Дастин Хоффман: «Впадаю в детство»
70-летняя звезда теперь играет 200-летних стариков и влюбленных преклонного возраста
Легенда современного кино Дастин Хоффман перешагнул 70-летний рубеж, но все еще остается в обойме наиболее востребованных актеров Голливуда. Совсем недавно мы видели его в комедии о семействе Факеров, а в начале года в роли профессора литературы Жюля Хилберта в ленте «Нелепей вымысла». Только что Хоффман закончил съемки «Великолепного игрушечного магазина», в котором сыграл двухсотлетнего старца, и моментально приступил к работе над «Последним шансом Харви» – романтическим фильмом о любви старого человека и женщины среднего возраста.– Вам не страшно играть старика, который на ладан дышит?– Временами я начинаю ассоциировать себя с теми героями, которых играю. Но тут же одергиваю: «Эй, что ты делаешь? Прекрати!» Потому что стоит только дать себе неправильную установку, как можно провалиться в ирреальный мир, в котором твоя собственная жизнь ничего не стоит и не значит. «Старики» относятся к разряду тех ролей, которые затягивают, – это верно. И в этом их прелесть, хотя страшно подумать, что тебе может быть столько же, сколько и твоему персонажу. Но только фильм должен быть на таком высоком уровне, чтобы иметь возможность увлечь меня, старого актера. А вот это уже сложнее.– В последнее время вы больше снимаетесь в детском кино и комедиях. Почему?– По всей видимости, впадаю в детство. Но на самом деле мне просто нравится играть в комедиях и нравятся картины для детей. С возрастом стараешься находить себе отдушины в более «мягких» жанрах, а все жесткое оставить позади. Но и это не всегда получается. Скажем, бандита Мейера Лански я сыграл всего пару лет назад, и роль заставила меня вспомнить времена «Билли Батгейта», «Дика Трэйси» и «Спящих».– Почему?– Потому что гангстерское кино – это всегда риск, это всегда зрелище, это всегда какофония чувств. Вроде бы мы должны всю эту сволочь ненавидеть, однако же наступает момент, когда ты начинаешь восхищаться человеком с пистолетом в руках. Против своей воли, казалось бы. Просто потому, что он силен и может выстрелить. Мы как-то с Бобом (Робертом Де Ниро. – Прим. ред.) разговорились, и он разоткровенничался, что, мол, самое большое удовольствие получил, сыграв дона Корлеоне и Нила Макколи (бандит из фильма «Схватка». – Прим. ред.).– Вы ведь с Де Ниро довольно много встречались на съемочной площадке?– Да, мы сделали несколько фильмов вместе: «Спящие», «Плутовство» и вот недавно «Встреча с Факерами». Но на самом главном фильме так и не встретились…– Что вы имеете в виду?– Я мог быть Майклом Корлеоне, и тогда Боб сыграл бы моего отца в молодости!– Жалеете о «Крестном отце»?– Да, жалею. Хотя Аль (Пачино. – Прим. ред.) сыграл на редкость удачно. Мощно, темпераментно и вместе с тем сдержанно. Все в себе. Я ему завидовал. По-хорошему, но завидовал.– Почему вы отказались играть Корлеоне?– Я не отказывался, меня просто не взяли. Я бы с удовольствием сыграл Майкла, я был к этому готов. Но моя внешность не показалась продюсерам по-настоящему «итальянистой», и они выбрали Пачино.– Вы с детства хотели стать актером?– Боже упаси! Я хотел стать музыкантом. Но таланта не хватило. Пришлось уходить из консерватории под неприятный «аккомпанемент» преподавательских криков: «Хоффман, вы лодырь!» Что уж там, действительно ведь лодырничал. Потому и в актеры решил податься – потому что мне сказали: «Играть может любой». Я не хотел идти работать, не хотел идти в армию – чем еще я мог заняться? Тогда-то и решил стать актером. Но в детстве мне ничего подобного в голову не приходило, что вы…– Пробиваться было тяжело?– Да, время было тяжелое, конец пятидесятых. Если бы не Джин Хэкман, мой самый близкий товарищ, не знаю, что бы со мной тогда стало. Мы приехали в Нью-Йорк из Калифорнии и остановились у Джина на Манхэттене. У него была там однокомнатная квартирка, в которой он жил со своей женой Фэй. Ночевал я у них на кухне, спал на матрасе, на полу. Временами выбирались на крышу поиграть на ударных: я лупил по бонгам, а Джин – по конгам, это все такие маленькие барабанчики африканские. Мы очень хотели быть похожими на Марлона Брандо – слышали, что он будто бы иногда играет на ударных в клубах. Очень он нам нравился… Фэй меня все уговаривала снять себе квартиру, но я так боялся одиночества, что ни за что не хотел уходить. В общем, в один ненастный день Джин взял меня за руку и повел в какой-то многоквартирный дом и лично снял мне квартиру. Заплатил… У меня тогда и денег-то не было.– Трудности актерской жизни не отвратили вас от нее?– Все дело в том, что я внезапно понял, что могу делать все что угодно, браться за любые, даже самые сложные роли, которые другие отвергают. Мало кому хотелось сыграть Рацо Рицо в «Полуночном ковбое». По тем временам (1969 год. – Прим. ред.) это мог сделать либо актер со статусом, либо тот, кому терять было абсолютно нечего. Я понял, что хотя мне и есть что терять, все равно могу поучаствовать в фильме Шлезингера. И никогда об этом не жалел, потому что Рицо, можно сказать, вытащил меня из болота безвестности: после «Выпускника» интересных ролей у меня практически не было. Это к вопросу о том, стоит ли сниматься в «сложных» ролях. Точно так же и в «Человеке дождя»… Том Круз красавец. И рядом с ним – брат, страдающий аутизмом. Это ведь мало кому понравится – играть идиота. Но я знаю, что именно такие роли запоминаются зрителями. А Дэнни Снайдер из «Спящих»? Кошмар, а не человек! «Знаете, кроме алкоголизма, у меня ма-аленькая проблемка с наркотиками…» Шикарная фраза! Но ведь шипящий, плюющийся и мямлящий все время какую-то ерунду персонаж – он только раздражает. На него хочется трактором наехать, а не слушать. В общем, я не знаю, почему все время брался играть таких парней, но именно эти роли принесли мне успех.– «Звездность» вам не мешает?– А кому и когда она мешала? Я слышу все эти истории о людях, добившихся невероятных успехов в жизни, и они все время повторяют: «Я не звезда, я просто актер». На самом деле это, конечно, ханжество. Они звезды и прекрасно об этом осведомлены. Быть звездой в наше время означает быть свободным. Деньги, почет… И это имеет громадное значение для всех, и для меня в том числе.– Вы играли у самых прославленных режиссеров – Пенна, Шлезингера, Пекинпы, Николса, Поллака… Не трудно приноравливаться к почерку нового поколения постановщиков?– Со мной вообще всегда было очень сложно работать. И раньше, и сейчас. Я принадлежу к актерам, исповедующим «метод» как основу своей игры. Я стараюсь не просто влезть в шкуру персонажа, но понять, что он делал за секунду, за день и за год до того, как произнес ту или иную реплику. Это, знаете ли, весьма тяжкий труд. Поэтому от меня приходили в ужас и Пенн со Шлезингером, и Бессон (снявший Хоффмана в «Жанне д’Арк». – Прим. ред.) с Тиквером (снимавшим «Парфюмера». – Прим. ред.). Я из тех людей, которые не поддаются ни на какие провокации, скажем на угрозы увольнения или урезания гонорара, а продолжают жестко следовать своим курсом. Мне необходимо понять, почему персонаж поступает так или иначе в тех или иных обстоятельствах. И если мне покажется, что где-то попахивает неправдой – это касается и моих ролей, и чужих, без разницы, – тогда я принимаюсь со всеми ругаться и доказывать обратное. Я как собака, которая чует кость, даже когда она зарыта глубоко в землю.– Часто приходится «воевать»?– Постоянно. Хотя, я считаю, что худой мир лучше хорошей войны.– То есть?– Ну, то есть лучше со мной не спорить. А уж если началась буча, то лучше со мной как-то договориться, уступить, потому что я не уступлю никому и никогда.досье «нв»За роль в мелодраме «Крамер против Крамера» удостоился «Оскара».Второго «Оскара» получил за роль в драме «Человек дождя».