ЗУРАБ ЦЕРЕТЕЛИ: "МНЕ ТРУДНО ОТОЙТИ ОТ СТАРОЙ ЭСТЕТИКИ СОВЕТСКОГО ОБЩЕСТВА"
Накануне 250-летия Российской академии художеств ее президент мечтает о создании Всемирной академии искусств<br>
Зураб Церетели в представлении не нуждается. Имя основателя сюрфутуризма Александра Сизифа, возглавляющего им же созданный Институт футуристических исследований, знакомо, конечно же, более узкому кругу - специалистам и людям, интересующимся авангардистскими направлениями в искусстве, однако он, так же как и Церетели, признан Международным биографическим центром в Кембридже.
Александр Сизиф предлагает вниманию читателей "НВ" одну из своих бесед с президентом Российской академии художеств.
ВЕСОМОЕ СЛОВО ЗА МОЛОДЫМИ
А.С.: Зураб Константинович, на одном из рабочих совещаний в Академии художеств, обращаясь к членам президиума, вы сказали что, лекции в НИИ теории и истории искусств - это "а" и "б", в то время как нужны концепции. Поясните, пожалуйста, что вы имели в виду?
З.Ц.: Меня не удовлетворяет уровень теоретической мысли. Пусть коллеги поймут правильно, но в главнейшем академическом институте искусствознания мысль теоретиков не только должна следовать за практикой искусства, обобщать эту практику и приводить к соответствующим выводам на перспективу, но и опережать практику путем построения каких-то совершенно новых теорий. Причем теории эти могут основываться на принципиально новых философских положениях. Разумеется, применительно к искусству, то есть в данном случае к эстетике и психологии творчества.
А.С.: Если в советское время главнейшим идеологическим фундаментом искусствознания была марксистско-ленинская эстетика, то теперь такой фундамент вообще отсутствует. Каждый действует в меру своих сил и понимания искусства. Прорывов в методологии пока что не наблюдается.
З.Ц.: Мне кажется, что представителям старшего поколения, к которым, очевидно, принадлежу и я, трудно, с познавательной точки зрения, резко отойти в сторону от старой эстетики советского общества. Ведь все мы на этой эстетике были воспитаны. Да, теперь многие понимают ее несовершенство, а то и ущербность, но или темп жизни слишком высок, чтобы можно было сделать обобщающие философ- ские выводы из всего этого, или, быть может, текущие проблемы творческой повседневности не дают возможности сосредоточиться на отвлеченных теориях. Мне представляется, что здесь весомое слово скажут молодые, кто уже вырос в условиях отсутствия идеологического гнета. По этой причине мы на президиуме решили взять на договорных условиях в наш академический НИИ несколько молодых сотрудников, вчерашних студентов. Пусть перенимают опыт, а его у нас достаточно, и на этой основе совершают свои открытия, которые, возможно, и станут качественно новым завоеванием теории.
А.С.: Взять студентов была ваша инициатива?
З.Ц.: Согласитесь, что на правах президента Российской академии художеств я могу себе позволить выступить с такой инициативой, которая, возможно, и шокировала кого-то из числа моих коллег по академическому цеху.
А.С.: Если не президенту, то кому же еще взять инициативу в свои руки и ответственность за небывалые решения. По-моему, это естественный и хороший показатель креативности президиума. Жаль, что в этом ключе академия не проводит ежегодных конкурсов именно на специальные исследования философского порядка.
З.Ц.: Мы постоянно думаем над этим. Например, в следующем году Российская академия художеств будет отмечать 250-летие со дня своего основания. В связи с этим как раз и намереваемся осуществить целый ряд практических и теоретических мероприятий: наращивание работ по реконструкции, строительству, проведение выставок, конференций, чтений, семинаров, публикации научных трудов по практике, истории и теории искусства. Кстати, ваше предложение по изданию под эгидой РАХ в рамках ее 250-летия нескольких теоретических книг очень своевременно. Мне будет интересно принять участие в этих проектах.
А.С.: Какие из предложенных к изданию книг вы бы особо отметили?
З.Ц.: "Искусствознание в XXI веке" и "Академизм в XXI веке". Нетрудно видеть, что сами названия уже многое обещают и располагают к серьезному теоретическому разговору. Ваши предложения по изданию ряда книг мы нашли интересными и перспективными. Иначе говоря, идея оказалась приемлема для нас.
НЕТ НИЧЕГО ПЛОХОГО В ЗДОРОВОМ КОНСЕРВАТИЗМЕ
А.С.: В свое время представители академического направления в искусстве считали Рембрандта еретиком. Сегодня, с современной точки зрения, этого художника смело можно считать истинным украшением академизма...
З.Ц.: Конечно, академизм в каждую эпоху свой, то есть с присущими ему характерными чертами. Если мы сегодня называем Рембрандта академистом, то это значит, что наши представления об академизме значительно расширились, претерпели, если угодно, революционный скачок.
А.С.: Вы не раз говорили, что контролируете ситуацию в искусстве. Как это понимать?
З.Ц.: Когда я так говорю, я имею в виду, что все новое в искусстве мне не чуждо. Я стараюсь разобраться в явлениях молодого современного искусства, учиться у него тому лучшему и новому, что в нем есть. Вот почему, в частности, я уже много лет регулярно провожу мастер-класс и общаюсь с молодежью. Сегодня надо быть очень мобильным и в чувствах, и в разумении. В выигрыше оказывается тот, кто быстро схватывает новые веяния и столь же оперативно преломляет их в своем творчестве. Дистанцироваться от молодежи, подобно тому, как это делают некоторые снобы, - значит проявлять недальновидность. Нет ничего плохого в здоровом консерватизме ради сохранения традиции и в одновременном умении чувствовать и перенимать качественно новые явления.
А.С.: Раньше много спорили о реалистическом искусстве. Ясно, что это относится к пониманию реальности вообще, в философском плане. Сегодня уже мало кто не согласится с тем, что реальность наличествует одновременно как факт и как миф. То есть нереалистического искусства вообще нет по самому определению.
З.Ц.: Я бы сказал, что надо отличать натурализм от всего того, что им не является. Иначе говоря, ответ на подобные вопросы надо искать в исходных теоретических посылках.
МАЯК НА ПУТИ К НОВОМУ МИРОПОРЯДКУ
А.С.: Ваша идея Всемирной академии искусств, на мой взгляд, есть прообраз будущих (футуристических) институций универсального характера. Какой важнейший смысл вы вкладываете в это понятие?
З.Ц.: Я представляю себе, что в такую академию, в случае ее создания, должны войти представители всех областей знания. Ведь если наука прагматична и зачастую потворствует хищническим инстинктам человека, то искусство призвано смягчить этот прагматизм, эту жестокость расчетливого рационализма, проникнутого пагубной идеей научно-технического прогресса. Вообще-то искусство и наука должны служить дополнением друг для друга, а не пребывать в постоянном противоборстве.
А.С.: Сегодня уже многие признают за наукой ее эстетическую ценность. Это значит, что можно говорить об эстетике чистых сколь угодно отвлеченных от предметного мира идей.
З.Ц.: На мой взгляд, искусство - есть способ материализации каких угодно идей. Наука же - это жизнь идей самих по себе, без их овеществления. Я не имею здесь в виду техническое воплощение научных знаний. Сегодня еще нет систематического обоснования восприятия научных фактов с позиций соответствующей эстетики. Поэтому недопонимание между наукой и искусством еще остается, тем насущней необходимость создания Всемирной академии искусств. Ведь речь не только о поиске гармонии внутри всей системы знаний. Такая академия станет своеобразным маяком на пути к новому миропорядку, когда люди научатся жить в гармонии с природой и когда постоянная вражда между ними сменится дружеским сотрудничеством и взаимопониманием на высших принципах, превосходящих какую бы то ни было ограниченность. По крайней мере мы должны постараться сделать нечто позитивное в этом направлении, а не заниматься просто предположениями о построении новых институций. Сначала создадим Всемирную академию искусств, наполним ее реальной практической жизнью, а потом время рассудит, верными были наши усилия или нет.