ЖЕНСКИЙ РОД, ПЕРВОЕ ЛИЦО
Наиболее интересные книги последних месяцев написаны женщинами и о женщинах, но, разумеется, не только для них.<br>
Елена Арманд жила в Москве, учила детей танцам, ставила музыкальные спектакли. А когда выросли собственные дети, уехала из Москвы в тверскую глушь преподавать в интернате для детей-инвалидов. Преподавала два года, а потом основала там же, в деревне Монино, Дом для инвалидов и детей из неблагополучных семей, названный "Любутка" - по имени протекающей рядом реки. Вот о нем-то, об этом доме, Елена Давыдовна и пишет в своей книге. Отрывки из нее публиковались в газетах и журналах. Ее дом известен, о нем в разное время снимали передачи, писали статьи. У Елены Арманд брали интервью. В Германии был создан фонд помощи "Любутке". И вроде трагедии - хоть бы и педагогической - ничто не предвещает. Хотя, конечно, бывало всякое...
Чуть ли не самое поразительное в книге Арманд - это язык. Елена Арманд просто берет и переносит свою и чужую речь на бумагу, и получается: "Она привозила своих демонов, свою бесприютную душу". - "Я не сплю без лефа!" - "Дура, козлиха!" - "Рот в форме поцелуя, и, главное, нос". - "Глубокоуважаемая Татьяна Ивановна, у вас фиг покатаешся на лыжах". - "Это горестное явление я горестно открыла".
Это язык конца восьмидесятых, вот таким он был тогда, с "инвеститорами", с "низкими истинами", с "тем страшным, что надвигается на нас", с "гуманитаркой" и "плодами юной мечтательности". И - без мата.
Но все это - уходит. Мир изменился. Незаметно и не в лучшую сторону, как считает Арманд, изменились люди. Дети вырастают в нерях, мещан, пьяниц. Девушка Маша, "Жанна Д‘Арк", семнадцати лет приехавшая из Москвы вместе с Еленой Давыдовной и жившая все это время той же тяжелой жизнью, - вышла замуж за плохого человека. Родила троих детей. Близость между педагогом и воспитанницей утрачена. Вот почему книга названа "педагогической трагедией". Мы воспитываем друг друга для этой жизни. Но здесь, на этом свете, наши лучшие устремления все равно никогда не смогут воплотиться. Результат всегда хуже замысла. Для Елены Арманд это - трагедия, которая, впрочем, никогда не заставит ее опустить руки. "Посуду моет тот, кто ее видит".
• Ксения БУКША
Два небольших романа под одной обложкой. Оба названы именами заглавных персонажей. "Симон Лютер" - мрачный, тяжелый, напоминающий писания Эльфриды Елинек, байопик о жизни и приключениях, главным образом телесных, типичной девочки из простых во Франции позднего Средневековья во всем его пышном непотребстве. Героиня с самого раннего детства обладает магической - несмотря на всю свою невзрачность - сексуальной привлекательностью, что и служит первопричиной всех ее бед и невзгод и при этом - движителем фабулы, которую в нескольких словах можно изложить в виде формулы "Через тернии - к счастью".
Ада Булганова - наша соотечественница и современница. Место и время действия не называется, но, судя по реалиям, это Ленинград конца восьмидесятых. Нелепая и нескладная пятнадцатилетняя девочка-отличница, от лица которой повествование и ведется, катастрофически и практически мгновенно влюбляется в собственного отца - довольно успешного театрального режиссера, характером и обликом напоминающего Никиту Михалкова. Чувство оказывается детским по форме и при этом решительно взрослым по содержанию. Медленно и неуклонно "невозможное становится неизбежным", и все ж буквально за считаные сантиметры до последней черты обо всем догадывающийся растерянный папашка успевает затормозить и отправляет - с глаз долой, из сердца вон - Аду учиться в Швейцарию, где та сумеет избыть свою первую любовь...
Несмотря на всю рискованность и провокативность замысла, написана эта вещь предельно целомудренно - полная противоположность откровенно порнографической "Симон Лютер". Есть большой соблазн рассматривать вторую вещь, помещенную в этой книжке, как продолжение первой - как, допустим, историю, сочиненную Адой Булгановой, которая после окончания швейцарского колледжа поступает (сообщают нам в финале) на литературный факультет Сорбонны.
Пишет Лидия Филановская без стилистической экстраваганзы, но очень пластично. Несмотря на очевидные рифмы с "Лолитой" и "Адой", в подружки набоковским созданиям героини Филановской не набиваются, оба ее романа ничуть не подражательны.