Дмитрий Астрахан: «Искусство – это сказка»
Известный режиссер считает, что он «неправильно устроен», и больше всего боится «растерять кураж»
Дмитрий Астрахан сейчас снимает романтический фильм под рабочим названием «Ночной таверный огонь». Сюжет абсолютно «астраханский»: пьяница-реставратор влюбляется в молоденькую «экскурсоводшу» и ради нее бросает пить. Помогают ему в этом ожившие картины «Граф Ричмонд», «Одиссей» и другие. На экраны картина выйдет в следующем году.– Дмитрий Хананович, сейчас «Астрахан» – это как олицетворение такого сказочно-мелодраматического кино. Кто-то даже заметил, что вы все время снимаете «рождественское кино». А ведь ваш кинодебют – мрачный «Изыди!..» – про еврейские погромы. – Да, тогда, в начале 1990-х, страна переживала страшное время, помните, общество «Память», в воздухе витало ощущение надвигающейся национальной войны. Поэтому тогда и появилась такая картина. – А сейчас предпочитаете сказку?– Ну почему сказку?.. Да, с одной стороны, «Все будет хорошо» – это сказка, а с другой – картина с абсолютно трагичным, на мой взгляд, финалом. «Зал ожидания» – грустная картина, в которой гибнет человек… А вообще все искусство – это сказка. Трагическая сказка, ужасная сказка, мелодраматическая сказка – все можно назвать сказкой. Ведь одно из значений слова «сказка» в словаре – «вымысел». Помните, «над вымыслом слезами обольюсь», говорил Пушкин. Опять же хочу примазаться к классику, который «чувства светлые лирой пробуждал». Я тоже хочу пробуждать светлые чувства. И это не значит, что должны быть только сплошь сантименты. Ведь фильм «Пролетая над гнездом кукушки» – светлый.– Какой же он светлый…– Конечно, светлый. Герой гибнет, но мы знаем, что он не опустился, что он сумел выстоять, из мелкого жулика поднялся до героя.– Герой «Кукушки» выступил против казарменного порядка, подавляющего свободу. Вы легко принимаете те правила игры, которые диктует наша жизнь?– Дело в том, что я работал при советской власти. Тогда формально все стоящее, то, что на самом деле хотелось бы поставить на сцене, было «нельзя». Когда я начинал в режиссуре (я тогда работал в Свердловске), я не мог ставить спектакли, в которых хоть чуть-чуть затрагивались политические вопросы. И естественно, я ставил то, что было вне времени, что было востребовано и тогда, и в перестройку, и сейчас. Всегда есть произведения, не зависящие от политической жизни, от социальных катаклизмов, в которых ты размышляешь о мире с точки зрения всем понятных ценностей: о любви, порядочности, достоинстве, гордости. Это всегда волнует людей. И вот что любопытно: если ты сумел своим спектаклем по-настоящему задеть зрителя, остаться в сердце – ты выиграл. И тебе уже многое прощается. В Свердловске я поставил спектакль «Красная шапочка». Его закрывали, такой был спектакль, все высматривали в нем разные ассоциации (что естественно, ведь этот фарс Евгений Шварц написал в 37-м году, и ни для кого не было секретом, что такое Волк, что такое Красная Шапочка). И начальство выдало резюме: «спектакль, конечно, показывать зрителю нельзя. Но режиссера – сохранить, мальчик талантливый». Спектакль меня заставили переделать, и он вышел несколько покореженный. Но вопрос об изгнании меня из профессии не встал. Власть меня приняла: «Ой, он чего-то такое поставил! Но это так было пронзительно, это было так смешно! Так трогательно…» – Еще, я слышала, в армии вы сделали спектакль, который был «принят» начальством благодаря женщинам. Это правда?– В общем, да, благодарная, а главное, бурная женская реакция, наверное, сыграла свою положительную роль. А так действительно нужно было поставить спектакль к очередной военной дате, и я выбрал пьесу Червинского «Счастье мое». Действие происходит после войны, по ряду обстоятельств девушка должна упросить матроса в его увольнении сделать ей ребенка. Принимать спектакль приехали члены военного совета с женами. В финале показа жена члена военного совета встала и начала аплодировать. Вслед за ней другие жены тоже стали аплодировать. Ну а за женами потянулись и офицеры. Так что мне удавалось ладить со всеми. Но при этом я не могу сказать, что я такой уж конформист. Я как раз склонен к тому, что постоянно приходится делать выбор, занимать какую-то позицию и отстаивать то, что ты делаешь. Делаешь свое кино, зачастую идя на конфликт, портишь с кем-то отношения ради того, чтобы отстоять свое видение, свое дело. – Ролан Быков как-то сказал, что главное в профессии – окружать себя правильными людьми. Даже если по-человечески они тебе неприятны. – Правильно. Вот ко мне пришел артист, про которого я знаю, что у него ужасный характер. Но если он лучше всех сыграет эту роль, конечно, я его возьму. – Но нервная система…– Кого это волнует? Моя профессиональная обязанность – договориться с ним, пусть и наступая на собственное горло. Важен результат. Попробуйте заменить в «Чапаеве» Бабочкина – и что будет? Или Збруева в «Ты у меня одна»? Я учился у Александра Музиля и у Георгия Товстоногова, и Товстоногов говорил: распределение ролей – 60 процентов успеха. Правильно распределил роли – имеешь шанс. Неправильно – что бы ты дальше ни делал, успеха не увидишь.– Вы с юности умели ладить с начальством. Ваши фильмы и спектакли – хиты. Вы производите впечатление очень успешного человека…– Подождите-подождите. Знаете, вообще вопрос об успешности или неуспешности – это такой болезненный, мне кажется, для всех нас вопрос, что я бы хотел на нем остановиться. Ведь что такое успешная жизнь? Роскошная квартира, супермашина, карьерный рост, как нам всем вдалбливают с экрана телевизора, в кино, во всех этих красивых журналах? А если этого нет, то ты по определению неудачник? Но разве это верно? И главное, ведь этому эталону, идеалу обложек гламурных изданий соответствуют единицы. И значит, все остальное многомиллионное население нашей страны – неудачники. Получается, мы все живем в стране неудачников. Иллюзии о прекрасной жизни хороши только в юности. Надо признать – к сожалению, жизнь, в принципе, устроена достаточно трагично. Большинство живет так, как оно сложилось, а не так, как оно мечталось, ведь верно? Чаще мы все недореализовались, каждый из нас – в чем-то своем.Почему никто не говорит, что в этой жизни достаточно быть просто хорошим, порядочным человеком, занимающимся своим делом? И получать от этого удовольствие, а не мучаться от зависти: «ах, у меня нет такой машины, как у такого-то, и квартира не так хороша, и жена – не супермодель…» Да, как-то так получилось, что у меня сложился такой образ человека, у которого все успешно. Помню, когда я работал в Ленинграде, вышла статья с названием «О, счастливчик». Мол, приехал, и тут же он и лауреат премии Ленинского комсомола, и в 33 года возглавляет Театр Комедии имени Акимова, снял дебют, который тут ж поехал на «Оскара». Все – супер. И главное, ведь так все и было, все правда. Но…– Неужели чувство неудовлетворенности?– Да, постоянно испытываешь разочарование, сомнения, какие-то потрясения, гложет ощущение, что что-то не получается. Наверное, и в самом деле вот это мучительное состояние естественно для всякого творческого человека. Художники – люди эмоциональные, нервные, неуравновешенные, взбалмошные. Что про меня говорить – вон, легенда мирового кино Акира Куросава, будучи уже лауреатом «Оскара», будучи на вершине славы, сделал себе харакири. Слава Богу, откачали. Но почему он это сделал?– А чего вы как творческий человек боитесь больше всего? – Растерять кураж. – Ну не знаю, пока вы снимаете один фильм за другим. Для вас режиссура – это уже образ жизни?– Ну, конечно же, это не работа «по часам». Опять же любой творческий человек живет тем, что он делает, и все мысли его крутятся только вокруг этого.– Неужели больше ничего не интересует?– Да как-то нет. Дети, конечно, радуют, семья – все это чудно. Но вот других серьезных интересов нет. И это большое счастье, что найдено то дело, которое может увлекать тебя круглосуточно. Работая в театре, я всерьез всегда удивлялся, как можно прерывать репетиции, уходить в отпуск отдыхать. А главное, я не мог понять, отчего артисты собрались отдыхать, от чего уж они так устали? Играли в спектаклях, да, но это же такое интересное дело! Я просто заболевал в эти перерывы, так они для меня были физически болезненны. Я понимаю, что неправильно устроен, что надо отдыхать, что паузы необходимы. Но что я могу поделать с собой, если мне все хочется, хочется и хочется ставить спектакли, снимать фильмы. Такая у меня потребность.