобилизуются люди, которые понятны, сладкие люди. Басков, Волочкова... Почему не другие, почему Плисецкая была не так близка? А потому, что все должно быть весомым и сладким, похожим и хорошим. Это реальность нашей культуры. И никакой агитацией и пропагандой этого не изменишь. Марина Колдобская: - Хочу сказать, что молодые бизнесмены лет 30-40, которые уже поездили, кое-что увидели, они уже гораздо более живые. Человек, который походил, скажем, по Роттердаму и посмотрел на тамошние памятники, вернувшись, на отечественные монументы смотрит с недоумением. Практически все люди, которые сегодня принимают решения, прошли советскую школу, а там учили, что искусство существует для того, чтобы прославлять. А современное искусство, напротив, в основном искусство критики, или по крайней мере исследования. У наших людей до сих пор сидит в головах мысль, что надо "сотворять" все более красивым, сладким, гладким, чем есть на самом деле. С этим надо что-то делать. Хотя бы создавать другие центры принятия решений. Чтобы продвинутая корпорация на своей территории ставила современную скульптуру. Дмитрий Новик: - А у меня вопрос к Боровскому. Ты говоришь, что нужны экспертные советы, разные уровни, необходимо продвигать грамотных людей... В то же время считаешь, что все должно идти само собой. То есть образование не очень-то и нужно. Откуда же тогда взять эти экспертные советы? Александр Боровский: - Это довольно интересный вопрос. Я много лет читал лекции. Ездил по Сибири вместе с музейными тетушками, которые относились к своей миссии - сеять разумное, доброе, вечное - очень трепетно. А я относился к этому весело. И не думаю, чтоб заронил в ком-нибудь интерес к искусству. Не думаю, что прямой агитацией можно кого-то убедить. А вот выставками, которые я делал, может быть, кого-то и заинтересовал. Россия отвыкла от малых дел, а они, мне кажется, должны существовать хотя бы в сфере, о которой мы говорим. И главное - избежать демонизации, скандала и истерики. К сожалению, мы всегда готовы впасть в истерику, потому что истерика видна. Какой-нибудь "гениальный" Жириновский устроит истерику - и о нем все говорят, Михаил Леонтьев впадает в истерику, брызгает слюной - и его банальности начинают вызывать ответную реакцию. Если опять упомянуть Америку, которая для меня отнюдь не образец духовности, то, в смысле толерантности к художественной политике, у американцев можно поучиться. Мы хотим, чтобы у нас грамотный механизм политики по отношению к искусству появился почти сразу, за 10-15 лет. Он появится, но постепенно...