Андрей Кончаловский: «Страшная ошибка – олицетворять деньги со злом»

Выдающемуся кинорежиссеру – 70!

Лермонтов однажды сказал: «Комедия обязательно должна закончиться свадьбой, а трагедия – смертью». Чехов имел другое мнение: высокое с низким всегда перемешано. Андрей Кончаловский (да простят мне те, кто не считает его столь же великим, как названные!) на тот же вопрос уверенно отвечает: «Мои фильмы и спектакли по существу – трагикомедия. А как может быть иначе, если такова моя жизнь!» Но, подумав, добавляет: «А вообще… кто все понимает? Никто!» – Андрей Сергеевич, как вы относитесь к своему юбилею? Возраст все-таки серьезный… – Дорогая моя, кто вам сказал, что я немолодой человек? – Я вовсе не хотела вас обидеть! Вы потрясающе выглядите, вот и хотела попросить поделиться рецептом молодости… – Вообще-то вопрос наивный… Когда вам говорят: надо пить больше воды, есть полезные продукты и дышать чистым воздухом – вы что делаете? Отмахиваетесь: «Да-да, конечно»? А у меня есть правила: проводить треть жизни за городом, ежедневно пропотевать от физической нагрузки и пить много воды. Но главное – человек чувствует себя плохо, когда у него нет энергии, значит, ее нужно любыми способами возвращать. И сделать это просто – когда работаешь, появляется много адреналина, а это и есть энергия. – Все равно где работаешь? – Так точно! Знаете, есть такой артист, Дэниэл Дей-Льюис, тот, что играл в «Бандах Нью-Йорка» усатого ирландца. Так вот, он теперь живет во Флоренции и шьет сапоги. Вы понимаете, какое это счастье? – Неужели вы бы тоже хотели стать сапожником?! – А почему нет? Просто у меня нет такой возможности. Но если бы она появилась, я бы с огромным наслаждением просто сажал деревья и делал вино. – Не кино? Получается, оно не доставляет вам удовольствия? – Что такое кино вообще? Это производство! Приходишь утром, знаешь: сегодня надо снять, допустим, 424 метра. 20 секунд сняли – готовим следующий кадр. А дерево можно вырастить только за десятки, иногда за сотни лет… И напрасно вы так улыбаетесь, я отвечаю за свои слова! Я ведь практически постоянно делаю то, чего мне делать не хочется. – А чего вам хочется? – Чтобы меня баюкала какая-нибудь очень богатая женщина с большими сиськами. Она бы меня носила на руках и спрашивала: «Андрончик, сколько тебе нужно денег на твой новый фильм?» Но это мечта… – Вот уж никогда не думала, что вы – мечтатель… – Я рад, что вы это заметили! Не помню, кто сказал: «Мы живем в будущем, только еще не знаем об этом». И мудрость человека – в конце концов понять себя, понять, кто ты такой и на что способен. Иначе однажды можно сказать: «Хочу летать!» – и начать прыгать. А потом, когда напрыгаешься без толку, разочарованно опустить голову: «Ничего не поделаешь… Историческая обреченность – я летать не могу…» Но можно поставить перед собой реальные задачи и начать их решать. – Реальные, то есть заведомо выполнимые? – Я не знаю правильного пути, иначе стал бы я так много ошибаться, как вы полагаете? Единственный принцип, которому я всегда и неукоснительно следую: человек имеет право делать все, что ему заблагорассудится. Но за это он должен отвечать. Скажем, кому-то хочется залезть на Эверест. Он карабкается. Иногда залезает, а иногда отмораживается или даже ломает себе шею. Понимаете? Будем серьезно говорить: я, например, точно знаю, что пока не могу сделать в России ни один из больших задуманных проектов – ни фильм о Марко Поло, ни фильм о Кортесе. Поэтому и пытаюсь соразмерить свои замыслы с деньгами, которые возможно на них найти. – Даже если заранее знаете, что вашу работу будут ругать критики? – Критика? Да я ее и не читаю, мне смешно это читать! Нельзя делать картину только из сильных эпизодов, что-то получается, что-то нет. А вся критика мотивирована, всегда есть причина, по которой одного ругают, а другого хвалят. – Быть не может, чтобы вам никогда не хотелось сказать пару ласковых тому, кто вас несправедливо охаял! – Я ругаюсь только на людей, которых уважаю. А тем, кого не уважаю, просто киваю головой. – И Гафту кивали, когда он сказал: «Россия, слышишь страшный зуд: три Михалкова по тебе ползут»? – К таким вещам надо относиться как к смене погоды. Почему Гафт сказал это не об Ивановых или Сидоровых, а о нас? Наверное, потому, что Михалковы занимают определенное место на этой земле? Мы – заметная фамилия в этой стране, в этой культуре. А добиваться, чтобы тебя любили, – бессмысленно. – Если не будут любить, можно и в одиночестве остаться… – Одиночество – очень относительная вещь. Когда ты нужен, когда ты работаешь и тебе платят деньги, одиночества нет и быть не может! – Вам не кажется, Андрей Сергеевич, странным, что, о чем бы мы с вами ни заговорили, в результате все сводится к финансовым вопросам. Но деньги и культура – «две вещи несовместные»… – Одну секундочку. Две короткие реплики. Во-первых, это страшная ошибка – олицетворять деньги со злом, а духовность – с добром. Это от лукавого, так могут говорить только прогнившие интеллигенты! А во-вторых, я уверен, что деньги без культуры страшнее, чем культура без денег. Вы согласны со мной? Может быть, я не очень хороший бизнесмен и не очень хороший организатор и способен растратить все деньги на глупости… Но я в жизни своей не совершил ни единого расчетливого поступка! – Странно слышать это от человека, который вернулся жить в Россию, где сегодня все сводится к вопросам получения сверхприбылей! – Это совершенно не так! Я утверждаю: в России люди не хотят быть богатыми! Представьте, что русскому мужику предложат в собственность 40 000 гектаров с одним условием – что-то на этой земле сделать. Он же ее не возьмет! А тот же немец возьмет! – Мне почудилась в ваших словах не просто горечь, но даже доля нелюбви к России… – Я в первый раз слышу такое! Я люблю Россию! И почему вообще, если любишь, нельзя видеть недостатки? Это как с родственником, которому ты иной раз готов расквасить всю его бесстыжую образину, но, когда ему плохо, первый бросаешься его защищать. Конечно, я понимаю, что по меркам развитых демократий мы живем в XVI веке. Но Родину любят не потому, что она хорошая, а потому, что другой нету! И если кто-то начинает жаловаться: «Мы никогда не будем жить, как в Европе...» – могу ему сказать только одно: хочешь жить, как они? Поезжай туда и живи! И кстати, я не сомневаюсь: лет через десять здесь будет рай по сравнению с тем, что будет происходить в Европе. – А что там будет происходить? – Климатический коллапс. А у нас и так уже такая плохая погода, что хуже и быть не может. Так что не жалуйтесь! – Я, собственно, и не жаловалась… Просто подумала, что вам, как художнику, тяжело смотреть на то, что происходит с нашей культурой. – А что с ней происходит? Вы про то, что в девяти из десяти московских кинозалов идут американские картины, а по ТВ показывают сериалы, снятые режиссерами, для которых Энди Уорхолл – уже арт, а не поп-арт? Вся эта туалетная бумага в нашей жизни, безусловно, присутствует. Но я вам скажу: наш народ, слава Богу, пока еще не до конца одурманен рекламой пива и подгузников. Да что такое культура вообще? Все саудовские принцы, пока учатся в Оксфорде, носят европейские костюмы и пьют шампанское Moёt & Chandon. А возвращаются домой – надевают бурнус и отрезают голову жене, если она неверна! – Боюсь, это не совсем удачный пример… – Пожалуйста, другой! Вы же не станете отрицать, что Пушкин – великий поэт, который писал замечательные стихи о свободе и о любви? А он, между прочим, одновременно писал в письмах другу: «Посылаю тебе девку, позаботься о ребенке». – Что это значит? – Только то, что он был нормальным рабовладельцем! Отсылал девку как вещь и совершенно не думал: «О, Боже мой! Что же я натворил!..» И это тоже культура. Просто другая культура... – Совсем я с вами, Андрей Сергеевич, запуталась… Давайте лучше поговорим о ваших творческих планах. Вы ведь наверняка что-то задумываете? – Я сейчас ищу. Правда, это совсем не значит, что найду. Движение – все, конечная цель – ничто. – Хотелось бы все-таки поподробнее… – Зачем же я буду вам про это рассказывать? Я расскажу, вы опубликуете, и у меня эту идею сразу украдут…