ЭДУАРД КОЧЕРГИН: "К ИЗМЕНЕ МЕНЯ СКЛОНИЛ ТОВСТОНОГОВ"
Как знаменитый режиссер БДТ коллекционировал в своем театре высококлассных специалистов <br>
Народный художник России, лауреат государственных премий, действительный член Российской академии художеств... Все это об Эдуарде Кочергине, главном художнике Большого драматического театра имени
Г.А. Товстоногова. А еще он писатель, превосходный стилист, что в наше время большая редкость даже среди профессиональных литераторов, герои его строго документальных рассказов не выдающиеся современники, которыми он окружен, а обитатели дна послевоенного Ленинграда. "Кто, кроме меня, о них расскажет", - объясняет
Кочергин. Впрочем, поводом для нашей встречи послужило неординарное событие, казалось бы, совсем из другой оперы.
История раритета
- Эдуард Степанович, давайте начнем с только что увидевшей свет и обещающей стать раритетом книги "Художники БДТ"...
- Мне до сих пор не верится, что книга вышла. Много лет назад, когда я пришел в Большой драматический, Георгий Александрович Товстоногов дал мне возможность познакомиться с художественным наследием театра. В театральном музее я обнаружил грандиозные, уникальные работы художников, имена которых вызывают трепет, - Александра Бенуа, Мстислава Добужинского, Бориса Кустодиева, Кузьмы Петрова-Водкина, Натана Альтмана... Мало кто знает, что Петров-Водкин работал для театра. А у нас сохранились его эскизы к неосуществленной постановке "Бориса Годунова". До 60-х годов прошлого века по существующему законодательству эскизы декораций, костюмов считались собственностью не художника, а театра, благодаря чему и сложилась эта фантастическая коллекция. Идея издать книжку-альбом - давнишняя, поддержанная еще Товстоноговым. Но в советские времена финансовых возможностей у театра не было. К тому же мы наткнулись на непонимание чиновников. "Зачем? Кому нужен какой-то Чупятов или эмигрант Анненков?" - говорили нам. И вот только сейчас, благодаря общим усилиям... Дирекция театра в течение нескольких лет по сусекам собирала и собрала-таки небольшие денежки, которых хватило, чтобы оплатить, причем не сразу, а постепенно, работу автора книги Надежды Хмелевой и художника Александра Рюмина.
- Сколько лет прошло от замысла до реализации?
- Четверть века, может, чуть меньше. Товстоногова уже семнадцать лет нет.
- Можно сказать, что опубликованные эскизы зрители увидят впервые?
- Многие, очень многие - впервые. Русский музей брал однажды на выставку у нас Кустодиева, а наш Петров-Водкин еще ни разу не выставлялся. Кое-что мы, правда, опубликовали в журнале "Сцена". Я назвал самые известные имена, а ведь под одной обложкой собраны 123 художника. Да дело даже не в числе. Это же не просто книжка с картинками, а издание интересное и полезное как для профессионалов, так и для людей, просто интересующихся изобразительным искусством. К сожалению, представленное в книге - только макушка айсберга. Пришлось отбирать лучшее из лучшего.
- Значит, продолжение следует?
- Теперь мы думаем о выставке, наши художники достойны Русского музея.
"Театром не интересовался"
- Когда-то я с увлечением читал ваши автобиографические рассказы в "Петербургском театральном журнале", позднее собранными в книгу "Ангелова кукла", поэтому кое-что знаю о вашей непростой судьбе. Сын репрессированных родителей, воспитанник детприемника и спецучреждений НКВД... Расскажите, как становятся театральными художниками люди, в детстве которых не было театра?
- Все получилось вроде бы случайно. Я учился в СХШ - средней художественной школе - и специализироваться должен был на графике. Но Николай Павлович Акимов в одном питерском доме увидел мои рисунки на темы Гофмана и сказал хозяевам дома: "Этот парень должен быть в театре". Акимов, режиссер и художник, в Театральном институте основал постановочный факультет, к нему и повалили ребята из академии. До этого я действительно театром не интересовался.
- А как становятся художниками БДТ? Наверное, Товстоногов не любому художнику предложил бы перейти к нему в театр.
- Георгий Александрович хорошо смекал в людях и коллекционировал у себя в театре специалистов "будь здоров". Он был по природе своей хозяином, хорошим хозяином.
В БДТ постановочной частью заведовал Куварин - самый лучший макетчик города. Я, работая в Театре Комиссаржевской, обратился к Куварину, и он сделал мне макеты к спектаклям "Принц и нищий", "Влюбленный лев" и "Старик". Товстоногов любил заходить к Куварину в перерывах между репетициями выкурить сигарету. Здесь он и увидел макеты по моим эскизам, они ему понравились. Вначале Гога мне предложил делать спектакль "Валентин и Валентина", потом костюмы к "Генриху IV", а потом, в 1972 году, - "изменить" Агамирзяну и перейти сюда. Рубен Сергеевич попугал меня, но оказалось, что все это не так страшно.
Философия крошки Цахеса
- Насколько удается театральному художнику выразить себя в эскизах декораций, костюмов? Как обычно складываются отношения с режиссером? У режиссера одно видение, у художника - другое.
- "Режиссура - что это такое?" - такой вопрос я задал Товстоногову. Он гениально ответил: "Это философия крошки Цахеса (герой одноименной сказки Гофмана. - Прим. авт.): "Все хорошее - все мое!" Хороший режиссер всегда приглашает к себе хорошего художника, хорошего композитора, хорошего балетмейстера, хороших артистов. Чтобы получился хороший спектакль. А иначе кому он нужен, режиссер! Если хороший художник в зубах принесет хорошую идею, хороший композитор напишет хорошую музыку, ну и так далее, глядишь, что-то хорошее и получится. Гога это смекал.
- И что же, вам у Товстоногова не приходилось наступать на горло собственной песне?
- Полного понимания никогда не может быть. У людей наших профессий разные категории мышления. Опять же, говорю, главное - результат, созданный общими усилиями, - спектакль. Большинство зрителей пришли на спектакль. До художника им - как до лампочки. Они помнят увиденное. В лучшем случае могут вспомнить режиссера: "Кто режиссер-то? Товстоногов? (Или Любимов)".
- Не обидно оставаться в тени?
- Нет, нет! У англичан в кино есть гениальная награда - они дают премию художнику, который не заметен, не виден. То есть ты смотришь фильм и о художнике даже не вспоминаешь. Так и в театре: художник не должен выпячиваться.