БОРИС СТРУГАЦКИЙ: Я ПЛОХО ПРЕДСТАВЛЯЮ БРАТА ВОСЬМИДЕСЯТИЛЕТНИМ
28 августа - 80 лет со дня рождения Аркадия Натановича Стругацкого. В преддверии юбилея Аркадия Натановича на вопросы "Невского времени", многократно публиковавшего материалы о творчестве братьев Стругацких, отвечает писатель Борис Стругацкий. <br>
- Уважаемый Борис Натанович, осенью 1986 года вы с братом написали: "Нас не покидает ощущение, что самая наша лучшая, самая нужная книга еще не написана". Удалось ли вам решить эту задачу? Какую из ваших книг вы считаете самой лучшей, а какую - самой нужной (если есть разница)?
- По-моему, самая лучшая и самая нужная книга наша так и осталась ненаписанной. Либо, может быть, мы и написали ее, но сами того не заметили. Авторы, по-моему, не способны разобраться самостоятельно, какая их книга лучше прочих, а какая - нужнее. Мы, например, лучшей своей книгой считали "Улитку", но большинство читателей (по моим наблюдениям) так вовсе не считают. Кто прав - установить невозможно, нет таких критериев, чтобы это установить. Тут даже Время не поможет, хотя обычно и считается, что именно Время расставляет все оценки и определяет окончательно все рейтинги.
- Были ли осенью 1991-го у вас с братом какие-то замыслы, которые остались нереализованными, и не пытались ли вы закончить эту работу сами? Если были, то о чем вы хотели написать?
- В рабочем дневнике осталось несколько замыслов, но ни один из них не увлекал нас настолько, чтобы тут же сесть и писать. И ни один из них не вдохновляет к работе сейчас меня одного. Это - замыслы другого времени, и интересны они были совсем другим людям. Ну какое мне сейчас дело до приключений Максима Каммерера в лесах Островной Империи? Какое мне вообще дело до Островной Империи, когда на моих глазах и вокруг меня неудержимо и грозно кристаллизуется и самоконструируется вполне реальная Новая Империя, чтобы начать свою новую жизнь на костях дураков и невежд? Впрочем, когда думаешь о таких предметах, писать не хочется вообще - хочется проснуться.
- Всем известно, что вы вместе писали. Но ведь вы еще и вместе переводили? Что именно? И зачем? Потому, что не было другого способа заработка, или потому, что это было просто интересно?
- Вместе мы перевели то ли два, то ли три романа. Андрю (или Эндрю, как чаще пишут) Нортон, помнится, Холла Клемента. Еще что-то, кажется. Делалось это, конечно, главным образом ради денег. Никакого творческого удовлетворения эта работа не приносила - во всяком случае, мне. Да и для Аркадия Натановича это был, скорее, способ заработать. Я имею в виду, разумеется, переводы с английского. К японским своим переводам он относился очень серьезно.
- Вершиной своих переводческих достижений Аркадий Натанович считал "Сказание о Есицунэ". Мечтал ли он перевести что-нибудь еще из японской прозы?
- Наверняка. К стыду своему признаюсь, я совсем почти не интересовался этими его японскими делами и замыслами. Прежде всего потому, что никак не мог приучить себя к "японщине". Я, собственно, любил и признавал тогда только Акутагаву и Кобо Абэ - самых "неяпонских японцев" того времени. Все прочее оставляло меня совершенно равнодушным.
- Как Аркадий Натанович после минометного училища оказался в Военном институте иностранных языков? По каким критериям его туда выбрали? Там ведь, кажется, готовили военных разведчиков?
- Готовили там, как я понимаю, военных переводчиков, а никак не разведчиков. Во всяком случае, служил Аркадий на Камчатке именно дивизионным переводчиком, хотя приходилось заниматься ему и радиоперехватом, и (совместно с погранцами) ловлей браконьеров. Отобрали же его из состава минометного училища (в 1943 году) просто по признаку грамотности: засадили все училище писать то ли сочинение, то ли диктант и выбрали двоих самых грамотных.
- Когда-то вы рассказывали мне, что Аркадий Натанович был в свое время исключен из комсомола. За что, если не секрет?
- Это любопытная и даже романтическая история в стиле Купринского "Поединка", но я не уверен, что Аркадий Натанович был бы доволен, если бы я стал ее сейчас рассказывать. Это никакая не семейная тайна, конечно, но говорили о ней у нас редко и неохотно.
- Можете ли вы представить себе 80-летнего Аркадия Натановича? Чем бы он занимался? Тихо сидел с внуками (и правнуками, если есть)? Продолжал бы писать вместе с вами? Занялся бы общественной деятельностью? Кстати, не предлагали ли ему в 1989-1990 годах (как многим "властителям дум") заняться политикой и баллотироваться в депутаты?
- Вряд ли бы он занялся общественной деятельностью. Особенно - в восемьдесят-то лет. Писал бы, наверное, помаленьку романы. Разражался бы время от времени статьей в манере "Не могу молчать". Ругал бы предательское здоровье. Не знаю. Я плохо представляю его себе восьмидесятилетним. Тогда, в 1990 году, ему, кажется, делались какие-то "политические предложения", но вот какие? Не помню ничего. Все-таки больше 15 лет прошло, а предложениям этим мы серьезного значения никогда не придавали. Я вот сейчас пытаюсь вспомнить, какие предложения делались мне. Кажется, в Верховный Совет (или как он тогда назывался?). Кажется, от Ленинграда и - почему-то - Мурманска... Нет, не помню...
- Дочь Аркадия Натановича - жена Егора Гайдара. Вы не знаете, где и как они познакомились? Чем занимаются сейчас дети и внуки Аркадия Натановича?
- Знаю, что они - Машка и Егор - были друзьями с детства, потом судьба развела их надолго, потом снова свела. О внуках я мало что знаю. Любимый внук Ванечка работает сейчас в какой-то корпорации в Москве, занимается экономикой на уровне, который мне совершенно недоступен.
- Как вы придумывали имена для своих героев (если действие происходило не на Земле)? И кто придумывал: Аркадий или Борис?
- Ничего такого уж интересного в процессе придумывания имен нет. Тут главное - сохранить единую стилистику, "акцент", не допускать внутренних противоречий. Например, в "Обитаемом острове" у нас имена аборигенов, всех почти, несут в себе румынско-венгерский акцент (из-за чего этот роман долгое время не желали переводить в социалистической Венгрии). Во "Втором нашествии" имена взяты из греческой мифологии. А в "Волнах" большинство имен вообще придумывала для нас специальная программка, которую я составил на калькуляторе "Хьюлетт-Паккард". Самый же обычный источник наших имен - это вчерашняя газета или какая-нибудь случайно попавшаяся под руку книжка - так появились на свет, насколько я помню, Вечеровский и Каммерер.
- Борис Стругацкий, как известно, писал стихи - песня "Дети тумана" вошла не только в "Страну багровых туч", но и в бардовские сборники. А Аркадий?
- Тоже писал! И неоднократно. Например, "Марш Боевой гвардии" из "Обитаемого острова" писал, помнится, Борис, а когда цензура заставила нас заменить Боевую гвардию на Боевой же легион, то "Марш Боевого легиона" писал уже главным образом Аркадий.
- Многие нынешние фантасты, прошедшие ваш питерский семинар, существующий уже много лет, считают себя учениками и последователями Бориса Стругацкого. Были ли те, кто считал себя учеником Аркадия Стругацкого? И кто, на ваш взгляд, из сегодняшних фантастов ближе всего по стилю и мыслям к братьям Стругацким?
- Никогда не встречал молодых писателей, которые "считают себя учениками и последователями Бориса Стругацкого" - только Аркадия и Бориса Стругацких, как единого автора! Выделять же кого-нибудь персонально из наших учеников я бы не хотел. Да и зачем?
Аркадий Стругацкий - один из самых знаменитых писателей-фантастов XX века. Родился 28 августа 1925 года в Батуми, затем семья переехала в Ленинград. Отец, Натан Залманович Стругацкий, был комиссаром во время Гражданской войны, затем стал искусствоведом. Мать, Александра Ивановна Литвиничева, - учительница русского языка.
В начале Великой Отечественной войны работал на строительстве укреплений, затем - в гранатной мастерской. В конце января 1942 года вместе с отцом эвакуировался из блокадного города и выжил чудом - единственный из всего вагона, в пути в Вологде похоронил отца. Оказался в Оренбургской области, работал на молокоприемном пункте в городе Ташла, там же был призван в армию.
Учился в Актюбинском артиллерийском училище, весной 1943 года - перед самым выпуском - был откомандирован в Москву в Военный институт иностранных языков. В 1949 году закончил институт по специальности "переводчик с английского и японского языков". Преподавал в Канской школе военных переводчиков, затем служил дивизионным переводчиком на Дальнем Востоке. Демобилизовался в 1955 году, жил в Москве, работал в "Реферативном журнале", затем - редактором в Детгизе и Гослитиздате.
С 1955 года начал систематически заниматься литературной деятельностью, хотя еще в армии писал рассказы и переводил иностранных авторов. Впервые опубликовался в 1956 году (повесть "Пепел Бикини" в соавторстве с Леонидом Петровым), после этого и до самых последних дней работал в соавторстве с младшим братом, Борисом Натановичем Стругацким.
В 1958 году вышли их первые рассказы ("Извне", "Спонтанный рефлекс"), в 1959 году - "Страна багровых туч". В общей сложности братьями Стругацкими опубликовано около 30 фантастических романов и повестей, рассказы, пьеса и несколько киносценариев. Кроме "Страны багровых туч" это "Возвращение", "Трудно быть богом", "Понедельник начинается в субботу", "Улитка на склоне", "Хищные вещи века", "Второе нашествие марсиан", "Обитаемый остров", "Пикник на обочине", "Жук в муравейнике", "Хромая судьба", "Град обреченный", "Отягощенные злом" и другие. Под псевдонимом "С. Ярославцев" написал повести "Экспедиция в преисподнюю", "Подробности жизни Никиты Воронцова", "Дьявол среди людей".
Член Союза писателей СССР с 1964 года, лауреат многих отечественных и международных премий, в том числе 2-й Кэмпелловской мемориальной премии (США, 1967), премии имени Жюля Верна (Швеция, 1979), специального приза Всемирной организации научной фантастики "За независимость мысли" (Англия, 1987), премии "Аэлита" (СССР, 1981), премии имени А. Беляева (СССР, 1990) и других. В 1986-1989 годах повести братьев Стругацких по итогам читательских голосований были названы лучшими советскими научно-фантастическими произведениями года. В 1985 году Международный центр по малым планетам (Кембридж, США) утвердил за малой планетой, открытой 11 сентября 1977 года, название Strugatskia.
- Скончался А.Н. Стругацкий 12 октября 1991 года в Москве. 6 декабря 1991 года его прах был, согласно его воле, развеян в Подмосковье над землей с вертолета.