СЕРГЕЙ БАНЕВИЧ: "ОПЕРНУЮ ПУБЛИКУ МЫ ПОТЕРЯЛИ"
Известный петербургский композитор вспоминает времена, <br>когда простые петербуржцы искренне тянулись к классической музыке
Как в сельском хозяйстве известны зоны рискованного земледелия, так и в музыке есть "жанр повышенного риска" - опера. Но именно на этой трудной ниве не раз добивался успеха заслуженный деятель искусств России Сергей Баневич. По удивительному совпадению его двенадцатым опусом в этом жанре оказалась опера "Двенадцать месяцев". Совпадение можно считать счастливым. Впервые произведение нашего земляка принял к постановке Московский детский музыкальный театр имени Наталии Сац. Такой подарок преподнесла столица ко дню рождения композитора, которому сегодня исполняется 65 лет.
- Предстоящая премьера действительно сюрприз для меня, - говорит Сергей Баневич. - Мы дружили с Наталией Ильиничной Сац, и лет сорок театр из сезона в сезон собирался поставить что-то мое, да все как-то не складывалось. И вот теперь, когда я уже перестал об этом думать, моя мечта близка к осуществлению. Особенно приятно, что ставит оперу художественный руководитель питерского театра "Зазеркалье" Александр Петров, с которым я сотрудничаю многие годы и дорожу добрыми с ним отношениями.
"Я сыграл в такую игру..."
- Сергей, в свое время вы приятно удивили филармоническую публику необычным сочинением - "Арии из ненаписанных опер". Чем был для вас этот опыт - открытием нового жанра или реакцией на слабый интерес музыкальных театров к современной опере?
- Я попытался перехитрить таким образом обреченность этого жанра и осуществить давнюю мечту. У меня есть несколько любимых произведений, по которым я хотел написать оперы. Это "Белые ночи" Достоевского, "Ночь нежна" Фицджеральда, "Цинковые мальчики" Алексиевич, изумительная новелла Паустовского "Ручьи, где плещется форель". Но я понимал, что не подниму эти оперы без заказа. А писать "в стол" - слишком большая роскошь. И я сыграл в такую игру. Да, я вроде бы пишу оперу "Белые ночи" и начинаю ее с центральной арии героини. В общей сложности получилось шесть арий, которые впервые прозвучали в исполнении нашей замечательной певицы Елены Устиновой. И у меня после этого осталось ощущение, что я эти оперы написал.
- Такой самообман?
- У Достоевского есть на этот счет хорошие слова: неужели, писал он, одного мига блаженства недостаточно на всю жизнь человеческую. Если такую аналогию перенести на оперу, то это не развитие всего сюжета, а выбор кульминационного эпизода. Так родились арии, которые высоко оценили даже не очень доброжелательные ко мне коллеги. Хотя не обошлось без шуток типа: "А не услышим ли мы потом фрагменты из ненаписанных симфоний?.."
От "Паруса" до "Снежной королевы"
- Вы один из самых востребованных оперных композиторов. А с чего все началось?
- С блистательного провала... Мне было 25 лет, когда моя первая опера "Белеет парус одинокий" провалилась в Одесском оперном театре. И даже не потому, что Петю и Гаврика изображали дамы бальзаковского возраста. Главной причиной была моя неопытность. Я не учел многого, что должен иметь в виду композитор, пишущий для оперной сцены.
- Ну а самая большая удача - это, видимо, "История Кая и Герды"?
- Ее успех потешил тщеславие, хотя я осо-знаю несовершенство этой оперы. Как ни странно это прозвучит, там слишком хорошие стихи Татьяны Калининой. Оперный театр не приспособлен для такой поэзии. "Любишь ли ты?", "Люблю ли я?" - когда это десять раз повторяется, человек начинает слышать. А тонкости хорошего стиха на сцене улетучиваются. Но есть при всех издержках одно очень важное для меня обстоятельство. Эту оперу я написал в разгар афганской войны. Время было малоподходящее для инакомыслия, особенно среди юного поколения. Все пели "Что тебе снится, крейсер "Аврора"?", "Раз ступенька, два ступенька", а эта опера была обращена к нестандартному, к будущему ребенку, который посмотрит на жизнь другими глазами. И Юрий Темирканов отважился поставить такой неконъюнктурный спектакль. Все мы - и маэстро, и режиссер Юрий Александров, и я - почувствовали, что это кому-то нужно.
За пятак можно было послушать Шаляпина
- Была некогда популярна песенка "Мы очень любим оперу...". Насколько она соответствует действительности?
- Должен сказать горькую правду: оперную публику мы потеряли. Я не утверждаю, что все должны любить оперу. Но в России оперу любили. Наши классики вообще полагали, что это самый демократичный жанр. И действительно, в Народном доме, где сейчас располагается Мюзик-холл, можно было за пятак услышать Шаляпина. Люди ходили на оперу, испытывая в этом потребность. В прежние времена в Кировском театре были детские абонементы. Публика воспитывалась с юных лет. Теперь политика совсем иная. Когда говорят о количестве оперных театров и новых постановок, я думаю: на кого они рассчитывают! Ведь поклонников оперы теперь очень мало.
По цене галош
- Какое из ваших сочинений для театра вызывает у вас самые трепетные воспоминания?
- Можно назвать и оперные постановки. Но большее удовольствие, чем выход на поклон в Мариинском театре, я испытывал на спектакле "Месс-Менд", к которому написал музыку. Это был ТЮЗ времен Зиновия Корогодского. Я не пропускал ни одного спектакля и каждый вечер умирал от восторга. И это было настоящее счастье!
- Значит, вы счастливый человек?
- Если очень захотеть, можно назвать меня счастливым.
- А оперы будете еще писать?
- Скорее всего, нет. И причин тут много. Назову хотя бы одну. К сожалению, получается так, что государство хочет покупать у мастеров тяжелый труд по цене пары галош. А это никак не способствует развитию оперного творчества. И когда-нибудь историки музыки зададутся вопросом: а что же случилось с этим жанром в великой оперной державе на рубеже тысячелетий?.. Но будем оптимистами. Музыка-то останется. Кто на флейте, кто на бубенчиках, кто на альте. Но профессия музыканта точно не умрет.