Юрий Яковлев: «Актерская профессия – страшная зараза!»
Завтра народному артисту СССР исполняется 80 лет
Невозможно вообразить себе, чтобы глубинно-трагический князь Мышкин, привычно разведя колени и присев, проговорил: «Ку!» Еще менее вероятным представляется, что Стива Облонский способен скороговоркой прошепелявить: «Челове-ек! Официант! Почки один раз царице!» И уж совершенно не вяжется с «футлярностью» Каренина (в спектакле Романа Виктюка) классическое «Ну и гадость эта ваша заливная рыба». И тем не менее все эти метаморфозы возможны. Правда, с одним условием. Если эти фразы, лишь слегка поменяв грим, произносит без преувеличения гениальный актер...– Юрий Васильевич, я, честно говоря, в растерянности. Поздравлять с юбилеем заранее не принято, но на свое 80-летие вы же наверняка, как обычно, уедете из Москвы... – В общем, вы попали в точку. Я так мыслю себе: настоящие праздники – это Новый год, Рождество и Пасха. А к своему дню рождения в последние годы отношусь спокойно, стараюсь его вообще не выделять. Но все-таки я вам очень признателен за поздравление. Хорошее человеческое отношение всегда приятно. Вот, ну приятно же!.. И, если позволите, я предварю ваш следующий вопрос. Отвечу сразу же: тьфу, тьфу, – вроде бы все в порядке...– Тогда, если не возражаете, будем считать «официальную часть» нашей встречи законченной и перейдем к «неофициальной»?– Вы так это произнесли, что мне сразу вспомнились прежние времена и торжественные партсобрания.– А кстати, с каким чувством вы вспоминаете советские годы? – В Древнем Китае говорили: «Пусть не доведется тебе жить во времена перемен». Большая часть моей жизни прошла при режиме, который большинство из нас хотело изменить. Но даже если мои слова покажутся кому-то парадоксальными, не могу не сказать, что и в те годы я ощущал себя нормальным человеком. С удовольствием вспоминаю, как в детстве ходил на первомайские и ноябрьские демонстрации, играл в испанцев и в Чапаева. Позже судьба свела меня и в искусстве, и в жизни с замечательными людьми, вернее, с личностями. Правда, при этом я всегда старался придерживаться совета профессора Преображенского: «Не читайте газеты, особенно «Правду», – помните?– Быть не может, чтобы такая «аполитичность» никак не отразилась на вашей жизни! – К сожалению, вы абсолютно правы. Был случай, когда я узнал, что в райком из театра пришло письмо, где говорилось, что я недостоин звания народного артиста СССР по таким-то и таким-то причинам. Прежде всего потому, что я не был членом партии. И из-за этого мое выдвижение было очень надолго задержано. – Да кто ж написал такую дрянь?!– Письмо анонимное. Оно было подписано просто: «вахтанговцы». – И вы так никогда и не узнали имена этих «вахтанговцев»?– Отчего же! Узнал... И это стало для меня горьким откровением, потому что мне такое не могло прийти в голову. Эти люди со мной долгие годы здоровались, улыбались, шутили, даже выпивали. – Вы объяснились? – Простить предательство я по природе своей не могу. Даже при том, что всегда придерживаюсь правила: «Не суди – и не судим будешь». Но, видите ли, я не отличаюсь качествами борца. Я после той истории продолжал с ними здороваться и – проходил мимо. Для меня они уже больше не существовали.– Печальная история... Но вы упомянули библейскую заповедь, и у меня появился следующий вопрос: вы – верующий человек?– В жизни было несколько случаев, когда моя жизнь могла прерваться. И каждый раз будто кто-то хранил меня. Именно тогда я и понял, как надо благодарить Бога за оставленные мне дни.– Вы об автокатастрофе?– На самом деле их было две, причем обе, по странному стечению обстоятельств, по дороге из Москвы в Ленинград. А когда ты чудом вылетаешь из переворачивающейся машины и видишь, как из нее начинает валить дым, одним простым везением такой случай, согласитесь, не объяснишь...– Что-то мы с вами все о печальном беседуем, Юрий Васильевич! Вас ведь многие считают сугубо комическим актером... – Пусть считают, если им так больше нравится! У меня есть гораздо более интересные роли.– Но вы же сами отказываетесь говорить, к примеру, о князе Мышкине!– Да, это особенная, другая история. Но взять того же Стиву Облонского. Это одна из моих любимых ролей, а ее никто не знает, мимо нее просто проходят. Вспоминают только поручика Ржевского или Буншу. – Наверное, чаще всего все-таки – Ипполита?– Ипполит... Когда картина в первый раз прошла на Новый год, мне просто нельзя было дойти от дома до театра. На меня указывали пальцами: «Смотри, Ипполит идет!» Это было, конечно, приятно, чего уж там говорить.– Наверное, журналисты совсем вас замучили, когда этой зимой вышла «Ирония судьбы. Продолжение»?– Вы знаете, нет... Нашу картину, безусловно, все еще любят и помнят, но особого ажиотажа я не наблюдал...– Вам не было обидно? – Как вам сказать... Мне, конечно, чужда излишняя скромность. Я в своей жизни получил достаточно, стал любим зрителем и, если хотите, знаменит. Но знаковость все-таки существует.– Это вы о том, что у молодежи теперь другие интересы, взгляды на жизнь и, соответственно, другие кумиры?– Молодежь в любые времена стремилась каким-то образом, в той или иной форме себя выразить. Обязательно! Другое дело, что мне не нравится огромное количество появившихся у нас «звезд». Куда ни глянь, – всюду «великие» и «гениальные»! Молодой человек спел одну песню или сыграл роль в плохоньком сериале – и его немедленно возводят в «звезды»! – А вам самому приходилось играть в, как вы говорите, «плохоньких» картинах или спектаклях? – Грешен... и на старуху бывает проруха... Есть несколько работ, которые, как я считаю, не украшают мою актерскую биографию. Был такой фильм – «Бархатный сезон», который уже много лет, к счастью, не показывают. Я когда прочел сценарий, сразу сказал: «Это же неинтересно! Что мне там играть?» Но фильм должны были снимать в Швейцарии, и Григорий Горин, который лучше всех знал, насколько слаб его сценарий, сказал тогда: «А чего? Хоть за границу съездим!» В общем, никто из замечательных актеров – а играли в нем и Ирина Скобцева, и Иннокентий Смоктуновский, и Николай Крючков – не отказались. Я, конечно, тоже согласился... – Странно, но я ведь, хотя всегда старался посмотреть все киноновинки, не помню эту картину! О чем она? – Да я ведь тоже совершенно забыл сюжет. Помню только, что играл миллионера...– Вы сказали, что, посмотрев сценарий, сразу хотели от него отказаться. Значит, успех или неуспех ленты можно прогнозировать заранее?– Абсолютно невозможно! Зрительское восприятие непредсказуемо! Иногда кажется, совершенно проходная роль, а народу нравится, допустим, как ты стоишь в пальто под душем. А иногда думаешь: эта роль – на уровне Гамлета! А она проходит незамеченной...– Откровенно говоря – и это не комплимент, а констатация факта! – трудно представить, чтобы у вас были профессиональные неудачи. По крайней мере, я практически не видел в ваших работах вещей, к которым хотелось придраться.– Представить себе можно все! И у меня были просчеты, даже серьезные. В театре, пожалуй, меньше, чем в кино. Но я-то всегда видел, что именно сделано плохо.– А как вы относитесь к критике? – Каюсь, более чем негативно. Все зависит от того, кто критикует, а критика у нас сегодня – сами знаете... Другое дело – самокритика. Мало кто у нас способен без обожания глядеть на свое творчество. Мне это дано. Я, кстати, разговаривая с кем-то о своих ролях, рассуждаю о себе в третьем лице. Потому что давным-давно научился смотреть на себя со стороны.– Да как же этому можно научиться?! Мне кажется... – Простите, я вас перебью. В актерстве очень многое невозможно объяснить. Но если говорить обо мне, я всю жизнь стремился играть характеры, очень далекие от моей собственной природы. Людей, не похожих на меня самого. – Изо дня в день кардинально перевоплощаться, проживать новую жизнь? Сколько же на это нужно энергии?– Во-первых, любая роль базируется на интуиции и наблюдении за людьми. Актер ведь живет не на необитаемом острове, и все, что он видит вокруг, складывается в его копилку. Где она находится – в сердце или в голове, – я не знаю, но создавать образы без нее совершенно невозможно. А во-вторых, в нашей профессии всегда присутствует некий набор штампов. – Слово «штамп» принято считать едва ли не ругательным... – И совершенно напрасно! Я вам расскажу сейчас известную актерскую байку, которая все объясняет. Однажды старейшему мхатовцу, Михаилу Михайловичу Тарханову, задали вопрос: «Верно ли, что у каждого актера есть штампы?» И он ответил: «А как же! Сегодня на тебя сошло вдохновение, а завтра его нет. Но ты, выходя на сцену, все равно обязан делать то, что тебе положено». Тогда его спросили: «А сколько штампов у вас?» Он посмотрел на них и гордо сказал: «Четыреста!» Вот так вот.– Действительно четыреста?!– Их у него было гораздо больше, да еще каких!– И все-таки, мне кажется, на одних штампах далеко не уедешь. Многие хотят стать актерами и даже учатся у прекрасных педагогов, но мало у кого получается сделаться по-настоящему значимыми, и уж совсем единицы получают эпитет «великий»... – В этой жизни ничто не происходит случайно. Я ведь вам сказал, что вдохновение, хотя и не каждый день, но все-таки сходит. Искусственно вызвать его, конечно, нельзя, в нем присутствует волшебная магия искусства. А вот почему оно приходит к одним и обходит стороной других?.. Это необъяснимая вещь! Мне кажется, боженька недаром дотрагивается рукой до одного, а к другому даже мизинчиком не прикасается. Наверное, он по каким-то одному ему известным признакам выбирает тех, кто ему интересен... Хотя – что это я говорю? Получается, будто я советую людям не думать о сцене... – А вы сами никогда не жалели, что пошли по этому пути?– Вы задали мне сейчас модный, очень распространенный у журналистов вопрос. Поэтому я отвечу так же, как отвечаю на него всегда: актерская профессия – страшная зараза. И если уж ты ее для себя выбрал, отступать некуда...