ГКО до дефолта доведут
Еще в августе 1997 года всем было ясно, что страна идет к финансовому краху. Но остановиться мешала жадность
Памятному августу 1998 года, оставшемуся в памяти по короткому и страшному слову «дефолт», в этом году девять лет. Дата не круглая.
С другой стороны, мы имеем дело с событием, растянутым не на несколько дней или месяц, а на долгие годы. Кульминационный акт финансовой драмы, официально именуемой «временный отказ от обслуживания государственного долга с одновременной девальвацией» был не роковой ошибкой краткого периода правления премьер-министра Сергея Кириенко, как до сих пор думают многие. Это был естественный результат разрушения финансовой пирамиды, которая выстраивалась с начала девяностых годов.
Если бы ленинградца четверть века назад спросили, что такое ГКО, он не задумываясь бы ответил: «Государственный комитет обороны, высший орган управления СССР в период Великой Отечественной войны». Но после экономической реформы те же три буквы стали расшифровывать как «государственные краткосрочные облигации».
Потом именно их стали считать чуть ли не причиной бедствий, свалившихся на страну. Но это очередной миф. ГКО были абсолютно нормальным финансовым инструментом. Виноваты были не облигации, а те, кто начал штамповать их, не думая о расплате.
В декабре 1992 года Министерство финансов РФ и Банк России согласовали условия выпуска новых ценных бумаг. Совет министров РФ 8 февраля 1993 года утвердил постановление «О выпуске ГКО».
В девяносто втором году, первом году жизни после распада СССР, в России инфляция была около тысячи процентов годовых (честно подсчитать ее никто не отважился). Рубль при таком состоянии дел не годился в качестве средства оплаты. Проценты по депозитам в банках не могли защитить сбережения. ГКО с их небывало высоким процентом доходности стали для банков и государства реальной альтернативой доллару. Механизм их обращения был прост – представьте себе бумагу, на которой написано: погашается по номиналу 1 миллион рублей в такой-то день. До этой даты облигация стоит дешевле, но чем ближе к дате расплаты, тем ближе ее курс к номиналу. Исходная доходность облигации определялась на аукционе: чем дешевле ее удавалось купить, тем большую доходность гарантировал себе покупатель.
Проблема в том, что, когда первые серии ГКО надо было погасить, государство сделало это не за счет доходов – от налогов или от приватизации, – а за счет средств от продажи новых ГКО. Очень быстро правительство село на иглу финансовой пирамиды. Не случайно аферист Сергей Мавроди с его МММками, потом лопотал на суде: «Не я первый начал». И правда не он. Да и масштаб у него был по сравнению с государственной пирамидой в тысячи раз меньше.
Размах государственной авантюры с ГКО потрясает до сих пор. В 1995 году за счет продажи облигаций Министерство финансов и Банк России смогли привлечь в бюджет почти 20 триллионов рублей и тем самым покрыть четверть дефицита бюджета. Со временем доза росла, финансовый наркотик оказался похожим на обычный – такой же разрушительный и неизлечимый. В 1996 году за счет выручки от ГКО, составившей почти 30 триллионов рублей, была покрыта уже половина бюджетного дефицита.
К тому же внутренние займы через ГКО и залоговые аукционы позволили снизить инфляцию в 1996 году до 21,8 процента. Объяснялось все действием финансового пылесоса, в который превратились невинные облигации. Зачем покупать валюту, которая дорожает со скоростью около ста процентов годовых, если можно купить ГКО, которые дают двести, хоть и в рублях? Ведь рубли-то можно конвертировать.
Доходность схемы «доллар – рубль – ГКО – рубль – доллар» к президентским выборам 1996 года достигала 80 процентов годовых в валюте. При умелой игре – купить по минимуму, продать незадолго до гашения – она давала даже больше 100 процентов годовых в валюте! Величина, беспрецедентная в мировым масштабах. Фантастическая доходность манила международных финансовых спекулянтов, как кровь акулу. Знали, что рискуют, но все же лезли.
К банкротству шло не только государство, но и вся экономика. Если у российского предпринимателя заводился свободный миллион долларов, то зачем ему было вкладывать этот капитал в покупку станков или открытие магазинов? Прибыль от реального сектора будет через многие месяцы, а то и годы. А ГКО дают гарантированный процент каждые три месяца.
Развивались банки-паразиты. Какая-нибудь бабушка в провинции про ГКО и не слышала. Она клала на книжку пенсию за несколько месяцев. Ее принимали на депозит под, скажем, 80 процентов годовых, а деньги – тут же в ГКО, где они давали тогда 100–120 процентов. И всем хорошо.
Правда, например, ипотека не могла развиваться – ведь нормальный человек не мог платить банку такие же проценты, как ГКО, а на меньшие банкиры не соглашались.
Страна жила в финансовом угаре и бриллиантовом дыму где-то пять лет.
Правда, после выборов лета 1996 года государство начало планомерно снижать доходность облигаций. Мол, риска, что к власти вернутся коммунисты и откажутся платить по долгам, как Ленин в свое время, больше нет. Валютный коридор обеспечивает предсказуемость скорости обесценения рубля.
Финансовые спекулянты занервничали. Но все равно и двадцать процентов доходности в другом месте не дали бы. Все еще могло обойтись.
Но тут одновременно за границами России случилось несколько потрясений. В Азии случился финансовый кризис, международные спекулянты деньги со всех «развивающихся рынков» стали выводить в тихие гавани. Цены на нефть на сырьевых биржах провалились до исторических минимумов – до 8 долларов за баррель (практически на порядок меньше, чем сегодня).
В результате за счет собственных доходов госказна обслуживать ГКО не могла, а новые деньги на аукционы поступать перестали.
Кстати, на первом этапе иностранные инвесторы могли приобретать государственные ценные бумаги России только с использованием специальных рублевых счетов. Без права конвертации дохода в валюту и вывоза прибыли. Но если у человека хватило ума заработать 80–100 процентов в валюте, неужели у него не хватит ума переправить доход за кордон?
В дальнейшем – 1996–1997 годах нерезиденты получили возможность для вывоза прибыли уже официально. В итоге свыше 30 процентов всего рынка ГКО и других долговых госбумаг ОФЗ (облигаций федерального займа) – примерно 20 миллиардов долларов из 60 миллиардов долларов – оказались в руках иностранных инвесторов, что намного превышало все тогдашние валютные резервы Центрального банка России.
В критической ситуации, которая сложилась к лету 1998-го, надо было быстро девальвировать рубль. Но президент России Борис Ельцин был категорически против девальвации рубля. Банк России под давлением Кремля начал расходовать свой не очень большой валютный резерв на поддержку национальной валюты. В июле 1998 года на эти цели в отдельные дни тратилось от 400 до 500 миллионов долларов. Валютные резервы быстро таяли. Полученный от МВФ кредит в размере 4, 8 миллиарда долларов, с помощью которого правительство Сергея Кириенко надеялось защитить бюджет страны до поздней осени, был истрачен на стабилизацию рубля в течение всего двух недель.
Намеченный на 29 июля аукцион по продаже населению «документарных ГКО-ОФЗ» провалился из-за отсутствия к нему интереса. Но август 1998-го начался даже не в июле, а годом раньше, когда все уже было ясно, но затормозить не удалось.
Правда, абсолютно никто тогда не мог предположить оздоравливающего эффекта дефолта – того, что после него российская экономика (у руля которой стал самый мудрый российский политик – Евгений Примаков) начнет свое возрождение. Но авторов дефолта это не извиняет.