Приговорен к высшей мере… цинизма
Сын отдал отца в больницу, чтобы его подлечили, а получил обратно обглоданное крысами истощенное тело
Судьба петербургского пенсионера Николая Ильина, а точнее, обстоятельства его кончины способны ужаснуть любого человека, но еще страшнее от полного равнодушия тех, кто разбирался в этой жуткой истории, но вместо адекватных ситуации мер ограничился лишь формальными отписками. Но все по порядку.
Чуть более года назад 76-летний пенсионер Николай Ильин овдовел. (Фамилия героев публикации, а также номер интерната изменены по просьбе сына пострадавшего. Однако заинтересованным лицам редакция готова предоставить данные персонажей и открыть место действия развернувшейся трагедии.) Как это часто бывает с пожилыми людьми, организм не смог справиться с горем, и психика дала сбой. Заслуженный человек, светлая голова, в свое время ведущий инженер-конструктор одного из крупных питерских заводов стал теряться, выйдя из дома, словно маленький мальчик. Его сын пытался помочь отцу, но ни сил, ни знаний, как бороться с подобным состоянием, у него не было. Более того, сложилось так, что сын к тому времени еще не обзавелся собственной семьей, очень плотно работал и сидеть дома с больным отцом не мог. Сиделки, понимая, что дедушка не в себе, тоже отказались с ним заниматься, посоветовав Михаилу отдать отца на лечение в городской психоневрологический диспансер со стационаром.
В июне 2007 года Николая Ивановича положили в стационар. По словам сына, ему назначили эффективное лечение, окружили заботой. Михаил по мере возможности навещал своего отца и отметил, что тот стал чувствовать себя намного лучше. Но до выписки было еще рановато – провалы в памяти у безутешного пенсионера еще случались, и оставить его без присмотра было невозможно. Тем временем срок пребывания в данном стационаре подошел к концу, и Михаилу предложили перевести отца на лечение в психоневрологический интернат № 666, что находится в пригороде, на природе, в сторону Приморского шоссе.
Здесь с пониманием отнеслись к проблеме, обещали Михаилу подлечить отца. Во время его нахождения в стенах учреждения разрешили навещать отца, забирать его на выходные и праздники домой. С одним только условием – первые 10 дней нового пациента помещают на карантин, и тревожить его в эти дни не положено. Справляться о состоянии отца разрешалось лишь по телефону. Когда Михаил звонил, ему докладывали, что все хорошо, что отец «спал спокойно». Спустя несколько дней сказали, что он стал вялым, спустя еще пару дней сообщили, что отец все время спит. Михаил хотел приехать к отцу, привести лекарства, витамины, домашнюю пищу, но ему дали понять, что делать этого не положено, и во встрече с отцом отказали до окончания карантина.
Когда тот закончился и Михаила пустили к отцу, тот оказался в бессознательном состоянии. Перенося отца на руках в другую палату, сын почувствовал неладное – за 10 дней отец похудел на 10–15 килограммов. Михаил потребовал перевести отца в больницу, но его упорно «лечили» здесь, собственными силами. Спустя три дня его отец умер, не приходя в сознание.
Сопоставив все факты, Михаил пришел к выводу, что столь быстрое угасание не физически, а душевнобольного отца можно объяснить только тем, что его пичкали сильнодействующими препаратами и не кормили, чтобы избежать излишних хлопот по уходу за больным человеком, не способным самостоятельно за собой следить. У Михаила осталось много вопросов к персоналу интерната. В частности, почему от него долго скрывался факт резкого ухудшения здоровья отца? Почему пациента, впавшего в кому, продолжали удерживать в интернате, а не перевезли в больницу, в реанимацию? Может быть, коллектив психоневрологического интерната побоялся, что в больнице станет очевидно, что пациента попросту много дней уже не кормили?
Но это еще не все надругательства, которые выпали на долю пожилого человека и его сына. В день похорон, перед тем как родственники покойного вошли в прощальный зал при морге интерната, сестра-хозяйка этого лечебного заведения смущенно сообщила Михаилу, что у тела его отца крысы «погрызли ухо».
Друзья по просьбе Михаила осмотрели тело и в акте осмотра усопшего зафиксировали, что у покойного нет части подбородка, носа, съедено полностью одно ухо и часть другого, а также отметили, что рот усопшего открыт, при этом отсутствует верхняя губа и полностью весь язык.
Мы видели эту фотографию, и нет сил, чтобы описать тот ужас, который довелось пережить при одном лишь взгляде на снимок. Что за картина предстала взгляду сына? Подобные снимки я видела только в альбомах про зверства фашистов в концлагерях. Как такое могло произойти в наши дни? Кто-то из больных подсказал Михаилу, что в паре метров от морга находился в это время контейнер для пищевых и бытовых отходов, который роился от копошащихся в нем крыс.
Михаил пытался добиться справедливости: уж слишком лечение отца смахивало на сознательное, циничное истребление и унижение больного старика. Он обратился в правительство Петербурга. Для проведения служебного расследования по этой жалобе была создана комиссия комитета по труду и социальной защите. Выводы были очень немногословны: за имеющие место нарушения в организации работы по хранению умерших в морге учреждения директору психоневрологического интерната такому-то объявлено замечание! Факт столь быстрого угасания и внезапной кончины и вовсе никто расследовать не стал. От прокуратуры Михаил получил короткую отписку, суть которой сводилась к следующему: установленные в ходе проверки нарушения в лечении и последующем хранении тела умершего являются основаниями для подачи им иска в суд.
Михаил пока не имеет никаких моральных сил подавать иск в суд – не верит, что удастся добиться справедливости в государстве, где дикость и трагизм произошедшего ограничивается формальным «замечанием» в адрес виновника. Вседозволенность и безразличие, царящие в подобных учреждениях, позволяют сотрудникам государственных предприятий относиться к своим пациентам как к биомассе, лишенной мыслей и чувств.
P. S. Эту публикацию мы адресуем в прокуратуру Петербурга и просим разобраться в обстоятельствах и причине смерти пациента, а также проверить информацию об использовании труда пациентов психиатрического интерната.