Леонид Менакер: «Я мог обхитрить комитет «госкинобезопасности»
Известный режиссер перестал снимать фильмы, но с кино не расcтался
Леонид Менакер – человек-история, кинорежиссер и сценарист, двоюродный брат Андрея Миронова. Его фильмы помнит и любит зритель, это – «Никколо Паганини», «Завещание профессора Доуэля», «Собачий пир». Сегодня Леонид Исаакович картины не снимает, но тем не менее из кино не ушел – занимается преподаванием режиссуры в Санкт-Петербургском университете кино и телевидения. Пишет сценарии и книги. После «Волшебного фонаря», в котором Менакер поведал о перипетиях своей кинематографической судьбы, в ближайшем будущем выходит новая книга – «Калейдоскоп», где автор передает ощущение времени, рассказывает трагичные и веселые случаи из жизни людей искусства.– Леонид Исаакович, почему вы сейчас не снимаете фильмы? – Я отошел от прямого участия в кинематографе, о чем не жалею. Прикоснувшись к каким-то финансовым вопросам, пришел к выводу, что у нас не рынок, и даже не базар, – у нас толкучка. Совершенно не желая вернуться в цензурное время, которым я был достаточно изранен за свою сорокалетнюю режиссерскую жизнь, я все-таки больше понимаю и принимаю, как снималось кино в советские времена. При этом наш комитет по кинематографии – я называл его комитетом по «госкинобезопасности» – был предсказуем. Было понятно, чего эти тети и дяди, вцепившиеся в ручки своих кресел, боятся и чего от людей искусства ждут. Я знал, как их обхитрить, объехать. Когда режиссер достигал определенного статуса, то он уже мог права качать, какую-то вольность допустить. Но постичь вкусы сегодняшних финансистов, продюсеров просто невозможно. Потому что и вкусов-то этих нет!– Когда же вы перестали снимать фильмы? Что подвело к этому решению?– Это была середина 90-х. Я был художественным руководителем одной из студий – «Диапазон», – входящих в Ассоциацию «Ленфильма». Более-менее коммерческие картины снимали: «Невеста из Парижа», «Действуй, Маня». Дима Месхиев снял очень интересную картину «Циники» по Мариенгофу. Но финансовая петля сжималась. И вот по студии стал носиться слух – появился какой-то продюсер, лицо кавказской национальности Сосо. Этот человек появился у меня в кабинете, сказал, что прочел сценарий, хочет финансировать фильм, спросил, есть ли у меня валютный банковский счет. Я сказал, что есть. И он, ничего не опасаясь, предложил перевести на мой счет 500 тысяч долларов: «200 обналичиваете, 300 – на картину из обналиченных, 150 мне, 50 берете себе». Я на него посмотрел абсолютно как мальчик, которому рассказывают про капусту, а он – на меня, как на идиота, и пояснил: «Вот у вас по сценарию автомобильная авария. Купите под это дело старый «мерседес» за 3 тысячи долларов, покрасьте его, подновите – разобьете его в картине, а потом оформите, что «мерседес» стоил 50 тысяч. В конце концов, посоветуйтесь с бухгалтером. Что вас, учить?»Я сказал, да, интересно, но… Этот господин меня перебил, сказав, что все это ерунда по сравнению с гораздо более серьезным предложением: «Вы слышали о чеченской мафии? Это очень серьезные люди, ценители искусства, между прочим. А фильм «Крестный отец» видели? Так вот, они любят этот фильм и любят ваш фильм «Паганини» – и они хотят, чтобы вы сделали о них такое кино – как «Крестный отец» и одновременно «Паганини». Денег у вас будет столько, что их не надо будет считать. Они вам расскажут много интересного – считайте, сценарий у вас уже в руках». Я говорю: «А кто это играть будет – Армен Джигарханян?» – «Нет, нам не надо ни армянина, ни грузина. Нужен чеченец». Тут я рассмеялся: «Я в разных ситуациях утверждал актерские пробы. Но под дулами автоматов этого еще не делал». Словом, предложение Сосо я отверг, и этот разговор меня окончательно убедил в том, что я не вписываюсь в современное кинопроизводство.– У вас не так много снято фильмов, всего 13 – не по той ли причине, что вы были неудобны? Не могу не поверить, что вы не страдали из-за глупости начальников в советские времена.– Конечно, если вспомнить… Да, разные директора «Ленфильма» сидели в креслах. Бывшего секретаря райкома товарища Блинова переправили на культуру! Его кабинет стали называть блиндаж – наверное, благодаря фамилии. Или вот такой деятель Провоторов, который заведовал прежде профсоюзами, – пугливый, нахохленный человек. Однажды выпил, развязался язык, и он сказал: «Я же вас всех боюсь, я не знаю, кто мне свинью подложит». Потом пришел момент, когда киностудию возглавил кинорежиссер Виталий Аксенов. Когда режиссер становится начальником, это очень опасно, если только это не личность без мелкого тщеславия, усиленного честолюбия. Я мог бы снять большее количество картин, но я не хотел кому-то услуживать, кого-то ублажать, для меня важно оставаться максимально честным при любом режиме. – Было такое, что какой-то ваш фильм висел на волоске? – Ну вот «Последняя дорога». Я задумал фильм о гибели Пушкина. Решил сделать его несколько необычным – фильм о Пушкине без Пушкина. То есть поэта должны были играть друзья, враги, окружение. А с приклеенными бакенбардами – нет, ни за что! Это было бы подобно тому, что я недавно видел – когда Сергей Безруков сыграл Пушкина. Это зрелище, возглавляемое госпожой Бондарчук, считаю, за гранью искусства. Аксенов чрезвычайно болезненно наблюдал за моими шагами. Как-то он отловил меня в коридоре и сообщил, что министр категорически против такой идеи, мол, если без Пушкина – зачем фильм? На мое счастье, пришел к рулю Госкино Армен Медведев – отличный мужик (сегодня президент Фонда Ролана Быкова, президент выборгского фестиваля «Окно в Европу». – Е. Д.). Я поехал к нему в Москву. Мы с ним разговорились, и этот умный, одаренный и независимый человек решил судьбу моего фильма – я его снял. Именно таким, каким задумал – о Пушкине без Пушкина.– Мне кажется, сегодня все гораздо проще пробить на экран, все-таки время изменилось очень сильно – поднимаются прежде закрытые темы: развенчание вождей, война не с парадной стороны.– Но при этом надо все равно вписываться в некий шаблон. Вот я сейчас написал сценарий «Служу Советскому Союзу». И пока не было ни одного человека, который бы, прочтя сценарий, отозвался о нем хладнокровно. Дмитрий Светозаров сказал о том, что он, отвыкший от хорошей литературной пищи, хлебая в последнее время «жидкую баланду», наконец возрадовался – в моем сценарии он наслаждался характерами, диалогами, образами. В этом как раз заключается сложность реализации – если бы сценарий был банальнее, ординарнее – он бы легче проходил.– А название как из прежних времен, однако…– «Служу Советскому Союзу» – горькое название. Действие происходит в 1941 году – в концлагере. В основе – подлинная история, которую мне когда-то рассказал сценарист и драматург Алексей Каплер. Прообраз главного героя – Михаил Кольцов, главный редактор газеты «Правда», ряда журналов и вообще журналист номер один в СССР. Я знал, что Кольцов был расстрелян в 38-м году. Каплер мне сказал: «Приговор был расстрельный, но его не привели в исполнение». Думаю, арест был связан с доставкой испанского золотого запаса в 38-м году. Сталин не бесплатно помогал республиканской Испании самолетами и вооружением. А Кольцов координировал процесс. В 41-м году Кольцов находился в лагере на Кольском полуострове. Заключенные даже не знали, что началась война. В августе немцы сбросили десант – у них была информация, что тут большой лагерь. Надо было укрепиться на берегу залива, создать базу и контролировать полуостров. Лагерное руководство просто сбежало, оставив заключенных. Немцы были уверены, что лагерь будет на их стороне – потому что там жертвы сталинского режима. И вот главный герой, по сценарию он Донцов, организовывает сопротивление. Потом докладывает в Мурманское НКВД: «У аппарата бывший бригадный комиссар Донцов… Служу Советскому Союзу!» Ночью прибывают энкавэдэшные войска и всех уничтожают. – Какая страшная история. Этим фильмом можно потрясти общественное сознание!– Думаю, у нас такое общественное сознание, которое почти ничем не потрясешь. Но пытаться надо. Во всяком случае, когда я прочитал сценарий своим студентам, а для них что Отечественная война 1812 года, что 1941-го, что Сталин, что Тамерлан, они содрогнулись. Мы же все время с этим сталкиваемся – с коллективной безответственностью за содеянное. Я в свое время много бывал в Германии, и с огромным уважением отношусь к национальному покаянию, которое произошло в этой стране. Даже молодое поколение несет бремя ответственности за все, что было сделано. А мы это миновали. У нас своего Нюрнбергского процесса в России не произошло. Мой студент-сириец спросил: «Почему вы не любите Советский Союз»? Я ему ответил: «Я сам из Советского Союза. Но любовь к начальству и любовь к Родине – это разные вещи». – Но вы хотя бы удовлетворены своим новым амплуа – преподавателя режиссуры? Студенты вас чем-то радуют?– И да, и нет. У меня сейчас третья по счету мастерская, и каждая из них особая порода – две выдали кинематографу нескольких талантливых ребят. А сейчас преддипломный курс – и это уже другая молодежь. Изменения, к сожалению, не всегда в лучшую сторону. Сегодняшнее поколение, как мне кажется, очень боится быть внятным, предсказуемым. Но, во всяком случае, я гарантирую, что мои ребята понимают, что такое исходное событие – экран еще не зажегся, а событие, которое дает толчок всему дальнейшему действию, уже произошло. И безграмотного кино они не снимут.